Тайны великой пустыни. Миражи Такла-Макан - Наиль Ахметшин

В августе 1899 года Н. Ф. Петровский, проживавшие в Кашгаре русские, а также конвой казаков встречали его на подъезде к городу. С. Гедин направлялся тогда в район озера Лобнор и был озабочен проблемами завершающего этапа подготовки к длительному переходу. В очередной раз «благодаря опытности и всесильному влиянию генерального консула… и его чрезвычайной любезности, все устроилось как нельзя лучше». С разрешения туркестанского генерал-губернатора для сопровождения главного каравана из консульского конвоя были выделены казаки Сыркин и Чернов, оказавшие в дальнейшем неоценимую помощь экспедиции.

После свержения царизма и Октябрьской революции 1917 года в России ситуация вокруг Синьцзяна оставалась достаточно сложной. В условиях революционного подъема в Средней Азии и заметной напряженности в отношениях между неханьским населением и китайскими властями в соседнем регионе ряд руководителей партии большевиков и военачальники Красной Армии ратовали за активизацию действий в восточном и южном направлениях. По их мнению, Синьцзян мог сыграть важную роль в расширении борьбы угнетенных народов Центральной и Южной Азии против английских колонизаторов.

В августе 1919 года Л. Троцкий выступил за организацию военного похода в Индию и Афганистан, чтобы инициировать «пожар мировой революции». Как бы развивая данную тему, в 1921 году российские дипломаты, направившие из Кашгара отчет ташкентскому представительству Народного комиссариата иностранных дел (НКИД), подчеркивали, что «упорное стремление в Индию обусловлено общеизвестными задачами… Кашгария в настоящий момент служит для английского капитала заслоном против красного поветрия в Северо-Западной Индии, а для нас воротами в нее». Далеко идущие планы не были реализованы, поскольку в конечном счете возобладала точка зрения здравомыслящих политиков.

Так, члены политбюро ЦК РКП(б) на своем заседании 4 июня 1921 года рассмотрели «предложение Я. Э. Рудзутака об образовании республик Кашгарской и Джунгарской». Оно возникло в связи с тем, что в ходе операции частей Красной Армии по разгрому остатков колчаковских войск, отступивших на территорию Синьцзяна, местные революционно настроенные силы, «стремившиеся сбросить гнет милитаристов, выдвинули идею создания отдельных Кашгарской и Джунгарской республик». Против указанного предложения решительно высказался нарком Г. В. Чичерин, поддержанный В. И. Лениным. Вопрос тогда был закрыт, но сторонники «экспорта революции» в многонациональную провинцию уступать не собирались.

Особое упорство здесь проявили отдельные представители Коминтерна. Они способствовали организации в сентябре 1922 года 1-го съезда уйгурских коммунистов Семиречья и 2-го областного съезда революционных союзов «Уйгур», состоявшихся в Алма-Ате. Участники акций избрали и направили общую делегацию на 4-й конгресс Коминтерна. Предпринимались попытки через лиц, прибывших из Синьцзяна в советские учебные заведения, установить более тесные связи с регионом, создать там подпольные структуры с последующим преобразованием их в революционную партию. На 1923 год было запланировано проведение «съезда революционеров Синьцзянской провинции Китая», но от затеи пришлось отказаться.

О взвешенности и четкости позиции НКИД свидетельствуют материалы дипломатической миссии, которая вела переговоры с главой администрации Кашгара. Согласно представленному докладу, восстание «вызвать легко», имея в виду «особенно исламистов», однако «насколько легко вызвать взрыв, настолько же трудно будет направить социально-политическую стихию в соответствующее русло»; «население Кашгарии отличается феноменальной темнотой… и ненавистью ко всему, что связано с «кяфирами» (неверными. — Н. А.); «не нужно быть пророком, дабы предсказать, что национально-революционный удар пан-тюркистов обрушится не только на китайцев, но и на нас».

