Зона бессмертного режима - Феликс Разумовский

— Стой, мусульманин! Стой! Ведь женщина просит, — мирно попросил его Бродов, однако какое там, Веня молчал, ни на что не реагировал и, глядя в перспективу, знай давил себе на газ. Со стороны уже не кукла, отнюдь, — воинствующий зомби-негодяй с инициативой. Пришлось при помощи удара в лоб просить у него руль, затем устраиваться за оным и в темпе, с ревом сдавать назад, к все той же мило скалящейся Дорне, которую, похоже, этот инцидент только позабавил.

— Привет, — забралась она в «форд», поправила рейбаны[203]и с напором чмокнула Бродова в скулу. — Очень кстати, что остановился, здесь такие мужики раскатывают. Самцы. Так глазами и жрут. Того и гляди изнасилуют. В этакую-то жару. Да, сильная половина человечества не может просто так проехать мимо девушки в шортах. Законы притяжения полов неумолимы.

— Глупости, — хмыкнул Бродов и показал на Веню, валявшегося на полу среди корзин со змеями. — Вот он может. Как увидел тебя, так моментом врубил третью скорость. Космическую. Шарахнулся, как черт от ладана. Насиловать и не подумал. А ведь вроде бы не голубой.

— Да, он не голубой. Впрочем, и не человек уже. — Дорна взглянула на часы, хмыкнула в раздумье, и на ее лбу античной статуи прорезалась морщинка. — Ладно, у нас еще есть время. Ну-ка тормозни. — А когда «форд» остановился, она склонилась над Веней. — Открой глаза, подними веки. Я приказываю тебе открыть глаза.

Голос ее был тих, однако Бродов поежился, а Ахмад вдруг вздрогнул, словно от удара током, сел, взглянул и сразу же завопил, громко, страшно, на высокой ноте:

— И-и-и-и-и!

Красотку Дорну увидел. Так бешено кричат охваченные жутью люди, когда у них отрезан напрочь путь к спасению. Впрочем, нет, Веня вдруг замолк, рванулся, попытался было вскочить, однако сразу же как подкошенный упал, скорчился в позе эмбриона и затих. Это Дорна изящно и с напором приголубила его ногой, наклонилась, взяла за горло и посоветовала с улыбкой:

— Лежи, мурзик, лежи, не дергайся, а то яйца оторву. Вот так, так, молодец. — Она не сразу отпустила бедолагу, неспешно отошла, с брезгливостью вытерла руки о шорты. — А теперь расскажи нам, что ты знаешь о «пришлых»? Кто они?

Она не договорила — Ахмад дернулся, выгнулся дугой, изо рта у него пошла кровавая пена, а глаза превратились в две вывалившиеся, тускло отсвечивающие ледышки — в них уже точно не было ничего человеческого. Мгновение — и рука его, нащупав крышку, судорожно нырнула в корзину с коброй. Хорошо прогревшейся, полутораметровой гадиной, которая, сколько ее ни дрессируй, сколько ни играй на сумаре, так и останется рожденной для убийства. Тело ее развернулось смертельной пружиной, вскрикнул ужасно ужаленный Ахмад, Дорна, не мешкая, запечатала корзину и вернулась в кресло рядом с Бродовым.

— Ну все, финита ля комедь, концерт на бис окончен. Поехали.

На человеческое тело, бьющееся в агонии, она даже не взглянула.

— Он что, умрет? — осведомился Бродов, порывисто вздохнул и почему-то так резко дал по газам, что шины завизжали. — Отвечай, гуманистка. Ты же у нас все знаешь наперед, радетельница единения прогрессивного человечества.

Такое презрение к человеческой жизни он видел у женщины впервые.

