Улыбка химеры - Ольга Фикс

Кто-то схватил ее за рукав. Нет, ну Макс уже решительно спятил!

Обернувшись, Машка увидела Ерофеева. От сердца у нее отлегло. Она сделала попытку высвободиться.

– Саш, ну чего тебе? Я спешу.

– Не торопись, а то успеешь.

Из кабинета напротив вышел Максим и во все глаза уставился на них. Ясно было, что он думает: «Ну вот и разгадка, она променяла меня на одноклассника». Черт, как бы он еще не начал гнобить Ерофеева на обществоведении! Впервые Машка подумала о Максиме без малейшей вины или сочувствия.

– Ерофеев, ну чего тебе? Я на историю искусства опаздываю.

– А я вообще из-за тебя на матанализ забил. Пошли, не здесь же говорить будем.

– Да никуда я с тобой не пойду! С какой стати мне прогуливать?

– Да потому, что это важно очень! Маш, кончай выдрючиваться. Скажи лучше, у тебя спина чешется?

– Что?! Да при чем тут… Постой, откуда ты знаешь?!

Между лопатками уже дней пять зудело невыносимо. Не как раньше, когда ощущения были слабыми, сродни щекотке. Теперь Машка часто ловила себя на том, что выискивает глазами деревья и выступающие углы, чтобы к ним прислониться и как-нибудь незаметно об них потереться. Пару дней назад ей почудилось, что она нащупала в этом месте, под лопатками, два еле заметных бугорка. С тех пор Машка то и дело касалась спины и гнала от себя навязчивые мысли о неизлечимой болезни, опухолях, метастазах. Хотя ничего там, конечно, не было и быть не могло. Ей просто показалось.

Ерофеев, однако, не слушая слабых Машкиных возражений и не выпуская из рук рукава, решительно потащил ее за собой. Ей ничего не оставалось, как подчиниться. Она лишь успела улыбнуться Максу и беспомощно развести руками. И заметить, как в глазах его блеснула надежда.

* * *

– Ну так и чего ты от меня хотел? Учти, если фигня какая-нибудь, ты об этом пожалеешь.

– Нет, Машк, не фигня. Хотел бы я, чтобы это было фигней. Так, значит, спина, говоришь, уже чешется? Совсем, получается, немного времени осталось. Черт, как же нехорошо все вышло! Я-то думал, у нас хоть пара недель есть в запасе. А получается, счет уже идет на часы и минуты.

– Ерофеев, можешь толком сказать, в чем дело?

– Погоди, Маш, сейчас, только с мыслями соберусь. Слишком много всего рассказывать, думаю, как бы изложить покомпактней. Видишь ли… Скажи, Маш, ты никогда не думала, что кроме людей на свете могут существовать какие-нибудь еще разумные формы?

– В смысле, химеры, например? Или там кентавры? Так я не думала, я про них знаю.

– Знаешь?! Откуда?!

– Тоже мне великий секрет. Любой мыслящий, образованный человек рано или поздно начинает подозревать, оглядываться по сторонам, и особенно, если он знает, куда смотреть…

– Погоди! Так раз тебе известно о существовании антропоморфов, получается, мы с Анькой зря волновались! Тогда ты уже знаешь про свои крылья? Ну, Маш, у тебя и выдержка! Конечно, ничего еще не видно, но… Будь я на твоем месте, побоялся б так спокойно разгуливать.

– Крылья?! Какие крылья?

– То есть как это какие? Маш, ты что, даже не догадываешься? Ты ж сама назвала виды антропоморфов: химеры, кентавры и люди с крыльями.

– Да я впервые слышу о крылатых людях! Хочешь сказать, они тоже есть? Ты уверен, что есть?! Это правда?! Саш, дай я тебя поцелую! Нет, ну как же здорово! А я думала, с крыльями – это ангелы. Представить себе не могла, что с крыльями люди! И что, эти люди в самом деле могут летать?!

Ерофеев с печальной улыбкой наблюдал за ее восторгами. Он уже понял, что объяснять все-таки придется много и долго.

* * *

– То есть крылатым можно не только родиться, но и стать потом?

– Ну да.

– То есть получается, все эти ребята в больничном корпусе, если бы их не стали лечить… И я тоже, если б не Аня…

– Ну да.

– Но ведь это же неправильно! Это же чудовищно!

– Ну да.

– Саш, прекрати нудакать! Говорить, что ли, разучился?! С этим же нужно что-то делать, пойти куда-нибудь, рассказать. Люди ведь ничего об этом не знают!

– Маш, ну ты же сама сказала, что, на самом деле, любой мыслящий человек, сложив два и два…

– Ну да. Сказала. Просто я была дура. Господи, какая же дура! Ерофеев, тебе смешно, наверное, что можно быть такой дурой!

– Вовсе нет. Или уж тогда у нас все общество сплошь из дураков. Пойми, обществу для сохранения своей стабильности приходится чем-то жертвовать. Ну вот оно и жертвует. Ими. Вами.

– Да. До меня как-то все еще не доходит, что это же теперь про меня. Саш, но ты совершенно уверен…

– Практически. Анька не могла ошибиться. Она ж без пяти минут врач.

– Ой да какой она врач! Салага она, первокурсница. Может, ей вообще это померещилось.

– Маш, ну ты же сама сказала, что спина чешется.

– Ну так мало ли отчего она чешется! Знаешь, как трудно самой себе как следует вымыть спину! Я даже иногда жалею о тех временах, когда нас строем загоняли всех в одну душевую.

– Не поверишь, я тоже. Согласись, что-то есть успокаивающее в этой первобытной стадности, ну когда всех вместе куда-то гонят. Типа если ты не один, а со всеми, ничего с тобой плохого не может случиться.

Они оба замолчали, внезапно осознав, что Машку теперь уж вряд ли куда-нибудь погонят вместе со всеми. Теперь ее будут гнать куда-то в другую сторону.

– Может, мне все же стоит пойти в больничку и попросить, чтобы они меня осмотрели? Ну, подумаешь, полежу я три года. Зато потом буду опять такая, как все. Смогу поступить в университет.

Ерофеев заколебался. Раньше это бы мог быть вариант. Почему, почему он не поговорил с ней раньше?!

– Маш, это, конечно, твое решение, но, по-моему, если спина чешется, в больничку идти поздно. Поделать с твоими крыльями они все равно уже ничего не смогут. Только констатируют факт и отправят тебя в специальное учреждение. Где на тебя навесят вместо имени бирку и прикуют цепью за ногу, чтобы не улетела…

– И будут кормить меня и содержать. Понятно, люди ж все-таки люди, а не звери. Саш, послушай, тогда, может, ты сам посмотришь, что там у меня на спине? Ну вдруг что-то уже заметно?

Ерофееву сделалось жарко. Язык у него прилип к гортани. Но Машка стояла спокойная, как вода в реке, и смотрела на него умоляюще.

Ерофеев сглотнул ком в горле и сказал:

– Да не вопрос. Если ты так хочешь. Стань лучше только к свету.

Подойдя под лампочку, Машка рывком сдернула с себя свитер и расстегнула лифчик. Она стояла к Ерофееву в профиль, так что и грудь ее, и живот оказались прямо у него перед глазами. Живот был плоский, а груди больше и круглей, чем у Ани, и казались мягче на вид.