Посмотри, наш сад погибает - Ульяна Черкасова

прямо у неё за спиной. Княгиня была чуть ниже. Свеча в её руках дрожала.

Под ними с покрытых мраком хоров разлилось светящееся море десятков и десятков свечей. Со всех сторон лилась молитва. И только прислушавшись, Белый узнал, что это было: они молились о покое рода Буривоев, основавшего этот город. Рода, что теперь сгинул навеки. Это было так завораживающе, что он невольно прислушался. И сжал сильнее нож в руке, чтобы оборвать оцепенение.

– Будет больно?

– Я постараюсь, чтобы не было, княгиня.

Она отвернулась, опустив взгляд на толпу вокруг сола. Пресветлый Отец со служками обошёл вокруг золотого солнечного круга, и по одному люди стали повторять его путь и подходить к Отцу, кланяться, шептать о своих грехах и просить о прощении.

– Девчонка, – хрипло проговорила княгиня Далибора и запнулась. Некоторое время она молчала, собираясь с мыслями, но когда заговорила, то уже о другом. – Да примет меня к себе Создатель, и проводят ко вратам небесного града Константин-каменолом и святая Лаодика.

Пальцами правой руки она коснулась лба, губ и груди.

Белый потушил свечу в своих руках.

– Плоть – земле, – прошептал он и приобнял княгиню со спины. Она дрожала, как овечка, которую вели на убой. – Душу – зиме.

Клинок вошёл легко. Далибора испустила лёгкий удивлённый вздох. И свеча выпала из её рук, потухла.

Медленно, бережно Белый опустил княгиню на пол.

С соседних хоров пели всё так же безмятежно, чистыми, звонкими голосами. От их чистоты подташнивало… Он пришёл по воле госпожи, он исполнил её волю.

И священные стены этого храма были навек запачканы. Сколько свечей ни сожгите, сколько молитв ни пропойте… Здесь, на княжеских хорах, царила тьма. И здесь будет всегда пахнуть кровью.

Пережив совсем недавно посмертки, на этот раз Белый принял их спокойнее.

Остриём ножа он прочертил на ближайшей стене, прямо на алом плаще Лаодики знак Когтя.

Белый спустился по каменным ступеням, вышел из храма и направился к Водяным воротам и к мосту через Вышню.

Никто его не остановил.

* * *

Калина

К закату небо затянули тучи, и издалека, с той стороны, где скрывалось северное море и проклятый город, что ждал Велгу, донеслись раскаты грома. Ветер переменился.

– Гроза приближается.

– Через реку не перейдёт, – по привычке сказала Велга, и гребцы покосились на неё с лёгкой насмешкой. – Так батюшка всегда говорил.

Батюшка и вправду любил это повторять, когда видел тучи с востока или юга. Вышня и Мутная точно невидимые границы не пропускали непогоду на правый берег.

– А мы и так на реке, – хмыкнул беззубый. – Вот и попадём в самую бурю. Нужно на берег.

– Точно, – подхватил его товарищ. – Да и темнеет уже. Скоро будет Зуево.

Велга не хотела расспрашивать этих грубых незнакомых людей, поэтому оглянулась на Змая. Он явно не впервые шёл по реке.

– Так называется волочок на берегу. Его хозяин принимает на постой.

– А почему… – она покраснела, смутившись под чужими взглядами.

– Зуево потому, – с пониманием улыбнулся чародей, – что любого, кто пытался напасть на волочок, потом преследовали голоса. Зудели в голове, спать не давали, с ума сводили. Хотя многие пытались там поразбойничать.

– Скренорцы пытались, – с отвращением выплюнул беззубый.

– Да ладно тебе, Белка, – возразил другой гребец с обгоревшим лицом. Ещё утром он был бледнее остальных, верно, по какой-то причине не работал до этого дня. За день его лицо жутко покраснело. – Не только скренорцы пытались поживиться. И наших хватило.

– В любом случае, – добавил Змай, – ни у кого это не получилось. Хозяин Зуева утверждает, что его берегут предки.

– Пращуры его берегут, – поправил беззубый.

– А в чём разница? – спросила Велга. – Это же одно и то же.

Мельця повела чёрной бровью и неопределённо пожала плечами. Она точно знала ответ, но предпочла притвориться, что нет. Остальные уже не слушали. Ладья повернула левее, и гребцы налегли на вёсла.

Берег за бортом казался всё мрачнее и недружелюбнее. Тёмные пышные кроны дубов возвышались высоко, кажется, пытаясь дотянуться до неба, а над ними уже громоздились грозовые тучи. И чуть дальше, там, где деревья редели, поднимался к небу дымок и темнел частокол волочка.

И там, вверху, что-то ударило, затрещало, и над рекой прокатился грохот. Щенок испуганно запищал, и Велга слегка встряхнула его:

– Замолчи.

– Осторожнее, – строго сказала Мельця. – Он маленький. Ему страшно.

– Он собака, – фыркнула Велга.

– Он щенок, – с нажимом произнесла чародейка.

Спорить с ней не хотелось. Спорить с ней могло оказаться слишком опасно. И Велга покорно опустила веки. Зачем она взяла щенка с собой? Стоило бросить его в саду, Матеуш смог бы о нём позаботиться.

Из-за рощи выглянул высокий холм. На вершине раскачивались тонкие берёзы. Небо над ними стало смурным, чёрно-сизым.

Ладья причалила, и все сорвались со своих мест. Все, кроме Велги, двигались уверенно, работали слаженно.

Мельця не стала дожидаться, пока ладью вытащат на берег, разулась, подтянула подол, бесстыдно оголяя ноги, и прыгнула в воду. Было неглубоко, но подол всё равно намок. Это было безумно и безрассудно. И так непристойно. Не зря говорили, что все ведьмы – падшие женщины. Никогда бы никто, кроме мужа Велги, не увидел её ног. Если только…

– Мишка на тебе, – обернувшись через плечо, крикнула ей чародейка.

Тёмные пряди выбились из косы. Вишнёвые глаза страстно блестели. Чародейка быстро пошла к берегу, и Велга осталась одна.

Ладья раскачивалась. Пальцы вцепились в борт так сильно, что побелели. Велга даже дышать перестала. Внизу, у её ног, раздался удар и жалобный писк. Мишка откатился в сторону и врезался в сундук.

Велга обернула его краешком своего шерстяного плаща и прижала к груди, как младенца. Он был совсем крохотный, меньше кошки. Когда Кастусь был такой же никчёмный, он постоянно плакал, раздражал ещё сильнее, чем сейчас. Щенок хотя бы выглядел милее. Крохотный носик, чёрные глазки и пухлые, пушистые лапки, которыми он беспомощно дрыгал, пытаясь выбраться из кокона плаща.

– Потерпи, – попросила Велга, сама не понимая, откуда вдруг взялся этот ласковый тон.

Верно, заразилась от Мельци. Щенок злил её почти так же, как маленькие дети, но всё же чародейка была права.

Когда плакал Кастусь, Велге обычно хотелось ударить его по губам…

Как часто она была с ним неоправданно жестока? Как часто оскорбляла, ругала, ябедничала на него маме? И как давно целовала в последний раз? Она не могла вспомнить. И как теперь хотелось обнять его и целовать, целовать. Совсем скоро она так и сделает.

Ладью потянули вперёд, и Велга качнулась назад, едва не перевалилась через сундук, успела