📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаТретья тетрадь - Дмитрий Вересов

Третья тетрадь - Дмитрий Вересов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 84
Перейти на страницу:

– Едем!

Она надела полумужской костюм, который не надевала со времени встречи с Достоевским, вместо обычной шляпки – маленький бархатный берет и не убрала волосы. Но они сумели доехать только до Аничкова, потому что дальше весь Невский был оцеплен полицией. Темная колонна студентов уже заворачивала во Владимирский.

– Куда, барышня?! Нет проходу! – преградил ей путь какой-то пристав с «селедкой» на боку, но она властным и презрительным жестом оттолкнула его и, высоко поднимая юбки, помчалась догонять колонну. За ней последовал силой прорвавшийся Василий. Аполлинария бежала и чувствовала себя великой актрисой на мировых подмостках: по обе стороны Невского стояли толпы любопытных.

Она ворвалась в хвост колонны, пожимала кому-то руки, кто-то обнимал ее, все тонуло в гуле голосов, взошедшем солнце, утреннем звоне колоколов.

– Да этот Филипсон – просто несчастная подставная палка!

– Не скажите, коллега, он как-никак генерал кавказской школы Раевского!

– Что ж, мы тоже не лыком шиты и сумеем встретить его пули!

– Но это неслыханно, он, видите ли, посоветовал нам заниматься науками, а не сходками! Нет уж!

– А ведь, в принципе, в его рассуждениях есть смысл: не допустить дарового высшего образования, чтобы не заставлять бедных платить за образование людей состоятельных…

Понемногу, уже ближе к Колокольной, Аполлинария оказалась в самой голове колонны. Она шла, с жадностью ловя восхищенные взгляды универсантов и прохожих, и почти сладострастная судорога пробежала по ее телу, когда напротив собора путь им преградили обнаженные штыки роты стрелкового батальона. Ах, если бы он видел ее сейчас! Так нет же, вместо того чтобы быть сейчас здесь, он наверняка спит или подает лед этой своей чахоточной. В глазах у нее потемнело от обиды и ревности, и она протянула руку, ловя ладонью штык.

Но тут со стороны Хлебного переулка[158]послышались крики, и показался в сопровождении жандармских офицеров Филипсон. Через полчаса невнятных разговоров было решено, что попечитель едет в Университет, куда возвращаются и студенты.

И вот вся толпа таким же порядком тронулась обратно с Филипсоном в дрожках впереди. Но упоительное чувство опасности ушло, и Аполлинарии стало скучно. И, боясь растерять пыл и ощущение свободы и победы, она почти побежала к Сенной.

Сентябрьское утро пылало во всем своем блеске, и даже вонючие воды канала отливали благородной сталью. Она, как тигрица, мерила шагами набережную у самого дома. Как он смеет спать?! Она почти с ненавистью смотрела на занавешенные окна. Он даже никогда не позвал ее к себе, его мир закрыт для нее, и даже сегодня, в такой победный день…

Она задыхалась. Если через десять минут он не выйдет, она решится на все, поднимется во второй этаж и потребует…

Дверь хлопнула, и на набережную вышла суховатая женщина немецкого вида. Она изумленно оглядела Аполлинарию и, презрительно поджав губы, направилась к рынку. Нет, это невозможно, это унизительно, это пытка. Она изо всей силы ударила рукой по гранитному парапету, и боль вернула ее к действительности.

А на следующий день снова примчался Вася:

– Всюду аресты! Войска в Университете, манеже, мы на осадном положении! У тебя есть место, где ты могла бы скрыться на несколько дней, неделю? Все слишком хорошо запомнили тебя на Владимирском. Уже взяли Михоэлиса, Щапова, я сам жду с минуты на минуту. Военные училища ропщут…

У Аполлинарии мелькнула шальная мысль, что хорошо бы оказаться в крепости, чтобы он мучился и расплатился за ее вчерашнее бесплодное стояние у него под окнами… Но другая, более бесстыдная и соблазнительная мысль вытеснила первую.

– Хорошо, я попытаюсь.

Она быстро набросала записку и отправила кухарку в редакцию «Времени». А через два часа она уже сидела в задней комнате склада, среди штабелей папирос и табака, на до боли знакомом диване, и он, целуя шелк чулок, шептал:

– Ведь тебя могли убить, покалечить! Безумная! Безумная… Несравненная…

И боль обиды втягивала когти, на время смиряясь.

Глава 25Набережная Лейтенанта Шмидта

Боясь спугнуть эту вновь вернувшуюся тайну, Дах молча доехал до островного «Айвенго» на набережной. Псевдоготические алые буквы по-прежнему складывались не в правильное английское «Ivanhoe», а ломили с простотой русского мужичка, как слышится, так и пишется – Aivengo. Как обычно в это время, народу здесь оказалось немало.

Данила на всякий случай все еще осторожно придерживал Апу под руку, хотя после выплеснутой, исторгнутой из самого нутра фразы она, будто освободившись от боли, обмякла. Казалось, она извергла из себя все, до сих пор мучившее ее, и превратилась в прежнюю девочку или, вернее, в нынешнюю. Шествуя среди столиков, Данила ревнивыми и одновременно привычно холодными глазами наблюдателя не упустил из внимания и то, что его спутница, даже несмотря на ничем не примечательный студенческий прикид, вызывает интерес за столиками.

В принципе, ничего особенного в ней не было. Ну, может быть, чуть трагичный надлом бровей и едва уловимый скептический зигзаг узковатых губ, но не больше. Впрочем, кого сейчас интересуют подобные вещи? Одно дело он, который видит в этом не до конца оформившемся лице горькую страстную надменность, непонятность, боль – но и то все это появилось лишь в более поздних портретах, уже перед смертью царя и писателя, когда Аполлинарии было под сорок. Да, именно в период от сорока до пятидесяти в ней, в ее лице и теле, в полной мере проступило нечто дьявольское, та самая вечная насмешка над миром и над собой. А в портретике, висящем ныне в музее и, видимо, предъявленном некогда Достоевским Сниткиной – что, кстати, за мерзкая фамилия, ладно бы еще просто Ниткина, так нет же, для некрасивости прибавляется еще и «с», отсылающее с ниток к снетку, невзрачной рыбешке! – так вот, в этом портретике еще ничего интересного нет. И никакой красавицей в двадцать с небольшим она не была, и, быть может, только исключительное провидчество ее возлюбленного угадало высокую будущую красоту в том простоватом нижегородском лице.

Дах выбрал столик на втором этаже, откуда хорошо просматривались Нева и мост.

– Выпей, – буквально приказал Данила.

Аполлинария спокойно выпила до дна бокал с вином, ровно так же, как выпила бы воду. Однако вино не развязало ей языка и, вообще, ничего не изменило в ее поведении. Данила потратил почти два часа на то, чтобы вытянуть из нее еще какую-нибудь информацию, но Апа ни на миллиметр не приблизила его к пониманию случившегося.

Формально дело обстояло следующим образом. Оказывается, два дня назад в город явился глава Соединенных Штатов и, как водится, веселил горожан своими выходками типа жевания жвачки в Эрмитаже во время экскурсии, проводимой лично самим директором нашего государства в государстве, ковырянием в носу в ложе Мариинского театра и прочими эксцессами в том же духе. Дах, разумеется, не знал об этом эпохальном событии.

1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 84
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?