Беременная вдова - Мартин Эмис

— На что это похоже, все эти извращения?

— На самом деле это ужасно. Пока занимаешься, клево. Знаешь, Рита права. Мне это, пожалуй, не нравится — теперь, когда это нравится девушкам. Когда им не нравилось, мне это нравилось больше. Или когда они делали вид, что им не нравится. Сколько времени? Можно мне уже пить начинать?.. Этот поцелуй мне что-то напомнил. Мы целовались.

— Целовались — и все?

— Ага. Кажется. Знаешь, я на девяносто девять процентов уверен, что прошлой ночью я не хулиганил. И я тебе скажу почему. — Он приподнялся на локте. — Понимаешь, я уже примерно неделю думаю… Я собираюсь сделать объявление. Собираюсь объявить, что больше никогда ни с кем не буду ебаться.

— Ни с кем. Даже с Шехерезадой, если она тебя попросит.

— Даже с Шехерезадой. И хочу, чтобы все было официально. Хочу, чтобы у меня в паспорте это стояло. Особый штамп, вроде визы. Чтобы сегодня ночью в палатке все, что мне нужно будет сделать, — это открыть паспорт и сунуть Собаке под нос. Господи, ты погляди, какая огромная пчела! Небось как ужалит… Тут как в раю.

Розы надували губы и жеманились, запахи качало и укачивало. Они разговаривали о птицах и пчелах. Все было как в раю. И Кит, чувствовавший себя совершенно падшим, сказал:

— Жаль, что так получилось. Я имею в виду, с Лили. Но как ты думаешь, стала бы она? Стала бы?

В полдень, сидя у бассейна, они увидели, как по завитку на горном склоне подкатывает «роллс-ройс». Лили с Китом подошли к парапету и посмотрели туда: Рита взлетала по каменным ступенькам, а машина тем временем сердито разворачивалась по гравию. Она остановилась помахать, встав на цыпочки, и появилось бронзовое предплечье, которым лениво поразмахивали.

— Завтрак у него замечательный, — сказала Рита, выкручиваясь изо всей одежды. — Подается на балконе. Где Себ живет, это не замок. Это, бля, город настоящий.

Она уже стояла под душем у бассейна, одна рука — наготове, на рукоятке крана. Но сначала она должна была поделиться… Тут, внизу, их оставалось всего четверо, плюс Шехерезада.

— Цветы на подносе. Три вида фруктового сока. Круассаны. Йогурт с медом. Омлетик с травами под серебряной тарелочкой. Ой, красота. Кроме чая. Я его пить не могла. Не могу я пить эту дрянь, и все тут. Мене «Тетли» подавай. Надо было привезти с собой пару пакетиков. И как я забыла? Куда ж я без «Тетли»?

— Она с ним везде ездит, — пояснил Кенрик. — Со своим «Тетли».

— Без «Тетли» мене никуда. Рик. Давай, солнышко, пойди завари нам чашечку. О-ой, ну давай же.

Кенрик поднялся на ноги, поддерживая разговор:

— Не обижайся и все такое, не хочешь — не отвечай, но все-таки как оно было? С Адриано.

Тогда-то и появилась Руаа — вдали, позади; она бодро перемещалась вокруг кабинки для переодевания, остановилась, застыла, отклонилась назад. По ее траурному одеянию можно было понять лишь три вещи о содержащемся там теле: его пол, разумеется, его рост и, что было куда более странно, его молодость.

— Глядите, чего он мне подарил, — сказала ни о чем не подозревающая Рита, ощупывая руками шею: волнообразная серебряная цепочка с весомым отблеском. — «Где ты, моя египетская змейка?»[65]Знаешь, Шез, со мной никогда раньше так любовью не занимались. Начинает так тихонько. Только начнешь терять сознание от всей этой нежности, как все меняется. И думаешь: уфф, так хорошенько мне еще не вставляли! Наверно, это у него размер такой — я так думаю.

Тут она крутнулась. И мгновение словно увеличилось, взлетело кверху, в золото с голубизной: вот они, у замка на горе в Италии, Руаа и Рита — да, Капля в своей парандже и Собака в своем костюме Евы… Рита прокричала:

— Господи Иисусе, лапуля, да ты же, бля, там живьем изжаришься! Снимай с себя эту палатку, девка, и вали к нам, поплескаться!

На обед были остатки с (очень далекого) прошлого вечера. А потом исчезли и они.

— Знаете, — сказала уравновешенная Шехерезада, — она лучше, чем мы.

— Кто? — спросил Кит.

— Руаа.

— Ой, да ладно тебе, — возразила Лили. — Почему? Потому что носит на себе орудие пытки? И с какой стати оно черное? Черное удерживает тепло. Почему не белое? Зачем они одеваются как вдовы?

— Ну, может, и так. Но она лучше, чем мы.

Кит продолжал неотрывно смотреть вдаль, хотя спортивная машинка давно уже перевалила через склоны первого предгорья. А когда отвернулся, рядом никого не было — ни Шехерезады, ни Лили, вообще никого, и он внезапно почувствовал себя опустошенным, внезапно почувствовал себя одиноким под небесами. Он стоял у бассейна и смотрел не отрываясь. Вода была неподвижна и пока еще полупрозрачна; ему видны были медные монетки и одинокий ласт. Потом свет начал меняться, и облако, чтобы прикрыть скромницу-солнце, заторопилось бочком, и похожая на темную морскую звезду фигура появилась, корчась, из глубин. С тем лишь, чтобы встретиться со своим оригиналом — падающим листом, в то время как поверхность из стеклянной превратилась в зеркальную.

* * *

Перед ужином они остались на террасе вдвоем, и Лили сказала:

— Почему ты не злишься?

— Насчет тебя с Кенриком? Потому что предполагаю, что ты меня дразнишь. «Некоторые мужчины умеют дать женщине почувствовать…» Ты говорила, как Рита об Адриано.

— А ты — как Кенрик, когда он ее слушает. Совершенно безразличный.

— Потому что в твоем исполнении это звучало неправдоподобно.

— А, так ты мне не веришь. Не веришь, что Кенрик пытался. Потому что я недостаточно привлекательна.

— Нет, Лили.

— А Кенрик что об этом говорил?

— Ну, он же мне не скажет.

— Не скажет? Короче. Он не попытался. Он был очень мил, и мы целовались и обнимались. Но пойти дальше он не попытался. Вот и все.

— Да, но стала бы ты? Суть-то вся в этом. Стала бы?

— Ага, чтобы ты мог… Нет. Не стала бы. Слушай. Мы с тобой дали обет. Мы поклялись. Помнишь? Что можем расстаться, но никогда так друг с другом не поступим. Никогда не будем действовать украдкой. Никогда не станем обманывать.

Он признал истинность этого утверждения.

— Не знаю точно, что ты имел в виду, но я тут размышляла. Есть какое-нибудь животное, среднее между собакой и лисой? Ведь мы как раз такие. Мы не большеухие хомяки и не рыжие белки. Мы — серые. Знаешь, на самом деле это не богатые, не такие, как мы. Это красивые. Тебе не достаются люди из разряда «мечта». Мне иногда достаются, потому что я девушка. Но никогда не бывает, чтобы на равных условиях. И всегда обидно. Мы с тобой — «может быть», и ты и я. Мы все равно довольно милые, нам друг с другом хорошо. Слушай, не можем же мы расстаться прямо вот тут. Я тебя люблю, на какое-то время этого хватит. И ты должен любить меня в ответ.