Истории психотерапии - Алексей Сергеевич Вилков

– Вы опережаете события, – усмехнулся Иван. – Что ж, теперь вы знаете, что делать! Удачи!

Сеанс пролетел со скоростью света. Афанасий ушел окрыленный и с конкретным напутствием, а Иван сомневался, правильно ли провел авантюрную технику, насколько она уместна, и не будет ли хуже?

Откуда взялась неуместная мнительность, док?!

Должно получиться! Решение есть! Нужно верить в своих подопечных!

Как ни крути, Афанасию сейчас архисложно, особенно когда он влюблен и боится нелепо выглядеть. Приходится отдать должное Ольге, вовремя согласившейся быть с ним, неважно по каким мотивам.

Верные идеи и точные интерпретации иногда возникают спонтанно. Никто не застрахован от ошибок, но по статистике интуиция страхует провалы, а недочеты как исключения доказывают общее правило. В унынии Иван пережевывал малые и большие ошибки вновь и вновь, ведь психотерапевты тоже вступают на полосу невезения.

Иван никогда не забудет показательную историю, когда убеждал неимоверно упрямого пациента, что его проблема заключается в неумении разговаривать с женой, что ему нужно учиться честно выражать свои чувства, но не учел его индивидуальные особенности и точку зрения партнерши. Позже выяснилось, что жена донимала мужа безосновательной ревностью, пытаясь превратить в подкаблучника, а он стойко сопротивлялся и пытался донести свое мнение, натыкаясь на каменную преграду. Иван пригласил на прием супругу слишком поздно. Конфликт накалился до критической отметки, приведя к расставанию по инициативе мужа. Только год спустя Иван смирился, что в разводе заключался их единственный позитивный смысл, но психотерапевт должен до последнего шанса пробовать сохранить семью. Расстаться проще всего, а выстраивать отношения при обоюдном желании – высшая форма искусства. В жизни зачастую возникает обратная картина, когда один из партнеров саботирует изменения и даже мешает.

Вторая фатальная ошибка зияла занозой в памяти, когда Иван не распознал психотическое расстройство и откладывал госпитализацию пациента, пока тот не обострился настолько сильно, что попал в стационар по чужой воле в наручниках и в сопровождении санитаров. Иван винил себя в безрассудстве. Посетив пациента в больнице, он узнал от лечащего врача, что тот отказывается принимать лекарства без согласования с Майкиным, даже в психозе сохраняя доверие к своему доктору.

Медикаментозным воздействием бредовые мотивы и дереализация купировались без серьезных последствий. Психиатр пожурил Майкина за самонадеянность и невнимательность. Иван признал поражение, прошел дополнительную стажировку и стал чересчур настороженным, выискивая патологию там, где ее не было и в помине, назначая препараты, когда можно обойтись без них, теряя пациентов, негативно относящихся к фармакотерапии. Гипердиагностика позволяла не пропустить скрытую болезнь, но нивелировала реакции личности – смесь темперамента и индивидуальности. Иван перестраховывался, пока профессор Моисеев не указал на абсурдность подобных занятий.

«Всех не вылечить, дорогой Иван Алексеевич! – спесиво утверждал он, дымя кубинской сигарой. – Мы не можем принять всю ответственность за пациентов. Мы оставляем им право выбора, подчеркивая свободу личности. Если бы психиатры так рьяно паниковали из-за каждого подопечного из внушительного списка, то составили бы им компанию в отдельном круглосуточном отделении».

Раньше Иван не придавал определяющего значения окружающим условиям, уровню образования и особенностям мышления пациентов, удивляясь, почему кто-то понимает его с полуслова и тщательно выполняет назначения, а кто-то просит повторить сказанное или пропускает мимо ушей, вызывающе не слушает или пассивно соглашается, но действует по своему разумению, допуская однотипные просчеты. Уроки профессора не прошли бесследно.

В терапии Афанасия оставалось много шероховатостей и необъяснимых моментов с высокой вероятностью провала. Иван пытался разъяснить ему тактику излечения предельно понятно, не потеряв наукообразности. Остальные пациенты переместились на задний план, а Афанасий превратился в главную сложно познаваемую фигуру, вызывая азартное желание рисковать, поставив на кон репутацию и пошатнувшуюся самооценку.

Достигнув победы над неврозом, самооценка устремится вверх, вызвав выброс эндорфинов как коэффициент удовлетворенности профессией. Положительные эмоции способствуют позитивному подкреплению, чтобы по-прежнему любить свое ремесло. Без вдохновения не получится переубедить зацикленного невротика изменить траекторию полета, чтобы вырваться из вихря иррациональностей.

…Поздним субботним вечером Иван неугомонно разгадывал личностные сканворды, и все-таки уснул под натиском переутомления, но рев телефона прозвучал как гимн ада, когда будильник высвечивал три пятнадцать. Иван никогда не отключал мобильник, ограничиваясь виброрежимом. После полуночи его беспокоили лишь на дежурствах.

– Доктор! Я прошу прощения. Вы должны знать! Вы, наверно, спите?

Справившись с хаосом пробуждения, Иван протер заспанные глаза и сразу включился, нащупав на тумбочке кружку с недопитым зеленым чаем. Два глотка вернули дар речи.

– Нет, уже не сплю. Так, чуть задремал. Как вы? Я весь во внимании?!

– У меня получилось!

– Отлично! Где вы сейчас находитесь?

– В постели! Оля в ванной, и я выкрал минутку, чтобы набрать вас.

– Прекрасно! Вы выполняли упражнения?

– Еще бы! Сперва я злился на вас и хотел отказаться от сумасбродной затеи. Но кое-как собрался и представил то, что вы мне внушали. Признаюсь, я не хотел терять Богиню. Надеялся, что удастся сохранить ее образ, но я поставил на весы свое счастье и иллюзию обладания мечтой. Тогда я понял, что Богиня – тоже иллюзия, а значит, обман, сладкий обман, недосягаемая мечта. Я выбираю жизнь и выбираю Олю. Сосредоточившись, я попросил идеальную леди понять мое незавидное положение, и она позволила объединиться с Олей без преград. Именно вы уговорили ее, док! Так я тренировался и креп, а страхи уменьшались, но я пока не догадывался об этом. Когда настала суббота, я уже ни на что не надеялся, но заметил непривычное спокойствие и нарастающее возбуждение, предвкушение близости с ненаглядной Оленькой. Я не говорил ей про нашу задумку и упражнения. Занятия придали уверенности, и я научился сконцентрироваться на удовольствии. Оленька бесподобна! И я не узнал себя, насколько был хорош! Чертовски хорош, док! Боюсь сглазить! Спасибо вам!

Пока Афанасий трещал как сорока, Иван поднялся с постели и в красных тапочках дошел до ванной и умылся, прополоскав рот, испытывая гордость за проделанное мастерство. В столь поздний час ему никогда не звонили с хорошими новостями.

Афанасий выдохся и как бык мычал в трубку.

– Сейчас будем залетать на второй круг. Я пока не насытился. Вам, наверно, не хочется слушать такие подробности, но я так сильно воодушевлен сейчас, что не могу сдержаться от хвастовства.

– Наслаждайтесь! Творите! Любите! Вы король! – поддержал Иван. – Мы отлично поработали. Закрепите положительный опыт! И приходите на наш скромный консилиум. Жду вас, как обычно, по предварительной записи. А сейчас поспешите к Ольге, пока она не заскучала без вас.

Эврика!

Даже при оптимистичном прогнозе Иван не ожидал настолько феноменального прогресса. Если Афанасий сумеет развить