Ребус-фактор - Александр Громов

Корабли метрополии, выскочившие из индуцированного гиперканала в ста миллионах километров от Тверди, приближались к нам неумолимо, но без спешки. Задолго до того как они вышли на околотвердианскую орбиту, мы поняли: это не крейсеры, способные без особых проблем стереть с лица планеты всю высшую жизнь, и уж тем более не линкоры, одним залпом срывающие с планеты атмосферу. К нам приближались два десантных корабля – огромнейшие самоходные баржи. Впрочем, и они были неплохо вооружены, по меркам метрополии. По нашим же меркам, мы перед ними были чем-то вроде поля, а они – сенокосилками. Начнут работать – рано или поздно закончат, а мы… Ну какой ущерб могут нанести травинки исправной и хорошо отлаженной сенокосилке?

Выйдя на низкую орбиту вокруг Тверди, корабли оставались на ней трое суток. Они не маневрировали, не посылали никаких сообщений. Безоблачной ночью любой твердианин мог видеть их и оценить размеры этих громадин. Обыкновенный спутник выглядит как бегущая по небу светящаяся точка – я видел их в ночном небе Земли. Но эти монстры имели размеры и форму. Они давили. Они действовали на нервы. Вне всякого сомнения, по мысли земного командующего, бездействие кораблей должно было оказать на бунтовщиков психологическое давление.

Затем один из кораблей нанес удар по Луне Малой. Просто так, для демонстрации мощи. Было отчетливо видно, как меньшая из двух наших лун оделась плотным коконом пыли. А два корабля еще целые сутки продолжали безмолвно плыть над нашими головами.

Затем последовал ультиматум, короткий и категорический. Здравомыслящим колонистам Тверди предлагалось арестовать кучку преступников, узурпировавших власть в колонии, выдать их для доставки в метрополию ради справедливого суда и, сложив оружие, спокойно вернуться к мирному труду. В случае, если через трое суток на той же длине волны не поступит сообщения о принятии условий ультиматума, говорилось далее, космические вооруженные силы Земли выполнят свою задачу, и ответственность за все неизбежные при восстановлении порядка жертвы и страдания народа ляжет на так называемый Комитет национального возрождения.

Трое суток на размышление – это было многовато. Но трое суток на размышление при ползущей по небу смерти – это очень много. Корабли-громадины давили на психику. Оставалось только радоваться, что сезон дождей еще не кончился и хотя бы часть материка укутана облаками…

Никто не собирался отвечать на ультиматум. Города эвакуировались, население размещалось во временных лагерях. Еще работали заводы, еще пыхтели грузовички и трактора с прицепами, развозя по военным базам оружие. На перегруженных железных дорогах происходили аварии. Штаб принял решение реквизировать принадлежащий фермерам транспорт. По тропинкам в джунглях тянулись караваны вьючных лошадей и громоздких толстопятов. Дикое зверье бежало прочь, вообразив, наверное, что все двуногие этой планеты вознамерились переселиться из степей под полог влажных лесов. В горах спешно дооборудовались пещерные базы.

За эти трое суток мне удалось поспать два часа с минутами. Бывают такие дни, как говорил Фигаро. Мне удавалось сохранять голову ясной при помощи периодического окунания ее в холодную воду – водопровод, к счастью, все еще исправно действовал. Часов за пять до истечения срока ультиматума ко мне в контору заявился Боб собственной персоной.

– Сворачивай лавочку. Перебазируй своих на базу «Дикий кот». Знаешь, где это?

Я знал.

– А чего это у тебя волосы мокрые?

– Вспотели, – буркнул я. – Значит, смываемся прямо сейчас?

– Точно, – подтвердил Боб. – И не тяни – может, земляне не станут дожидаться ими же назначенного срока. Кстати, на их месте я бы так и сделал.

Боб угадал. Оставалось еще три часа, когда от кораблей отделились две стаи катеров и, рассыпавшись веером, устремились в атмосферу. Тут бы и сбивать их одного за другим! Гасящий скорость в облаке плазмы катер практически беспомощен. Но чем сбивать их, чем?!

Дикари с копьями против мушкетов и лат. Читайте земную историю, все идет по кругу. Я начинал догадываться, почему человечество из века в век повторяет одни и те же ошибки. Будь иначе, оно добралось бы до более опасных ошибок, и те наверняка погубили бы его. В общем и целом, если брать человечество как вид, то в повторении ошибок, наверное, нет ничего дурного. Наоборот, в них спасение вида! А жертвы… ну что жертвы? Даже если вымрет половина человечества, Вселенная не понесет потери в химических элементах. Ей нет никакого дела до нашего муравьиного копошения на окраине большой, но все-таки весьма заурядной галактики. В ней миллиарды подобных галактик. Ну на что Вселенной сдался разум, да еще такой, каков человеческий? Вот и выходит, что все наши чувства, мысли, поступки и метания суть проявления тривиальнейшего инстинкта выживания вида. Не так разве?

Да, так, думал я, разгоняя катер над крышами Нового Пекина. Ну так что же? Если человек тем разумнее, чем меньше в нем животного, то надо, выходит, поступать вопреки инстинкту? Покориться землянам, униженно вымаливать прощение, а потом еще столетия жить в нищете, получая от метрополии главным образом плохо скрываемое презрение? Чушь какая-то. Нет уж… К чему ты предназначен, то и делай. А если тебе в голову лезут дурацкие мысли, то повторяй вслед за Фигаро: ни одно живое существо не может идти наперекор своему инстинкту. И заметь, что о разумности существа Фигаро ничего не говорил…

Дженни сидела рядом со мной, а на задних сиденьях помещался невеликий наш багаж. Свистел ветер в пулевых прострелах – я так и не удосужился заткнуть их. На некоторых режимах аппарат начинал мелко дрожать, я прибавлял газу, и дрожь исчезала. В небе веером расходились полосы огня и дыма – с неба на Твердь спускались катера землян.

Впервые за много дней я ощущал себя легко. Все, что я мог сделать на своем посту, было сделано. Ну, почти все. И я не бежал, а планово эвакуировался. То же делали мои подчиненные, мои консультанты и аналитики, вспомогательный персонал, сотни инженеров и тысячи рабочих с остановленных заводов. Всех удалось оповестить, никто не был забыт в суматохе. В дикой спешке вывозилось кое-что из оборудования, с аэродромов натужно взлетали перегруженные самолеты, добровольцы сопровождали ползущие вон из городов караваны с грузами, прочие эвакуировались своим ходом, но каждый знал координаты сборных пунктов. Со временем вся Твердь узнает имя Шмуля Цукермана – ассистента с кафедры математики Новопекинского университета, разработавшего по моему заданию оптимальную схему эвакуации. Пусть я всего-навсего инженер, однако и я, погрязший в своих железяках, худо-бедно знаю, чего можно ждать от науки, если собрать толковых ребят! Нет, я не зря поработал!

По пустым улицам ветер гонял легкий мусор. Ближе к окраинам по одному и группами стали попадаться припозднившиеся беженцы – очень спешащие, втягивающие головы в плечи от рева маршевого двигателя моего катера. Даже бродячие собаки исчезли куда-то. Зато в окне верхнего этажа облупленного, чуть покосившегося трехэтажного дома, какие строили «прогрессивным методом» лет пятьдесят назад, я заметил человеческую фигуру.

– Ты куда? – всполошилась Дженни.