Милая Роуз Голд - Стефани Вробель

В тот день, когда папа появился в «Мире гаджетов», он вел себя так, будто действительно хотел наладить со мной отношения. А теперь, спустя полтора года, он готов снова сдаться? Кто вообще так поступает? Наверное, никто не говорил моему отцу, что родительская любовь должна быть безусловной. Я не так много просила. Я хотела лишь, чтобы меня приняли в семью.

Поэтому я поступила так, как сделала бы на моем месте любая хорошая дочь и сестра: я стала следить за семьей в соцсетях. Узнав, что у Анны футбольный матч, я села в фургон и пять часов ехала на север, чтобы поболеть за нее. Я, правда, все еще не набралась смелости выйти из машины. Впрочем, с парковки открывался неплохой вид на поле. Счет был ноль – ноль. Не самый захватывающий матч, но мне все равно было интересно. Меня восхищала легкость, с которой эти семилетние дети носились по полю. Их тела переполняла энергия, их ноги были крепкими и послушными. Эти дети бегали и катались по траве, они не лежали на больничной койке под капельницей. Они сами не знали, насколько им повезло, и потому воспринимали свою удачу как данность.

Раздался свисток, и матч закончился. Команды выстроились в две параллельные шеренги, чтобы поблагодарить друг друга за игру. Я потянулась, потом открыла дверь фургона и выпрыгнула на бетонное покрытие парковки. Мои внутренности словно связались в тугой узел, но, увидев, как Анна дает пять девчонкам из второй команды, я невольно расслабилась. Я любила свою сестренку и скучала по ней все эти месяцы. Мне хотелось поскорее почувствовать, как меня обнимают ее маленькие ручки. Когда меня в последний раз обнимали? Когда ко мне в последний раз прикасался другой человек?

Я пошла прямиком к Анне, не обращая внимания на родителей, которые смотрели на меня с трибун, на судей, уходивших с поля, и на девочек из обеих команд. Когда Анна увидела меня, ее глаза загорелись.

– Роуз! – закричала она и кинулась ко мне. За мячом во время матча она с такой скоростью не бегала.

Когда мы обе добежали до середины поля, ее маленькое тельце буквально впечаталось в меня. Я подхватила ее и закружила. Анна смеялась и визжала от восторга. Я кружила ее все быстрее и быстрее. Мне хотелось сделать для нее что-то хорошее, как сделал для меня Фил. Я хотела воздать добром за добро.

– Меня сейчас укачает! – пожаловалась Анна, но смеяться не перестала, поэтому я продолжила кружить ее. Именно так я представляла себе эту встречу с сестренкой. – Смотри, у меня новые сережки!

Я перестала кружиться и поставила Анну на землю. Мы обе пошатывались, и пришлось подождать, пока головокружение пройдет. Потом я с восхищением как следует рассмотрела гвоз́ дики с Минни Маус. Мне хотелось прилечь на траву и остановить время.

– Роуз, ты что здесь делаешь? – сказал голос у меня за спиной. Ким.

– Она пришла посмотреть мою игру, – ответила Анна.

Я перевела взгляд с сестры на ее мать. Иногда было трудно поверить в то, что они родственники. Я постаралась перенять беззаботный тон Анны.

– Я по вам соскучилась.

Ким положила руку на плечо Анны и притянула ее к себе.

– Иди к своей команде, милая, – велела она, показывая на девочек, которые собрались в кружок возле папы и слушали его разбор матча. Анна побежала к ним.

Ким проводила дочь взглядом и повернулась ко мне.

– Тебе не следовало приезжать, – сказала она. – Билли же сказал, что ему нужен перерыв.

Я нахмурилась, не зная, что ответить. Ким скрестила руки на груди.

– Я бы предпочла обсудить это лично с отцом, – наконец сказала я. Мне нужно было как-то прорваться к нему.

– Билли занят, – сказала Ким. – Да и что тут обсуждать?

Я никогда не ругалась ни на кого матом. Может, начать с Ким? Она идеальный кандидат. Я все же прикусила язык, увидев, как Анна с другими девочками кладут руки одну поверх другой и кричат «Команда!» на счет три. Ким проследила за моим взглядом и сделала несколько шагов, пытаясь заслонить от меня папу и девочек.

В этот момент Анна дернула отца за рукав и показала ручкой в мою сторону. Папа посмотрел в указанном направлении и прищурился. Узнав меня, он отправил Анну к девочкам и трусцой побежал к нам с Ким, держа в руках планшет и рюкзак.

Когда запыхавшийся папа оказался возле нас, я заключила его в объятия.

– Папа! – произнесла я.

Он сдержанно обнял меня в ответ. Я постаралась не думать о том, что они с Ким сейчас, должно быть, обмениваются у меня за спиной многозначительными взглядами или говорят друг другу что-то одними губами.

Папа высвободился из моих объятий.

– Что ты здесь делаешь? Мы же это обсуждали.

Я улыбнулась, несмотря на то что внутри у меня все сжалось.

– Я не трогала тебя четыре месяца. Долго еще продлится этот перерыв?

Я попыталась сказать это шутливым тоном, но в вопросе сквозило отчаяние. И, что еще хуже, никто мне не ответил. Папа нахмурился и покраснел. Ким, кажется, готова была взорваться. Ее скрещенные на груди руки напоминали мне крендель.

Секунды тянулись, как часы. Я молилась о том, чтобы хоть кто-нибудь заговорил. Мне казалось, что даже голос Ким был бы приятнее этого молчания.

Зря я так думала.

– Билли, – не выдержала Ким, – если ты не скажешь, то это сделаю я.

Папа повернулся к жене.

– Ким, – сказал он пугающе тихим голосом, – подожди в машине.

Та надулась, но все же ушла.

Папа уставился на меня равнодушным взглядом.

– Мы знаем, Роуз.

– Что знаете? – спросила я. Сердце начало тяжело колотиться.

– Не строй из себя дурочку, – прямо ответил папа. – Я знаю, что ты солгала.

Я старалась ничем не выдать своего волнения.

– Насчет чего?

Родители начали забирать спортсменок. Отцы обнимали дочек и поздравляли их с достойным завершением матча. Мамы собирали остатки еды в сумки-холодильники. Дети болтали и потягивали сок. Всем им нужно было пройти мимо нас, чтобы попасть на парковку.

– Насчет рака, – прошипел папа, стараясь не повышать голос, потому что вокруг были родители других девочек. Я никогда не видела отца таким злым. – Ты соврала про рак! Зачем ты это сделала?

Я покраснела. Нужно было изобразить такую же сильную ярость, чтобы папа мне поверил.

– Что, прости?!

Проходившие мимо родители заинтересованно поглядывали на нас. Вряд ли они когда-нибудь слышали, как Билли Гиллеспи повышает голос.

– Я позвонил доктору Стэнтону, – сказал папа.

Черт.

– Он терапевт, а не онколог, – продолжил отец. Его руки затряслись от гнева. – Ты хоть представляешь, как унизительно это было?

Я боялась того, что это случится. И поступила так, как поступила бы моя мать: стала все отрицать.