Ариец. Книга четвертая. Властелин булата - Александр Прозоров

Великий Один подумал и с усмешкой опустил молот в поясную петлю:

– Это же баба, – сказал он. – Очень большая деваха оригинальной наружности. Глупо так просто пускать ее в расход. Вдруг кому-то из достойных воинов захочется развлечься?

– Никогда еще не пользовал настоящую богиню! – отозвался один из воинов, а остальные одобрительно зашумели.

– Свяжите ее и тащите на ладью, – принял решение великий Один. – Не жалейте веревок! Тварь сильная, как бы не порвала.

Потомки русалок вняли совету и скрутили могучую Сехмет сразу добрым десятком ремней – руки за спиной смотали от запястий и почти до плеч, ноги – толстым жгутом чуть выше щиколоток. И, прихватив за этот жгут, поволокли к морю.

– Что теперь, Вик? – спросила Валя.

– Ты говорила, выше по течению есть город, – ответил Викентий. – Главные силы уже идут туда, а мы здесь приберемся и нагоним.

С пляжа послышался злобный рев. Могучая Сехмет, неожиданно поджав ноги, ударила ими волочащих ее мужчин, раскидала их в стороны, снова подтянула, извернулась и, щелкнув челюстями, перекусила жгут. Подпрыгнула и кинулась бежать.

– Вот, тварь! – сорвался с места великий Один, несколько раз метнул молот, метясь в одно и то же место чуть выше правого великанши колена. После шестого или седьмого попадания богиня войны начала хромать, а затем рухнула и поползла, приволакивая раненую лапу.

– Сломал! – вернул оружие на пояс бог войны. – Все-таки ты тоже уязвима, проклятая львица!

Он быстрым шагом нагнал раненую и связанную Сехмет, наклонился – но схватить не успел, получив такой мощный пинок здоровой лапы, что взмыл в воздух выше мачт, несколько раз перевернулся в воздухе и рухнул в море далеко позади кораблей. Вокруг растеклось густое кровавое облако – львиные когти разорвали великому Одину живот почти до позвонков.

Разумеется, убить бога подобная рана не могла, но причиняла жуткую боль и мешала двигаться. Поэтому на берег Один выбирался очень долго, не меньше получаса, и когда попал на пляж – могучая Сехмет уже исчезла. Остановить злобную великаншу никто из смертных не посмел – и говоря по совести, Викентий их не осуждал. Хотя и напустил на себя крайне недовольный вид.

В любом случае – первая битва закончилась победой. Лучники Ковыльника, скинув одежду, собирали оружие погибших врагов, не забывая и прочие ценности, если таковые встречались; помогали добраться до кораблей раненым, забирали погибших. За этим с западного берега наблюдали выстроившиеся для битвы египтяне: ровные ряды копейщиков, фыркающие в колесницах лошади, несколько сотен лучников с полными колчанами. Стояли и смотрели. Больше они ничего сделать не могли.

– Там же еще много богов, – задумчиво напомнила Валентина, созерцая это зрелище. – Есть кому командовать и есть кому сражаться. Почему они не переправились вслед за Сехмет?

– С нашей стороны многие великие тоже остались в стороне от битвы, – ответил непобедимый Один. – Например, ты. Или Фригг. Вы также не принимаете участие в схватках. У каждого из богов свой дар. Кто-то проливает кровь, а кто-то исцеляет раненых. Кто-то собирает души, а кто-то воодушевляет слабых духом. Кто-то повелевает рассветом, а кто-то водой. Полагаю, без лодок для смертных и ярости Сехмет таланты всех прочих родичей Исиды бесполезны. А может, они успели что-то задумать. Надеюсь, этого мы никогда не узнаем. У нас здесь осталось не больше тысячи воинов. С тысячей против пяти не справлюсь даже я.

Но в реку египетская армия, конечно же, не полезла. Похоже, стоящие в строю местные воины просто прикрывали свой берег, раз уж не удалось защитить противоположный. День постепенно двигался к закату, а ночью на протоку внезапно опустился густейший, непроглядный туман. Утром, когда он рассеялся, пятитысячное египетское воинство не увидело возле своих берегов никаких следов вражеского флота.

* * *

Никто уже и не помнил, как давно и по какой причине могучий и воинственный рыжебородый громовержец великий Перун срубил себе острог на берегу величественной и полноводной Колвы. Как это водится, под покровительство сына Сварога очень быстро переселились окрестные смертные, срубы длинных домов заменили собой простенький забор и стали первыми стенами Перми – города Перуна[3].

Покровительство сильного бога делало жизнь смертных легче, сытнее и безопаснее, молитвы сварожичей наполняли бога новой силой, и общими усилиями город богател, становился многолюднее. Новым жителям и их запасам, их лосям и козам с кабанчиками места в старых срубах уже не хватало – и потому округ Перми изначальной вскоре была возведена новая стена, потом еще одна, и постепенно Великая Пермь превратилась в неприступную твердыню с несколькими кольцами рубленых стен и пропаханной в двух полетах стрелы, далеко за огородами, глубокой заговоренной бороздой, не пропускающей через себя ни лихоманки, ни коровьей смерти, ни нежити, ни черных колдунов, ни простых проклятий с порчей и сглазами.

Непроходимая даже для самых могучих чародеев, сия черта никак не мешала проходу невинного ребенка, и потому однажды утром курчавый мальчуган, одетый в длинную беличью безрукавку и поршни из заячьей шкурки, пробравшись через заросли колючего бурьяна, спокойно перешагнул зачарованную преграду, достал из поясной сумки большой берестяной короб и двинулся по кругу, просыпая через отверстие в донышке тонкую белую струйку – то ли молотый мел, то ли перетертую сухую кость.

К тому времени, когда караульные на стене обратили на далекого скромного гостя свое внимание, он уже успел отсыпать широкий круг, половиной своей лежащий за бороздой, а другой половиной – снаружи, и нарисовать в центре размашистый крест.

В городе распахнулись ворота, наружу выскочили несколько воинов в легких длинных замшевых рубахах и сапогах, побежали прямо по грядкам – мальчишка же быстро добавил к рисунку маленькие трехлучевые свастики на концах креста. Откинул короб, оглянулся на воинов славного народа, отошел за круг, а на его место ступил обнаженный мужчина с качающимся на шее амулетом в виде серебряной бабочки с янтарным тельцем, с круглым щитом в одной руке и сумкой в другой.

Мужчина бросил щит, расписанный красно-желтой ломаной символикой в центр круга, раскрыл сумку, высыпал себе на ладонь горсть желтого порошка и сдул в направлении потемневших от времени стен Великой Перми…

– Плотью земли, из мертвой в живую и обратно в мертвую обращенною, заклинаю, – речитативом заговорил он. – Солнцем извечным заклинаю, силой духов небесных заклинаю…

– Эй, бродяга! Пошел вон! – подбегая, закричали воины. Но тут из бурьяна внезапно поднялись многочисленные лучники, одетые в бесформенные меховые балахоны, быстро затренькали тетивы – и стражники, не успев даже копий своих поднять, попадали на землю. Лучники же мигом залегли обратно, совершенно растворившись в бурьяне, а голый мужчина расплескал из бурдюка какую-то жидкость: