Медичи. Крестные отцы Ренессанса - Пол Стретерн

До Лоренцо начали доходить слухи, что Савонарола пророчит смерть «тирана», а также папы. Во Флоренции фактически на каждом углу сплетничали о болезни Лоренцо; многим было известно и о недугах Иннокентия VIII. Все это, казалось, лишь подкрепляло пророчества Савонаролы. Но если он способен предвидеть конец правителей и пап, то, может быть, его дарования этим не ограничиваются? И может, впрямь оправдаются его апокалипсические видения грядущей катастрофы?

11 декабря 1491 года Джованни, второму сыну Лоренцо, исполнилось шестнадцать лет. Это означало совершеннолетие, а с ним официальное возведение в кардинальский сан, который был ему дарован еще три года назад. По этому поводу в палаццо Медичи было устроено большое празднество, но к тому времени Лоренцо был уже настолько плох, что от участия вынужден был воздержаться; его лишь перенесли на носилках к окну на верхнем этаже, откуда он недолго и незаметно наблюдал за происходящим внизу торжеством. Через три с небольшим месяца, 21 марта 1492 года, Лоренцо попросил перевезти себя на виллу Медичи в Карреджи, где умер его дед Козимо. Лоренцо сопровождали самые близкие ему люди — Пико и Полициано.

Через две недели после прибытия Лоренцо в Карреджи из Флоренции пришла весть, что два самых знаменитых городских льва загрызли друг друга до смерти у себя в клетке, что было воспринято флорентийцами как очень дурное предзнаменование. В ту же ночь в новый светильник, установленный на соборном куполе, ударила молния, отчего один из мраморных шаров, на которых он держался, вылетел из своего гнезда и, упав с грохотом на мостовую, разлетелся на куски. Узнав об этом, Лоренцо сразу же спросил, с какой стороны собора откололся шар, и ему сказали: с северозападной. «Она выходит на сторону моего дома, — молвил Лоренцо. — Это значит, что скоро я умру». Даже этот великий гуманист, оказавшись на смертном одре, вернулся к суевериям прежней эпохи.

Следуя примеру своего прадеда Джованни ди Биччи и всех последующих глав семейства, Лоренцо призвал к себе старшего сына Пьеро. В детстве Пьеро был необычайно для Медичи красив и очень походил на своего дядю Джулиано. Теперь ему исполнился двадцать один год, всего на четыре меньше, чем Джулиано, когда того убили. Увы, Пьеро было свойственно высокомерие, а больше, чем гражданские дела, его увлекала охота. Лоренцо попросил оставить его с сыном наедине и, взяв того за руку, принялся наставлять кодексу семейства Медичи: веди себя на людях скромно, думай о людях Флоренции не меньше, чем о родных... То, что когда-то, в устах Джованни ди Биччи, звучало истинным призывом, теперь превратилось в рутину — эти слова перестали быть заветом и сделались данью традиции.

По свидетельству Полициано, скоро стало ясно, что болезнь Лоренцо пожирает «не только (его) вены, но все его внутренние органы, кишечник, кости и даже костный мозг». Чувствуя, что жизнь покидает его, Лоренцо принял важное решение — тайно послал за Савонаролой. Зачем он это сделал — чтобы тот отпустил ему грехи либо чтобы предпринять последнюю попытку примирения, дабы сыну можно было оставить мирный, не раздираемый конфликтами город, — не ясно, а описания этой роковой встречи сильно разнятся. Немногословный Пико оставил несколько мистическую версию событий, в то время как потрясенный до глубины души Полициано описал поэтически возвышенную сцену.

Однако же, при всех этих расхождениях, бесспорным представляется следующее: Савонарола выдвинул перед Лоренцо три требования. Первое — ему надо знать, кается ли Лоренцо в своих прегрешениях и придерживается ли веры; на что Лоренцо ответил утвердительно. Во-вторых, Савонарола потребовал от него отказаться от всех своих богатств. Тот промолчал. Наконец, Савонарола предложил ему «вернуть свободу гражданам Флоренции». И вновь последовало молчание. Лоренцо отвернулся к стене. Священник немного постоял, не говоря ни слова, пробормотал формулу отпущения и вышел из комнаты.

