Мэнсфилд-Парк - Джейн Остин

Она смотрела на Крофорда, и у ней не шли из головы обе отсутствующие кузины, в особенности Мария; но его самого, по-видимому, никакое воспоминание не смущало. Вот он опять в том же самом месте, где все произошло, и, видно, так же намерен радоваться жизни без сестер Бертрам, как если б никогда не знал Мэнсфилд другим. Фанни слышала, как он поминал о них лишь мимоходом, и, только когда все общество опять оказалось вместе в гостиной и Эдмунд, поодаль, кажется, весь ушел в какой-то деловой разговор с доктором Грантом, а миссис Грант была занята за чайным столом, он более серьезно и обстоятельно заговорил о них с сестрою.

— Итак, сколько я понимаю, Рашуот и его прекрасная супруга в Брайтоне… Счастливчик! — сказал он с многозначительной улыбкою, отчего Фанни он сразу стал ненавистен.

— Да, они там… уже недели две, не правда ли, мисс Прайс? И Джулия с ними.

— И я полагаю, Йейтс поблизости.

— Йейтс!.. О, мы ничего о нем не знаем. Не представляю, чтоб о нем часто поминали в письмах в Мэнсфилд-парк. А по-вашему, мисс Прайс? Я думаю, мой друг, Джулия достаточно умна, чтоб не занимать отца рассказами о Йейтсе.

— Несчастный Рашуот со своими сорока двумя репликами! — продолжал Крофорд. — Никому их не забыть. Бедняга!.. Вижу его как сейчас… его тяжкий труд и отчаянье. Да, я сильно ошибаюсь, если его очаровательная Мария когда-нибудь пожелает, чтоб он продекламировал ей свои сорок две реплики. — И мгновенно сделавшись серьезным, прибавил: — Она для него слишком хороша, чересчур хороша. — И, снова переменив тон, с нежной галантностью обратился к Фанни: — Вы были его лучшим другом. Ваша доброта и терпение незабываемы, с каким неустанным терпеньем вы старались помочь ему выучить роль… старались заставить его шевелить мозгами, в которых природа ему отказала, старались поделиться с ним пониманием, которого у вас в избытке! Пусть у него самого не хватало ума, чтоб оценить вашу доброту, зато, осмелюсь сказать, все остальное общество отдавало ей должное.

Фанни покраснела, но ничего не сказала.

— Это сон, сладкий сон! — воскликнул Крофорд, после недолгой задумчивости снова нарушив молчание. — Я всегда буду с особенным удовольствием вспоминать наши репетиции. Они сообщали всему такой интерес, такое оживление, такой душевный подъем! Это ощущал каждый. Все мы были воодушевлены. Занятий, надежды, заботы, суеты хватало на весь день с утра до вечера. Постоянно возникали небольшие препятствия, сомнения, тревоги, которые надобно было одолеть. Никогда я не был так счастлив.

«Никогда не был так счастлив! — в молчаливом негодовании повторила про себя Фанни. — Не был так счастлив, как когда поступал непозволительно! И не мог этого не понимать. Не был так счастлив, как когда вел себя столь постыдно и бесчувственно! Что за испорченная душа!»

— Нам не повезло, мисс Прайс, — продолжал Крофорд, понизив голос, чтоб не мог услышать Эдмунд, и не имея представленья об ее чувствах. — Право же, очень не повезло. Нам бы только еще неделю, всего неделю. Вот если б у нас было право распоряжаться событиями, если б всего неделю-другую в пору осеннего равноденствия Мэнсфилд-парк мог управлять ветрами, все вышло бы по-другому. Нет, мы не стали бы подвергать его опасности, наслали бы на него не грозу и шторм, но только упорный противный ветер или штиль. Я думаю, мы удовольствовались бы в ту пору недельным затишьем в Атлантике, мисс Прайс.

