Право первой ночи - Екатерина Красавина

— Она звонила вам? Приходила домой?

— Звонила. Но в основном мы встречались вне дома.

— Когда вы встречались в последний раз? Викентьев посмотрел в органайзер, лежавший перед ним.

— Месяц назад.

— Вы передавали ей деньги?

— Да.

— Сумма оставалась неизменной? Викентьев поглядел на Губарева с удивлением.

— Нет. Я уменьшил Анжеле финансовую помощь. Но какое отношение это имеет к теме нашей беседы?

— Имеет. И намного уменьшили? Президент «Алрота» ответил с легким раздражением:

— Анжела получала достаточно, чтобы ни в чем не нуждаться. А поощрять ее экстравагантные траты и причуды я был не намерен.

— Вы знали, что она употребляла наркотики? Кадык Викентьева судорожно дернулся.

— Да, — отчеканил он.

— Вы принимали какие-нибудь меры?

— Я предлагал ей лечь в хорошую клинику. Но она отказалась.

— Вы хорошо знали окружение вашей дочери?

— Увы! Я старался контролировать ее, но… Анжела не хотела этого.

— У вас есть какие-нибудь версии насчет того, кто мог убить ее?

— Никаких! Может быть, молодые люди, с которыми она общалась…

— Вы знаете Руслана Мансурова, у которого были близкие отношения с вашей дочерью?

— Руслана? Да.

— Что вы можете о нем сказать?

— Я знаю его с положительной стороны. У нас с ним совместный бизнес. Дела идут неплохо.

— А как человек что он собой представляет?

— Ответственный, обязательный. Хороший аналитик. Разница в возрасте не позволяет нам быть друзьями. Мы коллеги. И все.

— Вы одобряли его роман с Анжелой?

— Руслан — неплохой парень. Пусть уж лучше с ним, чем с другим.

— Простите, еще один вопрос деликатного характера. Что послужило причиной болезни Натальи Родионовны? Появление в вашем доме Алины Дмитриевны?

Брови Викентьева сдвинулись. Раздражение шло по нарастающей.

— Это здесь ни при чем. Ее парализовало раньше.

— Но все же должна быть какая-то причина болезни вашей жены?

Викентьев нахмурился:

— Все было так внезапно…

Губарев понял, что больше президент «Алрота» ничего не скажет.

— Спасибо за беседу, — сказал майор, вставая. — Мы свяжемся с вами, когда понадобится.

— Да, да. Обращайтесь. Секретарь соединит меня. В срочном порядке.

— Что-то он не договаривает, — сказал Губарев, когда они ехали в машине.

— Что именно? — спросил Витька.

— Понятия не имею. Если бы знать!

— Почему у вас такие мысли?

— Интуиция.

— Это касается Анжелы?

— Нет, его жены. Натальи Родионовны.

— Натальи Родионовны? — переспросил Витька.

— Да.

— Странно! Она-то здесь при чем?

— При том! Мне пришла в голову одна мысль: почему ее парализовало? Должно же быть этому какое-то объяснение. Не старая еще женщина… и вдруг — паралитик!

— Разные случаи в медицине бывают.

— Бывают. Но все равно, мне кажется, за этим что-то стоит.

— Может быть, вам только кажется?

Улица стояла, водители задыхались в пробке, оглашая воздух нетерпеливыми гудками.

— Нет, — упрямо мотнул головой Губарев. — Не кажется. Я знаю: так оно и есть. Я уверен в этом.

— Раз вы уверены…

— Не иронизируй, Вить! Вспомни, когда мы спросили об этом Наталью Родионовну, ее всю передернуло. По лицу словно тень пробежала.

— А вдруг ей этот вопрос был крайне неприятен. Все-таки напоминание о болезни… Кому это понравится? А потом, она сама говорила, что переживала из-за дочери-наркоманки. Да и характер у Анжелы был, судя по всему, не сахар. Какая мать это вытерпит?

— Все это так. Вить. Но что-то мне не дает покоя. Вспомни, когда мы спросили, давно ли испортились ее отношения с дочерью, она сказала что-то вроде: умирание всегда происходит постепенно. Наталья Родионовна произвела на меня впечатление трезвой, рассудительной женщины. Я думаю, что она давно уже не питала насчет Анжелы никаких иллюзий. Это Викентьев боролся как мог: поучал, воспитывал. Ее не могло парализовать из-за Анжелы. Она понимала, что дочь фактически потеряна.

— Умом все можно понять, но она же мать. Сердце-то болело.

— Все равно я убежден в своих словах. Ее болезнь явилась результатом какого-то стресса. Вопрос: какого?

Губарев вытянул шею, смотря поверх блестящих крыш автомобилей. В воздухе реял едва различимый смог, окутывавший город легчайшей серой завесой.

А вскоре на семью Викентьевых обрушился еще один удар. Умерла Наталья Родионовна. От передозировки лекарств. Я пришла, как обычно. В семь вечера. Дверь мне открыла Марина Семеновна. Она неприязненно посмотрела на меня, но не отошла в сторону, пропуская внутрь, а застыла в дверях.

— Я к Наталье Родионовне.

— Она умерла.

— Когда?

— Сегодня. Днем.

— Как? — Я задавала вопросы машинально. Сам факт смерти еще не доходил до меня.

— От передозировки лекарств. Мне некогда с вами разговаривать. Всего доброго. — И она захлопнула дверь у меня перед самым носом.

Я снова нажала на кнопку звонка.

— Девушка, перестаньте хулиганить, — подчеркнуто громко сказала Марина Семеновна. — Как вам не стыдно. У нас траур, а вы…

Я вдруг поняла, что мне действительно уже нечего делать в этой квартире. С кем мне здесь разговаривать? С Алиной? С Мариной Семеновной, которая невзлюбила меня с первого же дня?

Я медленно повернулась и, притихшая, побрела вниз по лестнице.

Я шла по улице и плакала. Прохожие смотрели на меня с удивлением, но я не сдерживала слез. Мне было абсолютно все равно. Мне было так жаль несчастную Наталью Родионовну. Столько на нее свалилось за последнее время: предательство мужа, смерть дочери. А теперь ее уже нет. И я никак не могла смириться с этой мыслью. Я привыкла к ней, к нашим разговорам. К ее острому языку. А теперь… Я свернула в какой-то двор, села на скамейку и разрыдалась. Достала из сумки носовой платок, и что-то упало на землю. Перстень! Перстень, который подарила мне Наталья Родионовна! Изумруд в серебре. Старинная ювелирная работа. Такой дорогой подарок! Невольно я поднесла перстень к губам и поцеловала его. Меня как будто бы ударило легким током. Я прикрыла глаза. Куда мне идти? Домой — не хотелось, к Верунчику… Я уже давно с ней не общалась, да и о чем сейчас я могла с ней говорить? Последний раз я была у нее полторы недели назад, получила гонорар от редакции «Планеты женщин» за фотосъемку, потрепалась полчаса и уехала домой. Все.