Девушка без имени - Лариса Петровичева

— Она там?

В зал вошел высокий чуть сутулый мужчина, которого язык не поворачивался назвать стариком — глядя на пожилого джентльмена, Соня подумала, что именно таким и будет Огюст-Эжен лет через пятьдесят. Робко поднявшись с кресла, она хотела было поздороваться, но Евгений Мезенцев твердо спросил:

— Она жива?

— Жива, — ответила Соня, пытаясь взять себя в руки и вернуть голосу спокойную уверенность. — Жива и здорова, я видела ее неделю назад…

Мезенцев провел ладонью по глазам, на мгновение утратив всю силу и выдержку и став просто несчастным человеком, который провел свою жизнь в ожидании и наконец дождался. Анна Петровна несмело взяла его за рукав рубашки.

— Евгеша, не надо, — проговорила она. — Мы ведь и не надеялись дождаться. А Леночка жива, и внуки у нас есть. Не надо, Евгеша…

Старушка не выдержала и заплакала снова. Мезенцев вздохнул и обнял ее.

Потом, покинув квартиру и оставив Мезенцевых с их горем и счастьем, Соня так и не ощутила облегчения. Хелена Лефевр вернулась домой, а Соня застряла между мирами, и надежда на то, что она когда-нибудь окажется в Сузе и увидит Огюста-Эжена, была совсем слабой. Артефакт лежал в коробке и выглядел, как обычная старая ручка.

— Что же мне теперь делать? — спросила Соня. Расставшись с Мезенцевыми, она долго бродила по Васильевскому острову — дождь перестал, выглянуло солнце, и город мгновенно потерял всю свою осеннюю мрачность. Купив в ларьке кофе, Соня устроилась на лавочке и достала из сумки коробку с Пером.

— Мне надо вернуться, — негромко сказала она. Кругом были люди, но никто не обращал на Соню внимания, словно она до сих пор была в Сузе. — Мне надо вернуться и спасти Огюста-Эжена. Понимаешь?

Перо молчало. Картонный стаканчик обжигал пальцы.

И Соня поехала домой. Что еще ей оставалось делать?

Она провела три долгих месяца, улаживая скопившиеся дела и пытаясь как-то жить дальше. Пришлось засунуть надежду в самую глубину сознания и запереть дверь — но Соня все равно думала о Лефевре, и с каждым днем ей становилось все страшнее. Казалось, что Перо никогда не оживет. Открывая коробку с артефактом, Соня думала, что он умер.

Перо ожило в первый день весны — Соня сидела за одним из столиков на фудкорте торгового центра, кромсала пластмассовым ножом тугой кусок моментально остывшей пиццы и думала о том, что пора бы и перестать постоянно таскать с собой сумку с артефактом и драгоценностями Бригитты Лефевр. Вряд ли Перо еще даст о себе знать, а долгое ожидание слишком выматывает душу — лучше перестать ждать. Смутно похожий на покойного Рекигена блондин, сидевший за соседним столиком, рассматривал Соню, явно намереваясь подойти и познакомиться — Соня смерила его сердитым взглядом, и в это время в голове зазвучал знакомый голос:

«Соня, ты не передумала? Я готов».

Парень, который с искренним интересом рассматривал хмурую рыжеволосую девушку, увидел, что она нервно вскинула голову, словно ее окликнули. Сунув руку в сумку, девушка достала коробочку и, сбросив крышку, вытащила ручку и принялась что-то записывать на листе с рекламой нового бизнес-ланча. Блондин на мгновение отвлекся — смартфон завибрировал — а когда поднял голову, то девушка исчезла. Парень удивленно посмотрел по сторонам: ее нигде не было. Только что была здесь, а теперь пропала.

Он поднялся и подошел к столику, за которым сидела рыжая. На листке, прямо поверх изображения тарелки с супом, было написано:

«Соня Тимофеева пришла в себя в гостиной на первом этаже дома Лефевров…»

Дальше убористый женский почерк сменился другим, угловатым и ломким:

«Ее встретил полумрак и пыльная тишина давно покинутого места».

Услышав крик, Лефевр отстраненно подумал, что кому-то, по всей видимости, очень плохо. Потом в него ударил поток ледяной воды, он окончательно пришел в себя и догадался, что это он и кричал.

Трудно не кричать, когда висишь на дыбе вниз головой.

Инквизитор третьего ранга, палач-новичок, которого Лефевр никогда не видел в допросной, опустил ведро и сказал кому-то в отдалении:

— Оклемался, ага.

Каждое движение — да что там, просто мысль о движении вызывала страшную боль во всем теле. Из носа сорвалась капля крови.

— Переверните меня, — негромко промолвил Лефевр. — А то сдохну прежде, чем дам показания.

Лефевром вдруг овладело замечательное равнодушие к собственной судьбе. Завидное здоровье не позволит умереть на дыбе вот так сразу, так что выбивать из него ответы на вопросы будут очень долго, но Лефевр знал, что, несмотря на дикую боль и отчаяние, он не сможет удовлетворить бывших коллег признательными показаниями.

Никто же не поверит, что ее высочество Алита отправилась в другую реальность. Значит, допрос продолжится, но Лефевр все равно не скажет ничего нового. И ему было все равно. Он надеялся, что Алита жива, что она вернулась домой, и эта надежда давала ему силы.

Его все-таки перевернули и еще раз облили из ведра. Лефевр отметил, что допрос ведется не по протоколу. Сотрудники министерств и ведомств не подлежат допросу третьей степени.

— Итак, — прозвучало откуда-то сзади, и в голосе была слышна крайняя степень нервного раздражения, словно говорившего мучила зубная боль или, прости Господи, геморрой. — Вы признаете, что убили его высочество Рекигена и ее высочество Алиту?

Во рту скопилась кровь. Лефевр сплюнул и усмехнулся. «Не думал, что мне придется оценивать профессионализм коллег с другой стороны», — подумал он и ответил:

— Признаю, что убил его высочество Рекигена. Что там признавать? Мое табельное рядом с телом. И пуля с личным номером у него в башке. Правда, он был мертв уже до этого, — Лефевр обнаружил, что сквозь равнодушие прорывается какая-то лихорадочная болтливость, и умолк.

Где-то сзади зашуршали бумагами. Боль медленно пульсировала во всем теле, но Лефевр начал к ней привыкать. Интересно, как его казнят? Усекновением головы?

— Почему стреляли?

— Потому что Рекиген был одержим, — Лефевр сплюнул снова и продолжал: — Вызовите любого мага для экспертизы. Принц личным заклинанием запустил Брызгу, убил не меньше двух дюжин… — левую часть спины пронзило взрывом боли, и Лефевр умолк.

— Вызывали, ага, — откликнулся палач, переводя один из рычагов пыточного станка в исходное положение. — Не глупей тебя-то.

— Заткнись, Клим, — посоветовал допросчик. — Где ее высочество Алита? Куда ты ее дел?

Лефевр грустно улыбнулся, вспомнив, как девушка растаяла в золотом мареве. Она вернулась домой — Лефевру оставалось только надеяться, что чудовища родного мира не причинят ей вреда, что найдутся те, кто сможет защитить ее.

— Следующий вопрос, — произнес он, мельком подумав, что это, должно быть, жуткое зрелище: человек висит на дыбе, ухмыляется окровавленными губами и не собирается целовать сапог допросчиков, чтобы пытка прекратилась. Она ведь не прекратится, даже если Лефевр скажет чистую правду.