Казалось, он намерен был во что бы то ни стало получить ответ, и, отвернувшись от него, Фанни сказала куда тверже, чем обыкновенно:

— Что до меня, сэр, я не стала бы задерживать приезд дядюшки ни на один день. По возвращении дядюшка отнесся ко всему этому с таким неодобреньем, что мне кажется, все и так зашло достаточно далеко.

Никогда еще она не отвечала ему в столь многих словах и никогда еще никому — так сердито; и, договорив, она дрожала и вся раскраснелась от своей дерзости. Крофорд удивился, но, несколько поразмыслив в молчании, ответил спокойнее, серьезнее и так, будто высказывал свое искреннее убежденье:

— Я думаю, вы правы. Это было скорее приятно, чем благоразумно. Мы подняли слишком много шуму. — И заговорил о другом, готов был занять ее иной беседою, но Фанни отвечала так робко и неохотно, что ему никак это не удавалось.

Мисс Крофорд, которая опять и опять поглядывала на доктора Гранта и Эдмунда, теперь заметила:

— Эти джентльмены, видно, обсуждают что-то чрезвычайно интересное.

— Самое интересное на свете, — отвечал ей брат, — как заработать деньги, как обратить хороший доход в еще лучший. — Доктор Грант наставляет Бертрама в той жизни, в которую он очень скоро вступит. Оказывается, он примет сан уже через несколько недель. Они говорили об этом в столовой. Я рад, что Бертрам будет так хорошо обеспечен. У него будет очень неплохой доход, который достанется ему без особых трудов, и он сможет сорить деньгами. Как я понимаю, у него будет не меньше семисот фунтов в год. Семьсот фунтов в год для младшего брата совсем неплохо. И так как он по-прежнему будет жить дома, это пойдет ему на menus plaisirs , а проповеди на Рождество и на Пасху, вероятно, дадут ему солидную сумму от пожертвований.

Стараясь скрыть свои подлинные чувства, сестра засмеялась и сказала:

— Ничто меня так не забавляет, как легкость, с какой каждый распоряжается богатством тех, у кого куда меньше денег, чем у них самих. Ты бы оказался в большом затруднении, Генри, будь твои menus plaisirs ограничены семьюстами в год.

— Может быть, ты и права, но, знаешь, это все относительно. Многое зависит от происхождения и привычки. Для младшего сына всего лишь баронета Бертрам, несомненно, обеспечен очень неплохо. К тому времени, как ему исполнится двадцать четыре или двадцать пять, у него будет семьсот в год и ему не придется для этого пальцем шевельнуть.

Мисс Крофорд могла бы сказать, что кое-что для этого сделать придется и кой-чем поплатиться, о чем она не могла думать с легкостью; но она сдержалась и оставила слова брата без ответа; и, когда оба джентльмена вскорости к ним присоединились, постаралась выглядеть спокойной и беззаботной.

— Бертрам, — сказал Генри Крофорд, — я сочту своим долгом приехать в Мэнсфилд послушать вашу первую проповедь. Я приеду нарочно для того, чтобы подбодрить новичка. Когда это будет? Вы не желаете ко мне присоединиться, мисс Прайс, чтобы подбодрить своего кузена? Не сочтете ли своим долгом присутствовать и во время проповеди не сводить с него глаз, как сделаю я, дабы не пропустить ни слова, или отворотиться единственно для того, чтоб записать какое-нибудь особо выдающееся изречение? Мы запасемся записными книжками и карандашом. Когда это будет? Вам непременно следует читать проповедь в Мэнсфилде, чтоб ее могли услышать сэр Томас и леди Бертрам.

— Я как можно долее постараюсь держаться от вас подальше, Крофорд, — сказал Эдмунд, — потому что скорее всего вы станете меня смущать, и видеть такие старания с вашей стороны будет мне грустнее, чем со стороны кого-либо другого.

«Неужто Крофорд не почувствует укора? — подумала Фанни. — Нет, ему не дано чувствовать, как должно».