Вскоре после этого, 8 апреля 1492 года, Лоренцо Великолепный скончался.

* * *

По легенде, в последний путь Лоренцо де Медичи провожал весь город, и уже одно всеобщее изъявление скорби было невысказанной гарантией того, что отцу наследует сын — Пьеро. Многие, однако же, утверждают, что это действительно не более чем легенда, сотворенная самими Медичи; напротив, утверждают они, никаких таких особых изъявлений горя не было, и, учитывая непростое положение города, эта версия выглядит более правдоподобной. Так или иначе, некоронованным королем города стал Пьеро, хотя бы потому, что не было никого, кто мог бы этому воспрепятствовать.

Умиравший в Риме папа Иннокентий VIII выразил опасения многих: с уходом Лоренцо, этой «стрелки итальянского компаса», миру скоро наступит конец. Через три месяца Иннокентию наследовал новый папа, Александр VI, добившийся избрания простым и эффективным (хотя и дорогостоящим) способом — подкупом вчерашних соперников, сделавшихся сегодняшними союзниками. Это потребовало сундуков золота и драгоценностей и считается первым случаем того, как папский престол был элементарно куплен за деньги. Александр VI представлял семью Борджиа, чьи корни уходят в Испанию, и его понтификат знаменовал возникновение на итальянской сцене новой, куда более жесткой, чем прежде, политики, новых амбиций самого понтифика и нового, невиданного ранее, мошенничества.

Пьеро де Медичи наследовал отцу, когда ему был двадцать один год (всего годом больше, чем Лоренцо, когда тот сменил своего отца). Кто бы ни пришел на смену Лоренцо Великолепному, в сравнении всегда обречен проигрывать, хотя на деле Пьеро многим его напоминал. Он обладал сильной волей, не прочь был поразвлечься; в то же время Пьеро считал себя человеком, наделенным высоким художественным вкусом, а также до некоторой степени поэтом. Увы, это не так, поэтом он не был; в то же время следует отметить, что он оказал огромную поддержку молодому Микеланджело, с которым они вместе росли.

Начать с того, что Пьеро был только рад переложить ведение повседневных дел, связанных с жизнью города, на плечи опытного помощника отца, Пьеро Довици да Бибиены, а дел банковских — на плечи стареющего Джованни Торнабуони. Еще в 1480 году банк Медичи был вынужден закрыть свои отделения в Лондоне и Брюгге, и на протяжении большей части правления Лоренцо резко сократил объем своих операций, почти наверняка подпитываясь суммами, которые Лоренцо время от времени перенаправлял из городской казны. Равным образом в глубоком упадке пребывала флорентийская шерстяная промышленность, а обедневшие работники и мелкие торговцы с самого начала составляли большую часть аудитории Савонаролы. Ни сами Медичи, ни Флоренция уже не могли позволить себе устройство оглушительно популярных празднеств, которые так привлекали горожан к отцу Пьеро.

Несмотря на это, он всячески выказывал стремление продолжать его политику, демонстрируя при этом, правда, весьма слабое ее понимание. В Лоренцо и себе самом он видел государей-лихачей, любимцев судьбы и ведущих актеров итальянской политической сцены, перед которыми благоговеет народ. Только вот прославленным обаянием Лоренцо Пьеро ни в коей мере не обладал, а об основах своего владычества судил совершенно неправильно. Семья Медичи являла собой мотор хорошо налаженной политической машины, нуждающейся в постоянном уходе в виде премий, назначений на важные посты, подарков — и все это должно было регулярно преподноситься с большим тактом и аккуратностью. Без этого постоянно меняющиеся пристрастия флорентийских политиков могли в любой момент обернуться изменой. Пьеро также неверно оценивал баланс сил, поддерживающих мир на большой итальянской сцене, и это сочетание ошибок как во внутренней, так и в международной жизни принесло ему прозвище «Невезучего». Сомнительно, впрочем, чтобы даже отец Пьеро справился с целым обвалом несчастливых событий, которые начались с его смертью.