Клуб бессмертных - Владимир Лорченков

Обитатели города Сократа и Фриниха – хоть им и казалось, что они жители города Перикла, Агоры и народной цензуры, – афиняне преградили мне путь и стали рукоплескать.

– Ты имеешь ум Христов.

Это сказал мне один из учеников – уже моих учеников, – путешествовавших со мной в Афины. Конечно, после изгнания из Рима их как волной смыло. Я не нахожу это символичным: уверен, предавали и до Христа. Иначе Иуда бы как первый предатель мира умер страшной смертью. Вы говорите, повесился?! Ну, по крайней мере через сорок лет после Его распятия я видал Иуду в добром здравии и отличном расположении духа. В конце концов, он и не обязан был не предавать Иисуса – ученичество у Него было делом сугубо добровольным.

Апостол язычников. Вот как презрительно называли меня Петр и компания. Петр, этот недалекий рыбак, потерявший голову от возможности не работать и жить припеваючи (поверьте, для иудейского бедняка это был верх мечтаний!) – ни черта не понимал! Они не понимали, что религия – это политика. Церковь – это империя.

И у нас просто не было выбора. Или мы расширяемся, или гибнем. Время доказало мою правоту. Павла, меня, о котором до III века нашей эры никто и не вспоминал (разве что как лжеапостола), – возвеличили. С тех пор моим именем пестрят чуть ли не все богословские трактаты. Довольно странное признание.

В нем есть что-то общее с признанием, которое получил Фриних в Афинах.

Об этой истории мне рассказал богатый афинянин, в доме которого мы гостили. Оказалось, что этот торговец – прямой потомок одного из тех, кто судил Фриниха. После того как рыдал в зале театра на представлении пьесы Фриниха.

Аристотель был прав, когда говорил об ограниченном числе сюжетов в литературе.

Иногда мне кажется, что все мы – Прометей, Фриних, Иисус, Павел и прочие, прочие – просто картонные фигурки, вырезанные под один шаблон. Те же ситуации, те же люди вокруг. Поневоле опускаются руки. А потом еще недоучка Петр смеет порицать мой «несносный и не подобающий пастырю характер». Да, характер у меня был ужасный, признаю. Но что поделать, ведь редкие приступы ярости – расплата за маску, которую я, подобно актеру театра Фриниха, носил на лице большую часть жизни. Зеркальная маска.

С эллинами я уподоблялся эллину, с иудеями иудею, при разговоре с хромым прихрамывал, со слепым – жмурился. Так и только так можно достичь понимания. То же самое следовало делать – и я делал в меру сил – с церковным законом. Желаете оставить у себя богов очага? Отлично, назовем их ангелами! Пусть меня называют приспособленцем, но кто из тех, кто называл так меня, обратил в христианство хотя бы десятую часть обращенных мной?!

– Нечто неудобовразумительное, – изрек Петр, прочитавший мое послание к коринфянам, – пора заканчивать с этим смутьяном.

Я говорил с людьми на понятном им языке. Каждый видел в моих проповедях то, что хотел увидеть. Петр был неудобовразумителен, поэтому не видел в моих проповедях ничего, кроме неудобовразумительного. Афиняне были жестоки и плаксивы, поэтому увидели в пьесе Фриниха жестокость и слезы. Им казалось, что они жалеют город Милет. На самом деле им хотелось пожалеть себя.

Ницше упрекал меня в том, что я разрушил замысел Иисуса. Это тем более удивительно, что Ницше не воспринимал Иисуса. Люди часто обижаются за других, не существующих уже людей. Более того. Люди часто испытывают чувство обиды (и потом мстят за нее), которую, как они считают, нанесли какому-то совершенно несуществующему понятию.

Особо популярно мстить за родину или за бога.

Что такое родина, никто из вас не знает. Петр говорил, что моя родина – церковь, и приводил в качестве примера моего предательства кошмарную, с точки зрения стиля, метаформу. Церковь это будто бы прекрасная белокурая девица.

И якобы я, Павел, наношу церкви страшное оскорбление, когда подкладываю эту прекрасную девицу под грязные телеса нечестивых язычников.

Ассоциативный ряд ясен. Наше вино, наш хлеб, наше мясо и наши женщины. Стандартный набор дикаря. Петр и был таким. На самом деле моя родина – это я сам. Вы этого до сих пор не понимаете. С Богом ситуация еще запутанней.

Фалес считал богом воду. Гераклит – огонь. Пифагор – числа. Демокрит – атом. Платон – шар. Славяне – молнии. Перуанцы – картофель.

Я считал богом Бога.

Да. Единственная формулировка, которой я не дал, была определением Бога. Того, Чьего Имени Не Называем. Окружение Петра и сам почтенный рыбак называли так Дьявола. Идиоты. Они спешили обозначить Дьявола, не обозначив того, в противоположность кому Дьявол и произошел. Я с содроганием думаю, что бы произошло, пойди церковь по пути развития, который наметили люди наподобие Петра.

Ибо только моей силой и волей христианство вышло на просторы мира.

Конечно, меня не поняли. Естественно, осмеяли. После изгнания из Рима я метался как затравленный волк. Это совсем не походило на мое триумфальное шествие до изгнания, когда я посетил Малую Азию. Да… Малая Азия, берег Европы, Македония, Иллирия, Балканы, Афины, Коринф. Везде, где я проповедовал, люди крестились тысячами. Я организовал сеть церквей – эклессий – и наладил между ними связь.

По сути я организовал империю в империи.

Тогда Петр ворчал, но лишь ворчал. Еще бы. Всерьез мне препятствовать означало для него лишиться доходов от новообращенных. А вот когда их уже стало достаточно для того, чтобы пожертвований было достаточно много для сладкого (в представлении иудейского рыбака, конечно!) житья, Петр стал протестовать! Я его не устраивал. Я никого не устраивал.

Евреи считали меня смутьяном и предателем веры отцов. Римляне – предателем интересов государства. Язычники – предателем угнетенных народов. Для христиан – тем, кто отдает тайну Спасения (самое лакомое) всем подряд.

Меня изгнали, и где я умер, не знает никто. Смертную казнь в Риме – будто бы палач отрубил Павлу голову, – придумали позже. Вообще, все, что произошло после моего изгнания, это уже не я. Так, мифотворчество. Христиане предали меня, как афиняне предали Фриниха, и как бессмертные – Прометеуса, и как… Что ж. Такова наша судьба. Нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но мы живы; нас наказывают, но мы не умираем…

Мы остались бедны, но отдали вам все богатства мира.

Павел, апокриф… Неканоническое Евангелие. Одно из тех тысяч Евангелий, которые карябали вошедшие в религиозный раж пастухи, писцы, мытари, рыбаки и которые не были признаны на Соборах, а были впоследствии осуждены и преданы анафеме. Поделом. Вас удивляет презрение, которое я, когда-то рыбак, испытываю к людям низких профессий? Напрасно. На то я и был избранным, что Иисус выдернул меня из этого проклятого озера, в котором я зарабатывал артрит, расхаживая с сетями по колено в воде.

Физический труд придумал Тот, Чьего Имени Не Называем!

Конечно, рассказать об этом людям я не мог. Но тайком записал. Иисус тоже не давал никаких определенных ответов на мои вопросы относительно труда. Но уверяю вас, я совершенно правильно понял Его к труду отношение. Ведь в отличие от других учеников я был действительно призванным. Учитель дает урок не словом, а действием. Делай не так, как я говорю, а как я делаю, вот что хотел сказать Иисус.