НКИД, естественно, действовал строго в соответствии с указаниями руководства компартии. В этой связи заслуживает внимание пункт соответствующего постановления политбюро ЦКВКП(б) от 17 февраля 1927 года, который гласил: «Считать совершенно вредными недопустимым какую-либо деятельность или агитацию в направлении отторжения от Китая Синьцзяна или части этой провинции». Избранный курс на поддержание стабильных и взаимовыгодных связей с регионом позволил СССР гибко реагировать на бурные изменения, происходившие в конце 20-х — начале 30-х годов прошлого века как в Синьцзяне, так и в Китае в целом.

Переворот 12 апреля 1927 года, осуществленный Чан Кайши, и сформирование в Нанкине правительства под его руководством, оказали непосредственное воздействие на советско-китайские отношения. От гоминьдановских лидеров на различных уровнях поступили указания о свертывании и ликвидации всех форм сотрудничества между двумя странами. Столь резкие метаморфозы не могли не сказаться и на внешних связях Синьцзяна, но местные власти не торопились выполнять сомнительные директивы из центра.

Генеральный консул СССР в Синьцзяне Гавро информировал Москву: губернатор провинции Ян Цзэнсинь в частной беседе заявил, что никакие приказы, идущие вразрез с интересами региона, он выполнять не будет и намеревается «укрепить еще больше нашу дружбу». С его слов «ни о каких разрывах наших отношений речи не может быть. Синьцзян настолько связан тесно экономически и географически с Советским Союзом, что надо быть очень недалеким для того, чтобы самому окружить себя неприятелями вместо друзей. Если этого не понимают гоминьдановцы и наши враги-англичане, которых я считаю инициаторами данного дела, то мне, во всяком случае, это понятно».

Такого рода высказывания подтверждались конкретными делами. Одновременно следует подчеркнуть, что личные качества Ян Цзэсиня вызывали неоднозначные оценки у современников. Многие представители интеллигенции отзывались о нем весьма негативно. Рассказывали о его самодурстве и страсти к политизированным петушиным боям, о совершаемых по приказу губернатора злодейских убийствах и жестоких пытках, а Н. К. Рерих, например, считал, что методы его управления «не должны быть забыты в курьезах истории».

7 июля 1928 года в результате обострившейся междоусобной борьбы Ян Цзэнсинь был убит. Сменивший его Цзинь Шужэнь не имел соответствующего влияния и необходимой поддержки в Синьцзяне, но сумел сохранить преемственность в принятии важных политических решений, непосредственно затрагивавших отношения с Советским Союзом.

В 1931–1934 годах регион уже охвачен восстанием, поднятым значительной частью мусульманского населения. Большинство повстанцев на первом этапе составляли уйгуры, но в дальнейшем к ним присоединились представители дунган, казахов, киргизов, узбеков и других национальностей. Возникшую ситуацию попытались использовать в собственных интересах прежде всего Англия и Япония, а также Турция и ряд арабских государств.

Как писала американская пресса в те дни, «японцы посылают деньги и оружие мусульманским северным племенам», а «южные повстанцы вооружены британскими винтовками и получают директивы от английских агентов в Кашгаре». Французская «Эр нувель» в статье, опубликованной 8 апреля 1934 года, утверждала, что инсценировка «пантюркистского движения» в Синьцзяне — работа «британских и японских агентов».

К восставшим примкнули отряды известных деятелей басмаческого движения, в свое время бежавших под ударами Красной Армии на территорию Китая, в том числе Джаныбека, Кушмата, Саты Волды и др. В районе Кашгара активность проявляли несколько десятков тысяч киргизов, эмигрировавших из СССР в начале 30-х годов. После того как во главе движения встал молодой и самолюбивый генерал Ма Чжунъин из соседней провинции Ганьсу, ранее объединивший под своим командованием значительные силы дунган, правительственные войска в Синьцзяне потерпели ряд чувствительных поражений и отступили к Урумчи.