Утерянное Евангелие. Книга 3 - Константин Стогний

Несчастная женщина в буквальном смысле начала выть.

— Все, все, милая… успокойся, — уговаривал Хорунжий шведку, поглаживая ее своей крепкой рукой по голове и прижавшись к ней. — Петрович, вода есть? Дай! Олег, возьми…

Виктор вынул из сумки бутылку воды без газа, которую предусмотрительно взял с собой еще из Аддис-Абебы, и сунул подбежавшему Маломужу. Пока мужчины занимались приведением в чувство своей спутницы, Лавров продолжил беседу с ученым.

— А правда, что дорога до пиратского поселка Зейла идет отсюда через пустыню? — поинтересовался Виктор.

— Так говорят, я никогда там не был, — ответил Стурен, снова наливая себе коньяка.

— Почему? — спросил журналист.

— Табу, — ответил канадец. — Все эти легенды…

— О чем?

— О чудовищах и о богах…

— Но не о пустыне?

— Нет. И даже не о черном камне, — Густав Стурен от души рассмеялся, откинувшись на спинку своего кресла.

У Виктора надулись желваки.

Весь этот ленивый разговор ни о чем происходил прямо здесь, рядом с Сигрид, которую Маломуж и Хорунжий с трудом, но все-таки успокаивали… И циничный смех ученого при этом выглядел издевательством.

— Послушайте, Стурен! Я ведь приехал не дурака валять! Что с вами стало? Вы таким не были! Я ехал к ученому, а приехал к пьяному ковбою. Вам нужен камень?..

— …Лавров! — оборвал Виктора Густав. — Ты ничего не забыл? Деньги за моряков пиратам платить буду я! И командую тут тоже я!

Виктор понял, что допустил непростительную оплошность, переведя беседу в стадию конфликта. Теперь будет неимоверно трудно договориться с этим зарвавшимся вымогателем. Что он попросит еще? Как поведет себя дальше? А Стурен продолжал наступать:

— Ваше правительство, господин Лавров, не нашло денег, чтобы выкупить своих граждан. А у меня они есть. И никто не заплатит и не спасет…

— Я спасу! Я заплачу́! — вдруг выпалила Сигрид, освободившись от опеки Хорунжего и Маломужа и став во весь рост.

Украинцы переглянулись, словно задавая друг другу вопрос: «Что, черт возьми, происходит?»

А она стояла гордая и смелая, будто женщина-викинг, в жилах которой текла кровь основателей Древнего Киева.

— Пять миллионов? — переспросил Стурен.

— Пять миллионов, — спокойно ответила женщина, глотая слезы. — Но ты тогда не получишь ничего! Никакого камня! Хочешь так?

— Но, это… пять миллионов, — замялся Стурен, — за труп мужа?

— За живых! Пять миллионов за тех, кто жив! Они тоже чьи-то мужья и дети! И если их некому спасать, то это сделаю я!

Виктор смотрел на Сигрид и не верил своим ушам. Это была не она. Чопорная, своенравная, убийственно равнодушная ко всем вокруг, кроме себя любимой, — такой видел ее Виктор все эти дни с момента появления шведки у себя в кабинете. «Лавров, ты так до конца и не научился разбираться в людях!»

Стурен же несколько секунд сидел, будто парализованный, затем, нервно сглотнув, начал заходить с другой стороны:

— Пираты не послушают вас. Потому что первым пять миллионов долларов предложил я…

— Ну, это смотря сколько добавить. Может быть, и послушают, — последние слова, улыбаясь сквозь слезы своей трагедии, Сигрид произнесла на родном языке.

— Вы шведка? — глаза Стурена округлились от удивления.

— Я жена русского капитана Владислава Колобова! А зовут меня Сигрид Колобова-Эйриксон.

— Ваш отец — промышленный магнат Йори Эйриксон? — вкрадчиво спросил ученый.

— Сейчас это к делу не относится…

— Ладно! — решительно встал со своего места Густав. — Вот что я предлагаю! Вы сейчас разместитесь и отдохнете с дороги, примете душ. Нам надо обсудить все обстоятельства дела. Так как с моей стороны я один, то и с вашей стороны будет только один переговорщик. Иначе это нечестно. Другие люди во время переговоров даже если молчат, то все равно давят. И еще: договариваться с женщиной я не буду. Когда что-то говорит и обещает мужчина — мне все понятно. Когда что-то говорит и обещает женщина — это еще надо расшифровывать. Я понятно изъясняюсь? — последнюю фразу канадец произнес по-шведски, специально для Колобовой.

— И все же, я думаю, — осадил решимость ученого Лавров, — основная часть переговоров уже закончилась… Не правда ли, Густав? Вы ведь хотите приобрести камень?

— Безусловно, безусловно, Виктор! — подтвердил Стурен. — Во-о-от, встретимся…

Стурен посмотрел на ручные часы, желая назначить время, но журналист и тут опередил его:

— …Завтра. Встретимся завтра в девять утра. Мы устали с дороги. Надо отдохнуть… подумать… Да и вам тоже.

— О’кей! — тряхнул немытым чубом Стурен.

— О’кей! — подтвердил Лавров и совсем по-стуреновски почесался.

Муниципия выделила Лаврову и его группе две шикарные комнаты. Да, в условиях совершенно дикой местности с невзрачными строениями и угрюмыми лицами местных жителей комната, загаженная местными гигантскими тараканами, куда спокойно, как к себе домой, может вползти змея, по потолку пробежать ящерица, а на подоконнике неизвестно откуда появиться исполинская улитка с ядовитой слизью, была шикарной. Все это, разумеется, по распоряжению Стурена. Каким влиянием обладал ученый в этом селении, догадаться было нетрудно. Если местные жители, выслушивая канадца, покорно кланялись и исполняли, то это было не просто влияние, а власть.

Отсутствие кондиционеров и горячей воды Сигрид уже не смутило — ей было не до этого. Как только были выплаканы первые слезы скорби, пришли апатия и абсолютное бессилие. Молодая женщина, а теперь вдова, просто улеглась на кровать, не снимая обуви и одежды, безразлично глядя в потолок. Сейчас она не удивилась бы даже обезьяне на подоконнике.

Через некоторое время к ней постучался Виктор.

— Вы не спите, Сигрид?

— Да какой уж тут сон, Виктор Петрович, — женщина села на кровать, вытирая платком носик.

— Лежите, лежите…

— Да нет, чего уж там.

Виктор почувствовал себя неуютно: «И чего ты приперся, Лавров? Тебя здесь что, ждали?..»

— Я почему-то думала, что первым ко мне придете именно вы, — безо всякой иронии сказала шведка.

— Если вы думаете, что я пришел вас успокаивать, — Виктор замялся, — то, черт возьми, вы правы.

Он не считал себя великим психологом и уж тем более не знал, как утешать женщин. Он за свою жизнь был и разведчиком спецназа, и журналистом-международником, и фотографом, и путешественником, но только не женским «успокоителем». И сейчас он считал, что выглядит довольно нелепо, но его мужское обаяние все сделало само. Сигрид улыбнулась сквозь слезы.