Бомбы сброшены! - Гай Пенроуз Гибсон

* * *

Мы живем в казармах в нескольких километрах от аэродрома на окраине Варпалоты. На следующий день в перерывах между вылетами я валялся на кровати, чтобы хоть немного отдохнуть. Внезапно я слышу рев авиамоторов — это явно не немецкие самолеты. В открытое окно я вижу группу русских бомбардировщиков «Бостон», идущих на высоте 350 метров. Даже со здоровыми ногами я бы не бросился на пол быстрее. Тяжелая бомба взрывается в 15 метрах от окна и на куски разносит автомобиль BMW, дожидавшийся меня. В этот момент в комнату входит Дальманн, чтобы предупредить меня о налете, и внезапно он обнаруживает, что ему на шею надета оконная рама. Он отделывается шоком, не получив ни единой царапины. Но с этого момента Дальманн ходит, волоча ноги, сгорбившись, а его сморщенное личико удивительно напоминает маленького старичка. Мы весело смеемся, когда видим этого юнца в новой роли.

В настоящее время, благодаря нашей поддержке с воздуха, в районе озера Балатон наступает небольшое затишье. Однако на востоке Советы обошли Будапешт и вышли к реке Гран севернее Дуная. Южнее Будапешта они пытаются вырваться со своих плацдармов, взаимодействуя с войсками, наступающими с юга, и переходят в общее наступление. Их авангарды уже достигли восточных склонов гор Вертеш севернее Штульвейссенбурга. В результате Будапешт оказался в кольце окружения. Мы совершаем вылеты в этот район и даже еще дальше на восток. Мы пытаемся перерезать их коммуникации в глубоком тылу в районе Хадвана, где уже ходят советские грузовые поезда. События несутся галопом, и мы поневоле становимся специалистами на все руки. Ведь нам приходится действовать в качестве пикирующих бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей и даже разведчиков.

Наступление с целью деблокады Будапешта было в полном разгаре. Теперь мы размещаемся в Кемемеде в районе Папа. Летный состав только что прибыл с аэродрома Варлапота, и прежде чем мы начали устраиваться, Фридолин неожиданно спрашивает:

«Ребята, а вы помните, что до Рождества осталось всего два дня?»

Календарь бесстрастно подтверждает, что он совершенно прав. Взлет — боевой вылет — посадка — взлет — боевой вылет — посадка… И так день за днем, год за годом, в жару и в холод, летом и зимой, в обычные дни и в выходные. Нас полностью затянула эта дьявольская карусель. Наша жизнь свелась к нескольким простейшим фразам и понятиям, намертво вколоченным в головы. Ни на что более сложное мы уже не способны, особенно сейчас, когда война превратилась в борьбу за выживание. Один день сменяет другой, но все они похожи, как стертые монеты. «Вылет!» «Куда?» «Против кого?» «Метео». «Зенитки». Эти слова и мысли в равной степени одолевают и самого молодого из пилотов, и командира эскадры. Неужели это будет тянуться вечно?

Итак, послезавтра — Рождество. Фридолин вместе с одним из офицеров штаба эскадры отправляется в штаб авиакорпуса, чтобы забрать нашу рождественскую почту. Поздравления «Бродячему цирку Иммельмана» поступают почти из всех частей нашей группы армий. Последний вылет в рождественский вечер завершается в 17.00. Городок украшают рождественские елки и гирлянды, он выглядит веселым и праздничным. Почти как дома в детстве… Так как найти большой зал не удалось, каждая эскадрилья празднует Рождество самостоятельно, в самой большой комнате своего штаба. Я обхожу всех по очереди. Каждое подразделение празднует по-своему, сказываюется личность и вкусы командира, но веселье царит повсюду. Большую часть рождественского вечера я провожу вместе с офицерами штаба эскадры. Наша комната тоже богато украшена ветками омелы и падуба, мерцает множество свечей. Две большие ели и стол перед ними, засыпанный подарками, присланными фронтовикам, заставляют вспомнить детские годы. В глазах моих солдат явственно отражаются тоскливые мечты, мысленно все они дома, с женами и детьми, в прошлом и будущем. И как-то не сразу доходит, что среди зелени виден флаг Рейха, символ войны. Он возвращает нас к реальности: мы празднуем Рождество на фронте. Мы поем «Stille Nacht, Heilige Nacht» и другие рождественские песни. Грубые солдатские голоса сплетаются в мягкий мирный хор. И в наших сердцах происходит чудесная перемена: мысли о бомбах и целях, патронах и зенитках, о смерти смягчаются невероятным ощущением покоя, безмятежности и мира. И мы снова можем думать о прекрасных и возвышенных вещах с такой же легкостью, как о золоченых орешках, пунше и конфетах. Смолкает последний звук любимых немецких рождественских хоралов. Я говорю несколько слов о нашем Рождестве, мне очень хочется, чтобы сегодня мои люди видели во мне не командира, а своего товарища. Счастливые, мы сидим вместе час или два. А затем рождественский вечер кончается.

