Седьмое небо - Элис Хоффман

— Ничего удивительного, что он так разоспался, — с гордостью заявила Мэри, — Пока я в подвале стирала, он раз пятьдесят поднялся и спустился по лестнице.

Она вытащила из духовки пирог, золотистая корочка на нем была такой безупречной, что Нора даже встала со своего места, подошла к Мэри и стала смотреть, как от него идет пар.

— Как вам это удается?

— Секрет в корочке, — призналась Мэри.

Ее будущая невестка, Розмари, делала такую изумительную выпечку, что восхищение Норы было для Мэри как бальзам на израненное сердце.

— Я могу испечь все, что угодно, кроме пирогов, — сказала Нора. — Они у меня всегда остаются белыми и похожи на глину.

— Надо думать, ты кладешь в тесто масло.

— Точно, масло и сахар.

— Ни в коем случае. Используй кулинарный жир.

— Вот как, — протянула Нора.

Женщины с улыбкой переглянулись.

— После того как защиплешь края, семь раз наколи верхушку вилкой, — добавила Мэри.

Нора обняла ее и поблагодарила.

— Это всего лишь тесто, — пожала плечами Мэри.

— Вы ведь понимаете, в чем дело.

Мэри не только взяла на себя заботу о мальчиках: она также представила Нору остальным матерям в округе, и как подругу Мэри Нору приняли. Теперь ей время от времени звонила не только Эллен Хеннесси, но и Линн Вайнман. Нора потрясла ее до глубины души тем, что вывела у ее дочери бородавку: просто обвязала бородавку ниткой, свободный конец примотала к ручке унитаза и спустила воду, а потом бросила нитку в унитаз и смыла ее, так всегда делал ее дед, Эли. На следующее утро бородавка исчезла, а потрясенная Линн Вайнман позвонила Норе и пригласила ее на обед.

На последнем родительском собрании Нору избрали председателем комитета по благоустройству площадки для игр — после того как она пообещала заменить опасную старую горку более новой моделью, а ее предложение высадить в сентябре вдоль асфальтовой дорожки луковицы тюльпанов встретило самую горячую поддержку. Порой, когда без пятнадцати три Нора поджидала Билли у школы, стук какого-нибудь камешка заставлял ее вздрогнуть, но всякий раз это оказывался случайный булыжник, скатившийся с идущей под уклон дорожки. Теперь она была не из тех, в кого чьи-то дети швыряют камнями.

Однако с Мэри у нее сложились самые близкие отношения. Однажды, сидя за ее столом с чашкой кофе и теплым пирогом, Нора подумала: «Я сплю с семнадцатилетним сыном этой женщины». И от этой мысли у нее закружилась голова, так что ей пришлось обмахнуться ладонью.

— Пойдем посмотрим, — предложила Мэри, и они на цыпочках пробрались в гостиную, где стояла детская кроватка.

Мэри считала, что Джеймс — неподходящее имя для малыша, и хотя она честно старалась так его называть, для нее он был Джимми. Сейчас он спал, обхватив старого плюшевого мишку по имени Гуга с желтыми стеклянными глазами.

— Он любит этого медведя, — прошептала Мэри.

— Угу, — кивнула Нора.

Днем Мэри сунула Гугу в наволочку и выстирала на деликатном цикле в холодной воде. Джеймс сидел перед стиральной машиной и терпеливо дожидался, когда его мишка отстирается от грязи и варенья. Мэри больше не осуждала Нору. Ну и что, что Гуга был вечно грязный, а крохотные кроссовки Джимми просили каши? Ну и что, что она позволяла свирепому псу Эйса находиться в доме вместе с детьми и слушала Элвиса — хотя вообще-то Нора призналась ей, что Элвис растерял большую часть своего обаяния с тех пор, как ушел в армию. В военной форме он перестал быть похожим на самого себя.

— Ну как, есть какие-нибудь новости от твоего бывшего? — иногда интересовалась Мэри.

— Глухо, — обыкновенно отвечала Нора, но иногда признавалась, что получила от него открытку и он выступает в каком-нибудь мотеле неподалеку от казино «Сэндз» или что он прислал конверт с двадцатидолларовой купюрой для мальчиков.

Она с радостью призналась бы Мэри, что ее мысли заняты вовсе не бывшим мужем, а Эйсом, а Элвиса слушать она бросила потому, что его голос наводил на нее тоску и она забывала вовремя вытащить из духовки ужин. Порой Эйсу не удавалось выскользнуть вечером из дома, чтобы забрать пса, и тот напрасно ждал хозяина у входной двери. Тогда она садилась рядом с ним на пол, клала его большую голову к себе на колени, почесывала между глаз и за ушами и думала, что рано или поздно наступит день, когда Эйс больше не вернется. Во всяком случае, к ней.

В те ночи, которые они осмеливались провести вдвоем, Эйс набрасывался на нее с такой страстью, что Нора забывала, где находится. За пределами постели они теперь почти не разговаривали. Однако Нора нередко ловила на себе его взгляд, когда ему казалось, что она на него не смотрит, и понимала, что в нем произошла какая-то перемена и он уже не прежний. Пес тоже это чувствовал и, когда Эйс появлялся в доме, ходил за ним хвостиком. Но даже в компании Руди Эйса мучило одиночество. Единственный, с кем он чувствовал себя спокойно, был Билли, и то лишь на бейсбольном поле. Он решил, что Билли должен попробовать пробиться в детскую бейсбольную лигу, и всю неделю перед отборочными испытаниями они каждый вечер тренировались до десяти часов. Билли настоял на том, чтобы держать все в секрете от Норы. Он не хотел, чтобы она волновалась и сидела на трибунах, надувая пузыри из жевательной резинки, пока он будет пытаться сосредоточиться. Зато он потребовал, чтобы на испытаниях присутствовал Эйс.

— Я тебе там не нужен, — сказал тот.

— Нужен, — заупрямился Билли. — Я не очень хорошо играю, но если ты придешь, может, я буду меньше мазать.

— Послушай, ты хорошо играешь.

— Ага, конечно, — скривился Билли, — Как Дэнни Шапиро?

Эйс задумался.

— Нет, — произнес он, — Лучше.

В день испытания они отправились на Полицейский луг вдвоем, и все это время Билли пытался проглотить застрявший в горле ком. Он опять и опять повторял про себя слова Эйса, пока не поверил в них. День был жаркий, светлый и погожий. На испытания собралось столько мальчиков, что родители заполнили трибуны целиком. Билли, в дырявых джинсах и забывший причесаться, остановился перед входом на поле и безотчетно взял Эйса за руку.

— Иди, — сказал тот, — Думаешь, тебя будут дожидаться?

Смущенный, Билли отпустил его руку.

— Наверное, я лучше туда не пойду.

— Иди. Я буду смотреть на тебя отсюда.

Билли вошел на поле в одиночку. Он молился, чтобы его не отправили к малявкам из первого и второго класса — на это он ни в жизни не согласился бы. Своей очереди он дожидался на скамейке вместе с другими новенькими, большинство из которых были младше его. Взявшись наконец за биту, он оглянулся на Эйса, тот кивнул, и Билли изо всех сил ударил по мячу, как когда подавал Эйс. Мяч со свистом рассек воздух, перелетел через поле и приземлился за забором, который отгораживал парк от Южного шоссе.