Таис Афинская. Роман - Иван Антонович Ефремов

берег, перешла речку и атаковала правое крыло Александра, состоявшее из тессалийской конницы. Александр бросил на помощь фракийских всадников и великолепных критских лучников под командой очень опытного полководца Пармения.

Тессалийская конница сумела удержать берег моря до тех пор, пока гвардия Александра — тяжелая конница «товарищей»-гетайров и щитоносцы — не подготовила страшный удар в центр персидских сил, обратив в бегство Дария и обеспечив победу.

За геройство в битве на морском берегу тессалийские конники удостоились права первыми грабить Дамаск. В Дамаске оказалось собранным все снаряжение персидской армии: повозки, рабы, деньги и сокровища. Поэтому Леонтиск сейчас владеет немалыми богатствами. Его Александр наградил и среди других, отличившихся в битве, разделив между ними три тысячи талантов, захваченных на поле битвы в лагере персов.

— Правда, наверное, у Птолемея богатств еще больше. Этот военачальник мудр и терпелив, умеет собирать и выжидать. Я полагаю, что он будет владеть тобой, а не пламенный, подобно Александру, Леонтиск, — заключил свой рассказ критянин.

Таис только вздернула голову под лукавым и любящим взглядом Гесионы.

Еще не наступил первый месяц весны — мунихион, а Таис снова оказалась на корабле Неарха вместе со своей подругой и Салмаах. Они плыли по восточному рукаву Нила через Бубастис до прорытого по указу Дария Первого канала, соединявшего Египет с Эритрейским морем и Персией. Триста лет назад канал приказал рыть египетский фараон Нехо, тот самый, по чьему указу финикийские моряки совершили беспримерный подвиг, обошли кругом всю Либию, от Египта до Геркулесовых Столбов, и прибыли снова в Египет. Однако труд египетских рабов остался незавершенным. Лишь через два столетия Дарий Первый, располагая огромным числом военнопленных, закончил путь от рукава Нила до Суккота, лежащего на Горьких озерах в преддверии Залива Героев — узкого ответвления моря между Аравийской и Синайской пустынями. В Суккоте Таис покидала судно Неарха, впервые расставаясь с Гесионой надолго, может быть, навсегда. Неарх отправился на Евфрат строить флот, чтобы в случае необходимости двинуться на Вавилон. В глубоко продуманных планах великого полководца учитывалась и возможность поражения. В этом случае Александр не хотел повторять тяжкого Анабазиса [12] — похода греков к морю через горы и степи Каппадокии и Армении. Греческих наемников тогда никто не преследовал, и все равно они потеряли многих. А тут на плечах будет огромная армия персов. Александр считал лучшим исходом отступать к Евфрату, посадить войско на суда и уплыть от преследователей. В случае победы Неарх тоже должен был явиться в Вавилон. Там-то и рассчитывали встретиться обе подруги.

Последнюю ночь перед Суккотом они провели без сна в помещении Таис. Холодноватый синайский ветер проникал сквозь плотные занавеси, колебля тусклое пламя светильника и заставляя подруг теснее прижиматься друг к другу. Гесиона вспомнила годы, проведенные у Таис. Обе вдоволь поплакали, горюя и о Эгесихоре, и о собственной разлуке.

Из-за низких и унылых восточных холмов встало слепящее солнце, когда на пристань были брошены причальные канаты. Появился Птолемей в шитом серебром финикийском плаще, с целой толпой своих товарищей. Они приветствовали прибывших громкими криками, напугавшими Салмаах, как на мемфисском симпосионе. Храпевшую, бьющую передом и задом кобылу сама Таис перевела на пристань и передала опытным конюхам. Таис и Гесиону повезли на колеснице по северному берегу небольшого соленого озера, на восток, где на уступе долины располагался стан высших начальников Александра. Неизбежный симпосион окончился рано — Неарх спешил. К полуночи Таис с припухшими от слез глазами вернулась с проводов в приготовленную ей роскошную палатку, принадлежавшую прежде какому-то персидскому вельможе.

Никогда не думала гетера, что так сильно будет горе разлуки со своей бывшей рабыней.

Еще не залечилась рана от потери Эгесихоры и Менедема. Афинянка чувствовала себя особенно одинокой здесь, на пустынном склоне, перед походом в неизвестность. Как бы угадав ее состояние, несмотря на поздний час, к ней явился Птолемей. Он увлек Таис рассказами о Персии, и она снова подпала под обаяние его ума, искусной речи, удивительной наблюдательности. С начала похода македонец вел путевой дневник, скупо, точно запечатлевая удивительные события. Если критянин Неарх замечал главным образом природу морских побережий, то Птолемей оказался на высоте не только как военный, но и как исследователь обычаев и жизни народов покоренных стран. И конечно, большую долю внимания Птолемей уделял женщинам, обычаям любви и брака, что также сильно интересовало и Таис. Он рассказывал о странных народах, обитавших в глубине Сирии и Аравии. Они очень низко ставят женщин, считают Афродиту Пандемос богиней разврата, не понимая ее высокого дара людям. Не понимают потому, что боятся любви, перед которой чувствуют себя неполноценными и, очевидно, уродливыми, так как странно боятся обнаженности тела. Именно у них женщина не смеет даже перед мужем показаться нагою. Неполноценные в Эросе, они жадны до пищи и драгоценностей и очень страшатся смерти, хотя их жизнь глуха и некрасива. Подумать только, они не понимают рисунков и картин, не в силах распознать изображения. Бесполезно толковать им о красоте, созданной художником. Так и живут они на окраинах пустынь, без радости, в войнах и раздорах.

— Что ж, они совсем отвергают женщин? — удивилась Таис.

— Отнюдь нет! Они жаждут иметь их как можно больше. Но все это оборачивается скотством и грубостью. Их жены — рабыни, они могут воспитывать только рабов. Такова расплата за темных и запуганных их женщин.

— Ты прав! — загорелась Таис. — Очень свободны лакедемонянки, а храбрее спартанцев как народа нет на свете. Героизм их легендарен, как и слава женщин.

— Может быть, — с неохотой согласился Птолемей и, заметив золотую цепочку на шее гетеры, спросил сурово: — Прибавилось ли звездочек после моей?

— Конечно. Но мало — всего одна. Я постарела.

— Хорошо бы все так старели, — буркнул Птолемей, — покажи! — И, не дожидаясь, сам вытащил цепочку наружу.

— Двенадцать лучей! И «мю» в Центре — тоже двенадцать, или это имя?

— Имя и цифра. Но не пора ли — за холмами начинает светать?

Птолемей вышел не прощаясь. Таис еще не видела его таким угрюмым и недоуменно пожала плечами, ныряя под легкое, теплое покрывало и отказавшись даже от массажа, который собиралась сделать ей новая рабыня За-Ашт — финикиянка. Злая и гордая, похожая на жрицу неведомого бога, она сумела завоевать уважение своей госпожи и, в свою очередь, стала выказывать ей симпатию. Мрачные глаза За-Ашт заметно теплели, останавливаясь на Таис, особенно когда госпожа не могла видеть ее взгляда. Весь следующий день Таис провела в своем шатре. Унылая равнина вокруг не возбуждала любопытства, а весь большой отряд македонской конницы был