Твердь небесная - Юрий Рябинин

В 1854 году Шарль оказался в Крыму, в славной армии маршала Сент-Арно. Могло бы показаться, что ему, избалованному уже парижскою жизнью, службой при высочайшей особе, парадами и балами, военные тягости окажутся непосильным испытанием. Ничего подобного. Шарль и на войне нашел себя столь же скоро, как и в парадно-караульной службе при дворе. Он отличился в первом же деле – в битве при Альме.

А за Инкерманское сражение он был представлен к «Почетному легиону».

В том сражении русские, имея численное превосходство, решились под покровом тумана атаковать английские позиции, разрезать союзную армию и сбросить ее в итоге в море. Очень тихо, густыми сомкнутыми рядами они подошли к расположению англичан. Столкновение было ужасно. На тесном пространстве, лицом к лицу, противники дрались штыками и прикладами. В ход шли даже камни, находившиеся здесь во множестве. Мало кто способен выдержать русскую отчаянную штыковую атаку. Турки бежали бы сразу. Но англичане выстояли. Они удержали позиции до подхода союзников. В самый критический для них момент несколько французских батальонов неожиданно атаковали русских с фланга и принудили их отступить, причем потери последних были значительными. Один из этих батальонов и возглавлял Шарль Годар. Благодаря их стремительной атаке было спасено сражение. А в конечном счете и вся кампания. Генерал Канробер, принявший после смерти маршала Сент-Арно командование армией, немедленно отправил в Париж реляцию, где, в числе первых героев Инкерманского дела, указывался и капитан Шарль Анри Годар.

Отменно превосходные успехи Шарля на войне были омрачены лишь одною случайностью – при несчастном для союзников первом штурме Малахова кургана он получил ранение, и из Крыма ему пришлось вскоре эвакуироваться. Конечно, быть раненным в бою это тоже подвиг. Но вступать с победоносными полками в поверженный Севастополь, эту новую Трою,как тогда говорили, было несоизмеримо большею славой, нежели лежать на одре, хотя бы и окруженному маршальскими почестями. Так рассуждал Шарль, маясь в варнинском госпитале.

Но все хорошо, что хорошо кончается. Шарль поправился и выехал в Париж. Явившись на другой день по приезду к своему начальнику, он был поздравлен подполковником и офицером свиты Его Императорского Величества одновременно. Через несколько дней сам император повесил ему на грудь «Почетный легион». Шарлю шел двадцать пятый год. Ровно столько же, сколько и тулонскому герою.

Устроена ли была его жизнь? Всякий, наверное бы, сказал: да, вполне, – чего еще может пожелать молодой человек, помимо таких успехов? Разве достойной партии?

В высоких парижских кругах мало кто не подумал об этом. Ведь Шарль теперь был одним из самых завидных женихов. Его ждало, как казалось, великое будущее. Правда, все знали, что состояние Шарля исчисляется лишь карманными наполеондорами. Но восхитительные перспективы, без сомнения ожидающие его, позволяли особенного значения этому не придавать. Шарля стали нарасхват приглашать во всякие знатные дома. В этот период он перезнакомился с таким числом юных баронесс и виконтесс, что достало бы переженить всю императорскую гвардию.

Но не вышло ему теперь жениться. Не успел он как следует освоиться на этом параде прелестниц, как труба вновь позвала его в поход.

Самый миролюбивый в целом свете государь вынужден был вновь посылать лучших сыновей Франции на смерть. Интересы любезного отечества этого потребовали. Но уж эта-то война будет последнею. Правда, и предыдущая тоже была последнею. И, казалось, что недруги Франции, где бы они ни были, навеки присмирели. Ан нет – одни присмирели, но другие, немногие оставшиеся, еще хотят испытать силу французского оружия. А коли так, то пусть и эти узнают, что французский порох всегда сух.

Вместе со своими новыми верными союзниками – англичанами – первый француз предпринял военную экспедицию в далекий Китай. Для чего туда был снаряжен целый армейский корпус.