* * *

Святой Петр оказался к нам добр и в первый день праздников подарил густой туман. Из телефонных разговоров под Рождество я узнал, что иван перешел в наступление, и срочно нужна помощь наших пикировщиков. Однако полеты в такую погоду были абсолютна невозможны. На следующее утро я со своими людьми устроил небольшой хоккейный матч. На сей раз мне пришлось стоять в воротах, натянув меховые сапоги, так как спустя 5 недель после ранения я могу лишь кое-как ковылять. О том, чтобы стать на коньки, не может быть и речи. После обеда хозяева дома, в котором мы живем, приглашают меня и еще нескольких офицеров поохотиться. Я мало что знаю об облавной охоте на земле. Наша компания имеет более чем достаточно ружей, но вот загонщиков явно не хватает. Зайцы прекрасно поняли, что сегодня все шансы на их стороне, и, оказавшись в «котле», молниеносно проскакивают сквозь широкие разрывы в «кольце окружения». Глубокий рыхлый снег вообще не позволяет нам передвигаться сколько-нибудь быстро. Мой шофер, обер-ефрейтор Бёме, стоит рядом со мной. Совершенно неожиданно я замечаю великолепного зайца, который выскакивает из укрытия и мчится в нашу сторону. Меня охватывает охотничий азарт, я вскидываю ружье и веду стволом вслед за зайцем, медленно поворачиваясь. Потом я зажмуриваю левый глаз и — бах! — нажимаю курок. Падает чье-то тело, но вот незадача — не зайца, а несчастного Бёме. В запале я совершенно забыл о нем. Он успел вовремя сообразить, чем ему грозит мой слишком неверный прицел, и перед самым выстрелом бросился на землю. Дробь не зацепила ни его, ни зайца. Потом я испугался гораздо сильнее, чем обе мои несостоявшиеся жертвы. Ведь мог получиться настоящий рождественский сюрприз. Я лишний раз убедился в справедливости старой пословицы пилотов-пикировщиков: «Если не тренироваться, ничего не получится».

На следующее утро погода заметно улучшается. Иван уже на ногах, и наш аэродром подвергается налету. В очередной раз они бомбят отменно скверно, это просто позор какой-то. Их атаки «с бреющего» на самом деле проводятся с высоты около 350 метров, и мы не несем практически никаких потерь. Весь второй день рождественских праздников мы проводим в воздухе, поддерживая наши войска на севере у реки Гран и на всем остальном Будапештском фронте. Мирные рождественские чары развеялись. Мы снова во власти жестокости и крови, тихие радости рождественского вечера бесследно канули в прошлом.

В воздухе и на земле идут яростные бои. На нашей стороне в бой брошены свежие подкрепления. Это танкисты, наши старые друзья по Восточному фронту, которые, как и мы, выступают в роли «пожарной команды» Верховного Командования. Мы вместе с ними должны пробить брешь в железном кольце, окружившем Будапешт. Тогда попавшие в ловушку дивизии смогут выйти из котла и соединиться с главными силами Группы армий «Юг». Вместе с танкистами мы сможем раскусить самый твердый орех. В течение нескольких лет я сражался практически на всех участках Восточного фронта и, полагаю, приобрел неплохие познания в области военной тактики. Военный опыт учит нас больше полагаться на практические знания, чем на параграфы учебников. Лишь богатый практический опыт позволяет точно определить, что возможно, а что нет, что хорошо и что плохо. Совершая вылеты каждый день, мы приучились запоминать каждую канаву, каждую складку местности на том участке фронта, где мы действуем. И потому мы никак не можем одобрить действия нашего командования, которое руководит наступлением на земле. Некоторые наши танковые части раздерганы на отдельные роты и батальоны. Моторизованная пехота вводится в бой отдельно от танков. Танки, которые всегда действовали вместе с мотопехотой, без нее чувствуют себя неуверенно. Зато пехота, которая должна поддержать удар танкистов, не имеет опыта взаимодействия с танками, что может привести к очень неприятным последствиям. Я не могу понять, почему отдаются подобные приказы. Более того, трудно даже вообразить менее походящую местность для наступления, чем тот участок, который был выбран. Многочисленные болота и другие естественные препятствия облегчают оборону, и в то же время рядом можно найти множество более удобных мест. С другой стороны, пехота вынуждена наступать по плоской, как стол, местности, которая идеальна для танков и губительна для нее. Зато противник сполна использует предоставленные ему преимущества, и нашей пехоте приходится сражаться против советских стальных монстров без поддержки своих танков. Зачем эти ненужные потери? Ведь это преступно. Кто отдал эти приказы? Вечером мы сидим вместе и обсуждаем эти вопросы.