— Клеопатра умерла, а он что, особенный? — Дорна усмехнулась, повела плечом и почесала круглое точеное колено. — Сейчас после начальной краткой фазы возбуждения будет наблюдаться прогрессирующее угнетение функций ЦНС, развивающееся на фоне ослабления дыхания. Мурзик станет вялым, апатичным, с заторможенными рефлексами, затем у него наступит патологический сон, во время которого резко ослабеет тактильная и болевая чувствительность. А умрет он от вялого паралича дыхательной мускулатуры, ведь тело у него совершенно человеческое. — Она на миг замолкла, сняла свои очки, и в голосе ее послышался звон острой стали. — Пойми, Дан, идет война. Невидимая, тайная, но жестокая и бескомпромиссная. Если ты или я попадем в лапы к тем, на кого работала эта тварь, мы будем умирать иначе — долго и мучительно. Очень долго.

Смотри-ка ты, первый раз назвала по имени, Даном, что-то это, наверное, да значило.

— Н-да? — хмуро отозвался Бродов, сдержанно зевнул и непроизвольно глянул в зеркало заднего обзора. — Значит, говоришь, мурзик? А вообще-то что это с ним? На первый взгляд похоже на зомбирование. Слушай, а мы не слишком разговорчивы? Машинка-то, она того, стучит.

— Ну, если тебе так проще, то пусть будет зомбирование[204]. — Дорна обернулась, глянула на Веню, тронула мизинцем писаную бровь. — А в плане разговоров не волнуйся. Наши очки не хуже вашей зажигалки. Никто никуда уже не стучит. Эти гниды, которые делают мурзиков из людей, уже утратили с нами радиоконтакт. В Багдаде все спокойно. Кругом полнейшая тишина. И здесь, — она резко отвернулась, — и там. Самое время вроде бы поговорить, вволю пообщаться, поиграть в вопросы и ответы. Только здесь, Дан, не игра, а война. И поэтому тебе лучше знать ровно столько, сколько нужно. Чтобы выжить. Ясень пень?

И она поведала о неких негодяях, подло манипулирующих бедными людьми — мастерски, умело, с невероятным цинизмом — для достижения своих подлых, низких, прямо-таки чудовищных целей. По существу, лихо, на всепланетном уровне загребающих жар чужими руками. Почему чужими-то? Да потому что и на них самих имеется управа, и не дай бог обнаружится их зловещий след. Кто такие эти негодяи, в чем их интерес, кому под силу дать им по шапке — не важно. Важно то, что ты, Бродов, им словно кость в горле, и они непременно постараются убить тебя. В общем, негодяи, и все тут. Прослушал краткий инструктаж и хватит. Для выживания достаточно. Вполне…

— Ну ты и конспиратор, блин. Все знаешь и молчишь, — заметил Бродов, уважительно кивнул, от давешнего пакостного его настроя не осталось и следа. — Ладно, последний вопрос к тебе. Невинный. Почему мурзик-то? Другого названия, что ли, не нашлось?

На душе у него было не то чтобы радостно — ясно, спокойно и конкретно. Да, сомнений нет, он попал в дерьмо, изрядное, планетарного масштаба. Плевать. Рядом с ним женщина его мечты, загадочная, страстная и отважная. Не верящая, похоже, ни в бога, ни в черта и не боящаяся ни того ни другого. За ней он готов и в огонь, и в воду, и в это самое… планетарного масштаба. Эка невидаль, не привыкать, если выживем, то уж отмоемся.

— А чем плохо название-то? В самый раз. — Дорна улыбнулась, но совсем не весело. — Мурзик, мурзилка, родственник Чебурашки. Желтое, аморфное существо вот с такими ушами и вот с таким хвостом. Делай с ним что хочешь. Вот как раз под колер этого драндулета. — Она похлопала по выцветшей торпеде, и в тихом голосе ее послышалась печаль. — А потом, ведь у мурзика весь энергетический спектр смещен в сторону желтого. Ничего своего — ни мыслей, ни желаний, ни эмоций. Живой говорящий труп с жестко заданной программой реализации. Ладно, — она взглянула на часы, — хорош болтать. Прибавь-ка лучше ходу, километра через три должна быть заправка.