Шарль вполне мог бы избежать участвовать в этой кампании. Собственно, его никто и не неволил туда ехать. Но Шарль рассуждал следующим образом: он подумал, что если ему не проявить теперь служебного рвения и по первому же мановению обожаемого монарха не устремиться выполнять его волю в Китай ли, в другие ли дальние страны, то это будет выглядеть как неблагодарность с его стороны за все те милости, которых он удостоился. И карьера, столь старательно им устраиваемая, оказалась бы под серьезною угрозой. Шарль быстро сориентировался в положении дел и написал рапорт с просьбой разрешить ему принять участие в экспедиции в Китае.

Его подвижничество было оценено и вознаграждено сразу же. Вероятно, не без указания благоволившего ему императора, Шарля назначили на высокую и вместе с тем вполне безответственную должность офицера штаба корпуса. Это была одна из тех военных синекур, что позволяет безо всякого риска получать чины и награды наравне с непосредственными участниками боевых действий. А зачастую и преяеде них.

Все бы, наверное, так и получилось. И быть бы ему полковником, а то и генералом. Но где-то в конце войны, когда он уже наперед наслаясдался оясидающими его в Париже лаврами, с ним вышла поистине достойная приключенческого романа история. В результате чего счастливо складывающаяся карьера его решительно рухнула.

Осенью 1860 года союзники подступали к Пекину. Но мандарины сдаваться так просто не собирались. Они готовились к решительному сражению. Или, вернее сказать, к обычному своему неожиданному, по-восточному коварному набегу на союзнические войска. Для координации сил союзников, в связи с вероятным ударом неприятеля, начальник штаба французского корпуса направил во все колонны полномочных офицеров с соответствующими предписаниями. В одну из колонн был послан и Шарль. Такого рода поручения ему приходилось исполнять совсем не редко.

Вместе с ним, но по своим надобностям, туда же выехала и целая группа офицеров – англичан и французов, – числом человек за тридцать.

Был среди них один офицер французской армии, принятый в службу, как ни странно, уже в Китае. Удивительна была его судьба. Родился он в русской Польше. Когда разразилось знаменитое венгерское восстание, он пробрался в Венгрию и примкнул к повстанцам, полагая, что этим послужит и делу скорого освобождения собственного народа. Но венгерские события, как известно, в Польше тогда поддержки не получили. Жестоко подавив при помощи русских войск восстание, австрийцы выдали некоторых участников – подданных России – царскому правительству. И поляк этот, вместе с прочими, пошел в каторгу, в Сибирь. Там он несколько лет кряду, в железах, отработал на рудниках. Но едва подошел срок умерить ему наказание и его расковали, он тотчас бежал из каторги. Таясь, как ночная зверушка, избегая встречи с кем бы то ни было, он пробирался на юг. Наконец, ему удалось перейти границу. Но и в Китае было небезопаснее путешествовать. Он знал, что китайцы очень симпатизируют России, и, попадись им беглый русский каторжник, они, скорее всего, схватят его и выдадут. Так он и шел, пугаясь всякого куста и немедленно хоронясь, едва доносилась человеческая речь. Целью его было выйти к какому-нибудь порту и разыскать там английский или французский корабль. Но, пробираясь к морю, однажды он, к полнейшему своему изумлению, наткнулся на… французский пехотный батальон. И путешествие его на этом окончилось. Но не окончилось везение, будто бы чудесно дарованное ему свыше в награду за перенесенные непомерные страдания. В батальоне в это время находился офицер из штаба корпуса подполковник Шарль Годар. Он лично допросил несчастного поляка и очень сочувственно отнесся к его приключениям. Шарль решил позаботиться о нем. Он забрал его с собою в штаб и добился, чтобы поляк был принят во французскую службу. Беглец сам просил оказать ему такое одолжение. Не зная как иначе отблагодарить спасителей, он придумал предоставить в их распоряжение самую жизнь свою. И его зачислили в один из батальонов. Служил он безупречно. В делах за спины товарищей никогда не прятался. А однажды в стычке с татарами он, презрев смертельную опасность, выручил своего ротного командира, едва не взятого в плен неприятелем. За подвиг этот его представили к награде. Но покровительствующий ему Шарль вместо ордена исхлопотал для него младший офицерский чин. Он объяснил это поляку тем, что быть офицером, и особенно на войне, во всех отношениях предпочтительнее, нежели иметь орден, но оставаться рядовым. Поляк вполне доверял своему покровителю. И вскоре вчерашний каторжный заблестел эполетами подпоручика французской армии.