Эра джихада - Александр Афанасьев

Убьют гадалку или колдуна, который разлучает семьи, делает сихр, совершает преступление против Аллаха, говорят, «что убили народного целителя или человека, занимающегося нетрадиционной медициной». Какой целитель, какой медик, Субх’анаЛлагь?!

Убившие охотников, предупрежденных не раз, но которые жить не могут без «острых ощущений», – это бандиты, а те, которые по 10–15 человек убивают в спецоперациях, герои России, из элитных подразделений спецназа.

Когда мы делаем Истишгьадию, в машине находится САУ-снаряд, весом в 45 кг, это самое большее, что мы ставим, ну максимум 2 САУ-снаряда, которых хватает, чтобы снести отдел или пост. Вы называете нас «нелюдями»! А вы кто, те, которые закидывают бомбы с самолетов, минимальный вес бомбы, написанный на осколках, – это 3 тонны, а некоторые бывают и больше?

Все прекрасно помнят, кем были мусульмане в Дагестане до начала Джихада. Словно бедолаги, доходило до того, что люди с жалостью говорили: «да оставьте их, пусть молятся, как хотят, они же никому не мешают». Мечети у нас отбирали, людей в отделах пытали и убивали. Забирали прямо с утреннего намаза, по наводке тех же имамов мушриков, которых Муджахиды сегодня убивают. Где вы могли делать открыто даават? Где вы были о «дааватчики», осуждающие сегодня Муджахидов? Где вы были тогда, когда мы в вас нуждались?

Пока не начали братья проливать свою кровь, пока Къуран и Сунна не стали быть защищенными оружием, ничего здесь не поменялось. И то, что вы ходите в къамисах, с длинной бородой и умудряетесь открыто проповедовать – это не ваша заслуга. Это плоды Джихада, когда дерево Ислама все эти годы поливали кровью Шахидов, когда братья отдавали самое ценное, что у них есть, кафиры начали делать нам, мусульманам, уступки. И вы сначала смогли заговорить о коротких штанах, затем о многоженстве, а теперь носите бороду и изредка говорите за джихад.

Это и есть джихад братья, речами этих кафиров не исправить. ВаЛлахи, удивительно все это, имея такие знания, почему Аллах не дает вам понимание религии?! Неужели вы не делаете дуа Аллагьу, чтобы Он, согласно вашим знаниям, дал вам понимание и возможность совершения поступков на практике?

Всегда вместе с дааватом должно стоять оружие. Одним дааватом еще нигде ничего не исправили, покажите хотя бы одно село, где дааватом установили Шариат? Вы нам не сможете назвать даже название одного аула, а мы можем вам перечислить страны, где посредством джихада устанавливали и до сих пор устанавливают Шариат.

Взять даже смерть главного Т’агъута Дагестана – Саида Афанди Чиркейского. Как вы это анонсируете? Мол, убили человека, призывавшего к миру, добродетели и т. д. Когда я начал изучать Ислам и приходить к религии, хоть и не являлся мюридом, но был сторонником этого человека и его адептов. Огромное количество суфийских книг, которые лежали дома, были первой литературой, попавшей в руки. Но здравый человек, не сможет принять ересь, написанную там. «Человек должен сидеть перед устазом, словно собака» или «Мюрид должен сидеть перед устазом, словно раб, возвращенный из бегства к хозяину», – это только единичные цитаты, которые ввергали мозг в шоковое состояние. Если не изменяет память, то книга называлась: «Этика суфизма», автор Хасан Афанди.

Guraba.info

– Слушай… Я похудел, кажется? Да?

– Ну… немного есть.

– Нет. Точно похудел.

Относительно молодой человек, в котором было уже как минимум пятьдесят лишних килограммов веса, соскочил с жалобно скрипнувшей кровати, подошел к шифоньеру, набитому модным тряпьем, открыл дверцу и начал изучать себя в зеркале. На нем ничего не было, кроме цепи с большим золотым крестом – сейчас стало модно подчеркивать свою принадлежность к православию.

– Говорят, Кононенко снимают… – завернувшись в простыню, красивая темноволосая женщина смотрела в спину своего партнера с ненавистью, но голос ее был сладким как мед.

– Ага… Снимешь его.

– Вроде говорили, что за Махачкалу кто-то отвечать будет.

– Ага… будет… как же…

Молодой человек оторвался от исследования своего заплывшего жиром тела, уселся сбоку на кровать, подслеповато зашарил в поисках носков.

– Справа, – подсказала женщина.

– Да… спасибо.

– И сколько он занес? – продолжала допытываться она.

Молодой человек повернулся к ней. Провел рукой по шее… затем ниже.

– Сколько – сколько… Он не заносит… жадный слишком. Занесли за него. Потому что там все понимают, придет другой – потребует еще большую доляшку. А то и по бизнесам в долю упадет. Все эти носороги… они еще жалуются, хотя если так рассудить, они как сыр в масле катаются. Кононенко еще дает им вздохнуть…

– А я думала, тебя назначат…

– А ты бы этого хотела?

– Ну… супруга генерал-губернатора Кавказа…

Молодой человек улыбнулся, но по-другому, недобро и страшно.

– Жизнь покажет. Поможешь мне?

– Как?

– У тебя же дурилка в руках. Пробей там, сколько стоят пара сюжетов. Только в прайм-тайм, не меньше.

– Дорого.

– Ничего… Найдется, кто заплатит…

– Хорошо…

Молодой человек натянул трусы и принялся надевать костюм. Костюм он купил в магазине готового платья, и пусть это даже был Hugo Boss – это ничего не меняло. Быдло так и останется быдлом, понимание того, что сшитый на тебя костюм гораздо лучше любого купленного, какая бы на нем ни была марка, какой бы ни был бренд, приходит только во втором-третьем поколении. Детям колхозников и инженеров это неведомо…

– Слушай, Элина говорила, у них горящие туры образовались…

– Не сейчас, хорошо, киса? Ты же знаешь, стоит ногу поднять – и поставить будет некуда. Сама говоришь, что Кононенко снимают – тут такой бешбармак будет, если это так. Да еще эти ваххабиты проклятые. У нас американцы сидят… ты знаешь? Какие-то скрытные, вроде по части борьбы с терроризмом, учат нас… ага. Сами бы научились… козлы. В общем – не сейчас. Ближе к осени вырвусь, обещаю…

Выпроводив любовника, Зейнаб, все больше и больше становящаяся Аленой, прошла в душ. Включила немилосердно горячую воду и долго-долго терла себя жесткой мочалкой. После того как он прикасался к ней, на коже оставались едва заметные, жирно-склизкие следы. Отмыть, стереть их было совершенно необходимо, чтобы не жить с этим зловонием на коже.

Она прекрасно понимала, что делала. Маски сброшены, слова сказаны, никаких недопониманий больше нет. Алена сознавала, что является агентом иностранной разведки и сознательно предает свою страну. Но это была уже не ее страна, и каждый раз, передавая очередной пакет информации, она понимала, что здесь и сейчас она мстит ненавистной ей стране и ненавистному ей народу. Делает их слабее. Хоть на миллиметр, но подталкивает к исторической пропасти.