Случайный граф - Анна Беннетт

– Нет. – Он должен был закончить эту отвратительную историю прямо сейчас, до того, как ему станет страшно. Ему нужно выдавить ее, как яд, подвергнуть ее воздействию дневного света. – Я собирался пойти за помощью, – выдохнул он. – Я собирался найти бабушку, слугу, любого, кто мог бы воздействовать на родителей. Но когда я попытался уйти, мать закричала так, что у меня кровь застыла в жилах. Она умоляла меня не уходить. Сказала, что пока я рядом, мой отец не причинит вреда себе или ей. Но он посмеялся над этим. Моя мать умоляла его. Грозила, что он навсегда изуродует меня, своего наследника.

Фиона посмотрела на Грэя, и ее прекрасное лицо было переполнено ужасом:

– Пожалуйста, скажите мне, что он этого не сделал.

Грэй сглотнул и кивнул:

– Он застрелился у меня на глазах. Я избавлю вас от подробностей. – Он не хотел рассказывать о потрясении, которое испытал, когда его отец, глядя прямо на него, засунул ствол пистолета себе в рот. Не хотел описывать хлопок выстрела, от которого у него даже кости задрожали.

Фионе не нужно было знать о брызгах крови на потолке, на его рубашке и лице. Ей не нужно было знать о нечеловеческих криках его матери, которая скорчилась на полу, положив на колени то, что осталось от головы его отца.

Он достаточно рассказал Фионе.

Достаточно, чтобы показать, насколько безобразной была его семья.

Достаточно, чтобы объяснить, почему он не способен никого любить. И, возможно, более чем достаточно, чтобы отпугнуть ее.

Самым страшным было то, что он наконец-то понял: он не хочет отпугнуть ее. Господь свидетель, он не заслуживал ее, но даже несмотря на это, он хотел ее. Для себя. Навсегда.

Фиона провела ладонью по груди Грэя, задержав ее там, где билось его сердце.

– Мне жаль. Никто не должен видеть такое. Тем более двенадцатилетний мальчик.

Какое-то время они молчали. Только вода, плещущая о камни, и ветерок, шелестящий листьями, разбавляли тишину.

Наконец, он сказал:

– Вы спросили, как бы изменилась моя жизнь, если бы не одна плохая вещь, и теперь вы знаете. Я бы не унаследовал графский титул, не успев стать мужчиной. Я бы не видел, как моя мать заглушает свое горе опиумом и выпивкой, медленно тая у меня на глазах. Меня бы не мучило чувство вины за то, что я не остановил отца.

– Нет. – Она взяла в руки его красивое, измученное лицо и заставила его посмотреть ей в глаза. – Нет. Это не ваша вина. Ваши родители не должны были втягивать вас в свою ссору в тот день. Они сделали вас пешкой в своих извращенных отношениях. Но вы были всего лишь ребенком. И похоже, вашему отцу было уже не помочь.

Грэй пожал плечами.

– Может быть, и так.

Болезненный ком застрял у нее в горле, и по щеке скользнула слеза. Она просто должна была заставить его понять. Его счастье – и, возможно, ее собственное – зависело от этого.

– Никакого «может быть», – ответила она. – Вы должны верить мне, как человеку, способному объективно оценить ситуацию, когда я говорю, что случившееся с вашим отцом не ваших рук дело. Вы не могли предотвратить этого, и, если бы попытались, вы или ваша мать – а может быть, вы оба – тоже могли бы стать жертвами. И это было бы вдвойне трагично. Поверьте мне, Грэй.

Он уткнулся лицом в ее ладонь и поцеловал ее, а затем взял обе ее руки в свои.

– Я пытаюсь. Поверить. Но это не так просто… и теперь вы знаете почему.

Ее грудь сжалась при мысли о том, что он потерял. Отца и мать, детство и веру в других людей.

– Я не такая, как они, – сказала она горячо. – Я бы никогда не причинила вам боли. Вы должны мне верить.

– Я знаю, что вы не хотите причинить мне боль. Так же, как я бы никогда не хотел причинить боль вам.

Фиона вздрогнула. Потому что поняла то, что он не смог заставить себя сказать: неважно, насколько благородны их намерения, вероятно, в конце концов они все же причинят друг другу боль.

Но она уже знала, что он многое пережил, знала, как он циничен. Убедить его в том, что любовь стоит того, чтобы рискнуть, займет не один день, и она была готова потратить на это время. Столько, сколько потребуется. Кроме того, он начал открываться ей, что, очевидно, было в высшей степени добрым знаком.

Не будучи в состоянии говорить, она коснулась его губ поцелуем, легким, как шепот, и была вознаграждена слабой, но искренней улыбкой.

– Суть в том, – продолжал он, – что тот день изменил всю мою жизнь. – Только Кирби остался неизменным.

– Он помог вам пережить это трагическое время. Неудивительно, что вы так близки.

Грэй кивнул.

– Кровь… она брызнула и на него. И буквально, и образно выражаясь. И, насколько я знаю, он никогда не рассказывал об этом ни одной живой душе. Я не просил его клясться хранить мою тайну и не умолял о молчании. Но он понял, какой скандал сплетни породили бы вокруг моей семьи и какой позор они бы навлекли на меня. Кирби был моим лучшим другом до того ужасного дня, и он не давал мне сойти с ума в последующие дни и недели. Он оставался верным, преданным другом на протяжении многих лет.

– Я рада, что он был рядом с вами и что он до сих пор рядом. Но он не единственный, кто беспокоится о вас. Есть еще ваша бабушка, конечно же… и я.

Он потянулся к ней, коснулся пряди волос, которая упала ей на лицо, и убрал ее за ухо:

– Я рассказал вам о самоубийстве отца не для того, чтобы вызвать сочувствие. Я просто хотел объяснить, почему я… такой, какой я есть. И почему это место для меня особенное.

Она положила голову ему на плечо и посмотрела на качели:

– Думаю, что понимаю вас. Это место, где вы могли оставаться ребенком даже после того дня.

– В тот же самый вечер, когда слуги вешали траурный креп на окна, мы с Кирби сбежали сюда. Это был первый раз, когда мы набрались смелости прыгнуть с самой высокой ветви. Я нырнул в реку, позволив воде смыть кровь и ужасные картины, которые стояли у меня перед глазами. – Он пожал плечами. – Как ни странно, это помогло.

Она кивнула, тронутая его искренностью:

– Спасибо, что доверились мне. Что рассказали мне правду.

Хотя она обожала физическую близость с Грэем, эта близость была иного рода. Более глубокая.

Это дало ей надежду: несмотря на все его душевные раны, она сможет исцелить его и, возможно, поможет ему снова полюбить.

– Думаю, нам стоит присоединиться к остальным гостям. – Он вздохнул с сожалением.

– Да, Мэри будет искать меня, и Лили, и Софи тоже.

Тогда Грэй повернулся к ней, и его темные глаза были переполнены желанием и нежностью. Проведя пальцем по ее волосам, он поцеловал ее. В его поцелуе было больше мягкости, чем страсти, но она все равно почувствовала слабость в коленях. И ее сердце преисполнилось радостью.