Первый всадник - Джон Кейз

— Хорошо, — рассмеялся Фрэнк. Они направились к машине.

— Я уверена, что фары не горели, — потрясла головой Энни.

— Ни и что? Какая разница?.. Ты слышала, что сказал Бен? Пятьдесят миллионов! Что они затевают?

— Не знаю. Меня больше волнует витаминная фабрика или что там у них на самом деле.

Дейли сел за руль и сунул ключ в зажигание — Энни говорила что-то про микроинкапсуляцию.

«Сааб» с ревом завелся, но Фрэнк крикнул громче:

— Что за хрень?!

Энни резко обернулась. Фрэнк смотрел на свои руки. Они, как и руль, были вымазаны чем-то скользким и прозрачным.

— Что случилось?

— Не знаю, — ответил Фрэнк, держа руки перед собой. — Я в чем-то измазался. У меня салфетки под задним сиденьем — дай, пожалуйста.

Энни вытащила из-под сиденья рулон бумажных полотенец. Фрэнк тщательно вытер руки и руль. Потом тронулся с места.

— Это она сделала, — заявила Энни минут через пять.

— Что?

— Вымазала твой руль той штукой. Как ты думаешь?

— Не знаю.

— Не нравится мне это, — поежилась Энни.

— Наверное, что-нибудь детское, — предположил Фрэнк, — в чем она сама измазалась.

Сначала они ехали по Фоксхол-роуд. Пару минут пришлось постоять у школы — там как раз кончились уроки. До дома Энни было двадцать минут. Фрэнк чувствовал, что совсем вымотался.

— С тобой все в порядке? — спросила Энни. Он кивнул.

— Просто немного не в себе. Весь день ничего не ел.

Энни недоверчиво на него посмотрела.

— Ты уверен?

— Да. Наверное, чаю перебрал.

Энни вышла и направилась домой, а он поехал в сторону Коламбиа-роуд мимо пивных, ночных клубов, полицейских машин… Пьяные на углу, собаки, магазины… Как за всем уследить?

Добравшись до Коламбиа-роуд, Фрэнк с удивлением понял, что весь покрыт потом — вонючим, липким, как при лихорадке. Сердце бешено билось, в животе возникло странное чувство — как мандраж перед выступлением на публике, только без публики. Он в машине, а нервы играют сами по себе, без причины. Даже скорость невысокая. Если точнее то… сколько? Десять километров в час.

Понятно, почему все гудят.

Внезапно Фрэнк понял, что не так: он вдруг стал с мучительной ясностью осознавать любое свое возможное действие. Если повернуть руль налево, то будет авария. То, что поворачивать руль налево нет никакой причины, не имеет значения. Главное — это возможно. И пострадает много людей. Если перед тем, как повернуть руль, еще и разогнаться, то машину выбросит на тротуар, и погибнет не один пешеход.

Все кругом будет в крови.

Страх был бессмысленный и неподконтрольный, как головокружение. Невелико дело — пройти по прямой, но попробуй пройти по ограде перил на крыше небоскреба — свалишься.

Так он себя и чувствовал — как будто сейчас свалится, как будто что-то тянет его вниз, в невидимую пропасть. Вести машину было невероятно сложно, все равно что пытаться одной рукой погладить себя по животу и в то же время другой — похлопать по затылку. Сколько вещей может произойти, страшных, ужасных! Как вообще люди умудряются с этим справляться? Как можно одновременно уследить за чертовой уймой деталей?! Спидометр, переключение передач, сцепление, тормоз, газ… Другие машины, светофоры, пешеходы, придорожные знаки… Тахометр! Мир закрутился водоворотом мест, предметов и последствий.

Фрэнк начал тонуть.

Куда-то делось еще одно: важное, жизненно необходимое — свой привычный взгляд на мир. Фрэнк забыл, не кто он, а как это — быть тем, кто он есть, и никем другим.

Внезапно его осенило: он забыл свою точку зрения. Без нее бессмысленно вспоминать, кто такой Фрэнк Дейли, и пытаться снова им стать. Привычные рефлексы куда-то испарились, им на смену не пришло ничего — Фрэнк будто пытался говорить на незнакомом языке, что выше его сил. Он сам — выше своих сил.

Ужас становился все сильнее. Ужас, которого невозможно избежать, — идущий изнутри, оттуда, где раньше был сам Фрэнк. Теперь там не было ничего. Дыра.

Что произошло, в общем, понятно. Его накачали какой-то дрянью. Или Стерн, или Энни, или девица с ребенком — да, скорее всего. Веснушчатая мамаша с жизнерадостной улыбкой. Кто это сделал, уже не важно. У него отняли все, все, чем он был, навсегда.

Путь домой казался невыносимо долгим.

«Сааб» вырулил на противоположную полосу и устремился вперед, рассекая волну рвущихся навстречу машин.

Надо в постель. Там безопасно. Только сначала, конечно, припарковаться. Хотя в таком состоянии это невозможно. Даже если найдется место. Загнать машину в крохотный участочек, ничего не задеть и пользоваться одними руками и ногами? Нет, невозможно.

Фрэнк резко тормознул — «сааб» дернулся и остановился прямо на дороге.

Прежде чем выйти, он включил фары — потом машину будет проще найти.

Как же кружится голова! Словно на шарнирах. С тротуара подошел какой-то человек, что-то сказал по-испански — и отшатнулся, встретившись с Фрэнком глазами.

Секунду спустя (или дольше? наверное, час спустя) он пошатывался над телефоном и слушал сообщения на автоответчике.

Первое:

Фрэнк, это Дженнифер! Ты шутишь, что ли, насчет расходов на спутниковые снимки? Перезвони!

Второе:

Эй, Фрэнки, это дядя Сид! Слушай, мы так скорбим о твоем отце, хотелось бы повидаться, не пропадай, в общем!

И третье, от женщины, с наилучшими пожеланиями:

Привет! Мы сегодня виделись! Приятного улета! Кстати, хотите вернуться? Тогда надо сменить тему работы!

Тут зазвонил телефон, опять включился автоответчик.

Энни:

— Фрэнк, это я. Мне все же очень не нравится та дрянь на руле. Перезвони, хорошо? Или может… может, мне зайти? Фрэнк, ты там? Возьми трубку!

Нет, никогда. Телефон затаился, дрожит, дышит, как муравьиная матка в логове. А руки…

Господи, руки! Руками можно сделать такое!..

Штаб, 23 мая

Штаб «Храма Света» располагался на территории бывшей частной школы в двадцати километрах от Лейк-Плэсида. За воротами, попетляв в хвойных зарослях, дорожка утыкалась в небольшую площадку, служившую автостоянкой. От нее, опять через лес, тропинка, посыпанная гравием, вела на ухоженную лужайку, что раскинулась между черным, заросшим лилиями прудом и пологим холмом.

По левую руку теснились несколько белых домиков. Раньше там жили учителя, теперь их заняло руководство культа. Неподалеку пара обветшалых общежитий давала приют остальным жившим при штабе.