Лорд Галифакс: Святой Лис - Моргана Девлин

24 марта Чемберлен произнес речь в Парламенте, общий смысл которой сводился к тому, что если война из-за Чехословакии вспыхнет, она вряд ли оставит в стороне и государства, напрямую не связанные с ней договорными обязательствами. Это было сигналом не только Гитлеру, но и президенту Бенешу. А также Франции и всем другим государствам, которые должны были также оценить всю серьезность ситуации и задуматься о том, что еще можно сделать, чтобы вернуться в русло цивилизованных отношений. Обстановка продолжала накаляться.

Форин Оффис был занят другими вопросами: лорд Галифакс, вернувшись из Йоркшира с охоты на лис, теперь охотился вместе с Кэдоганом на Ванситтарта. Тот был обеспокоен из-за наметившегося прогерманского курса: «Ванcиттарт каждую минуту посылает телеграммы министру иностранных дел, в которых обрушивает свой гнев на Невила Гендерсона. Галифакс уныло вручает их мне. Я храню их в течение двух или трех дней, затем приношу их к Галифаксу и говорю: “Я, конечно, очень глупый, поэтому никак не могу вспомнить, что Вы сказали мне с этим делать”. Галифакс становится невыразимо грустным и говорит: “Я думаю, теперь мы можем только сжечь их!”»402

Заключить англо-итальянское соглашение удалось только 16 апреля, после согласования всех деталей путем письменного сообщения между сторонами. «Надо было видеть проект, который для меня изначально подготовил Ф. О., он заморозил бы белого медведя! И только, когда я отогрел его ближе к нужной нам температуре, они прислали мне записку, что “слишком вероятно” Муссо захочет принять его. Конечно, захочет, я именно этого и жду! Но, как я сказал Эдварду, Ф. О. не может отказаться от их старой навязчивой идеи: если что-то нравится Муссо, значит, для нас это будет плохо»403, – констатировал премьер-министр Чемберлен. Тем временем во Франции к апрелю 1938 г. наконец сформировалось правительство, которое продержится у власти более одного месяца. Возглавил его Эдуар Даладье, а министром иностранных дел стал Жорж Бонне. По настойчивой рекомендации Чемберлена, французы также пытались провести переговоры с Италией, но пока им не удавалось преуспеть в этом. Тогда грянул первый акт чехословацкого кризиса.

24 апреля 1938 г. Конрад Генлейн опубликовал «Карлсбадскую программу», в которой требовал широкой автономии для немцев, живущих в Судетской области. Президент Чехословакии немедленно обратился к французскому премьер-министру Даладье. Бонне через посла в Париже Фиппса передал Галифаксу тревожное сообщение, что Гитлер намерен «уладить вопрос с Чехословакией самое позднее этим летом». Галифакс для обсуждения ситуации пригласил Даладье и Бонне в Лондон, куда они прибыли 27 апреля 1938 г.

Даладье информировал британское правительство о том, что, скорее всего, вынужден будет действовать согласно франко-чешским договоренностям, но его армия не располагает должным количеством дивизий: их было порядка семидесяти против ста пятидесяти германских. К тому же у Франции не было авиации, и она просила помощи у своего союзника. Чемберлен слышать не хотел о возможном военном решении конфликта. Британская армия на континенте могла к тому моменту выставить всего лишь две дивизии. Вторил ему и Галифакс: «Правительство Его Величества расценивает возможное военное вмешательство со значительным беспокойством. Дело не только в чрезвычайно слабой обороноспособности самой Чехословакии; правительство Его Величества не может расценить положение Франции и Великобритании как очень воодушевляющее в случае немецкого нападения на Чехословакию. Из-за такого исхода Франция могла чувствовать себя обязанной начать выступление против Германии, дальнейшим следствием чего стало бы то, что Великобритания могла бы обнаружить, что вовлечена в новую войну. Но правительство Его Величества всегда было готово и, действительно, стремилось оказать самую полную поддержку, какая только была в его власти, чтобы сохранить мир в Европе»404.

Казалось, это придержало французов. Вдобавок общественное мнение и на острове, и на континенте категорически было против военных действий. Франции и Британии ничего не оставалось, кроме как просить Чехословакию удовлетворить хотя бы частично требования судетских немцев. Галифакс принял посланника Чехословакии Масарика, которому дал предельно ясно понять, что воевать за его страну никто не станет. Министр иностранных дел говорил, что «чехословацкое правительство должно быть готово пойти очень длинным путем», что «любому из друзей Чехословакии просто физически невозможно предотвратить нападение Германии», и «даже в случае успешной войны будет сомнительно, что чехословацкое государство останется в его существующей форме»405.

Ситуация продолжала ухудшаться. Чтобы уговорить чехов пойти на какие-либо уступки Генлейну, и британцы, и французы усилили нажим на своих представителей в Праге. 7 мая британскому послу в Чехословакии Ньютону Галифакс приказал передать чешскому министру иностранных дел, что британское общественное мнение не потерпит азартной игры, блеф в которой мог бы привести к войне. Тщательно выбранные слова премьер-министра Чемберлена для его речи в Палате общин 24 марта «означали только то, что он сказал на самом деле, и что будет неблагоразумно и опасно давать слишком широкую интерпретацию его заявления»406.

Работал в этом же направлении и посол Гендерсон, который конфиденциально рассказал в Берлине, что Великобритания убеждает Прагу подводить дело ко «всестороннему урегулированию». Галифаксу не нравился Гендерсон и сам по себе, и его миролюбивый тон в отношении нацистов. Он послал ему замечания, чтобы тот особенно не баловал немцев ласковыми речами. На этот упрек Гендерсон парировал, что сила его разговоров в Берлине будет «значительно уменьшена», если ему откажут «в определенной широте выражения личного мнения». Глава Форин Оффиса ответил, что вся операция требует тонкости и что язык, используемый в Праге, должен отличаться от того, каким надо говорить в Берлине. «Независимо от того, что Вы или я можем думать об окончательных мерах, на которые Бенешу, вероятно, придется пойти, или о трудностях реальной защиты Чехословакии, но если немцы позволят себе предпринять насильственные меры, Вы не должны ни в каком разговоре, официальном или частном, позволить произвести впечатление, что мы, а также остальные будем бездействовать при любых обстоятельствах»407.

Тем временем в Лондоне вновь появился Генлейн, побывавший в Форин Оффисе и оставивший впечатление искренности своих устремлений для судетских немцев. Галифакс передал Ньютону в Прагу, чтобы тот усилил нажим на Бенеша. Президент Бенеш в это время начал колебаться и уже вроде бы был согласен пойти на требуемые условия, но тут ему стали поступать донесения о том, что на границе Чехословакии собираются немецкие войска. Об этом стало известно в Берлине Гендерсону, который тут же информировал свое правительство. Посол поспешил направить телеграмму с этими данными британским представителям в Праге, чтобы те удержали президента Чехословакии от рискованных шагов. Но ни Гендерсону, ни британским представителям не удалось этого.