Твари - Михаил Вершовский

— Дура! — заревел Телешов. — Гошка погиб! Мобильник, телефон — где?

Ставшая белой как мел в одно мгновение, женщина машинально протянула ему свой сотовый аппарат. Сергей, бегая глазами по кнопкам, пытался понять, как действует этот проклятый механизм, потом плюнул и выругался:

— Э, ч-ч-черт! — Он сунул телефон в руку администраторши. — Набирай!

— Что набирать? — ошарашено спросила она.

— Набирай, я продиктую! — и начал диктовать ей номер майора Кремера.

Болтянский осторожно перешагнул через труп, ища место, куда можно было бы поставить ногу в прихожей, не задевая тела. Удалось. Теперь он внимательно осмотрел пол, стены, полки, вешалки для одежды и даже потолок. Чисто. Может, змея все-таки была одна? Да нет, подумал он, это еще большой, очень большой вопрос. Сейчас капитан с огромным трудом сдерживал тошноту: гнилостный трупный запах стал просто невыносимым. В прихожей, судя по всему, никаких змей действительно не было, однако он не торопился двигаться дальше. Запах смерти, исходивший от тела лежавшей у его ног женщины, был резким и отчетливым, однако волны смрада, доносившиеся из квартиры, были гораздо более мощными и едва не валившими с ног. Он инстинктивно зажал рот и нос левой ладонью, вдохнул, словно фильтруя воздух пальцами, и шумно выдохнул. Потом покачал головой: бесполезно. Сама его кожа, казалось, была пропитана трупным запахом.

— Ну что там, товарищ капитан? — отозвался за его спиной Полухин.

— Пока не знаю, сержант, — ответил Болтянский, не оборачиваясь. — Похоже, в квартире могли быть и другие люди.

Он поколебался какое-то время, потом скомандовал:

— Я сворачиваю вправо, на кухню. Ты проходишь вперед.

— Ясно.

Капитан, медленно пройдя прихожую, повернул в сторону кухни. Там, как и во всей квартире, горел свет, и ему не составляло труда убедиться, что в этом помещении никого из людей нет. Он слышал, как Полухин вошел в квартиру, продвигаясь в сторону комнаты. Болтянский сантиметр за сантиметром осмотрел пол кухни, столы для разделки, полки. Сделав еще шаг вперед, он смог рассмотреть содержимое кухонной раковины. Груда немытых тарелок. Половники, сковородки. Какие-то полусгнившие очистки. И ничего больше.

— На кухне порядок, — громко произнес он.

— Ясно, — ответил Полухин. Внезапно его голос сорвался на крик: — Есть! Сука!

Два выстрела из помпового ружья грохнули один за другим. Болтянский, чувствуя, что почти совершенно оглох, одним прыжком вылетел из кухни.

— Что?

Сержант стоял в дверном проеме, ведшем в единственную жилую комнату, прижимая приклад дробовика к плечу.

— Мало? — заорал он и выстрелил снова.

Сквозь глухой звон в ушах капитан все-таки услышал, как напарник произнес: «Теперь готова, сука». Дальнейшее произошло в доли секунды. Как в замедленной съемке, Болтянский увидел летящую вперед голову неведомо откуда взявшейся змеи, ударившей Полухина в ногу чуть выше колена и тут же отпрянувшей. Сержант посмотрел вниз и стал медленно поворачиваться к офицеру. Лицо его побагровело, по лбу и щекам струился пот. Глаза были широко открыты, словно от удивления.

— Царапнула, тварь… — проговорил он и, выронив ружье, стал заваливаться вперед, на капитана.

Болтянский подхватил его тело плечом и левой рукой. Правой он держал на весу дробовик, стараясь рассмотреть, куда же делась напавшая на сержанта змеюка. Таща напарника, он рывками двигался назад, потом, вспомнив, что в подъезде еще двое из его группы, хрипло закричал:

— Корзун, Шабалкин, сюда, живо!

Когда два эмчеэсника слетели с пятого этажа, капитан уже выволок Полухина на лестничную площадку. Тот был еще жив, но глаза уже затягивала мутная поволока.

— Бегом его вниз! — заорал Болтянский, хотя и Корзун, и Шабалкин находились здесь же, в полуметре от него. — Дробовики оставить!

Бойцы подхватили сержанта за воротник брезентухи и за негнущиеся двойные штанины. Капитан снова шагнул в дверной проем.

Он в два шага пересек прихожую и прыжком оказался сбоку от косяка жилой комнаты, чтобы получить шанс увидеть змею сбоку, под углом — и тем самым дать ей минимальный шанс для атаки. Он сразу же увидел змею, как мгновенно понял и то, что поднять дробовик он просто не успеет — толстенная гадина уже свернулась в кольцо, готовясь выбросить голову вперед. По ее длине он видел, что этот бросок свободно преодолеет те полтора-два метра, что разделяли их. Капитан выстрелил от бедра. Отдачей правую руку чуть не выворотило назад, но он не почувствовал боли. Единственное, что он видел, это иссеченную картечью тварь, которая, едва начав свой бросок, грохнулась об пол. И застыла.

Болтянский переложил дробовик в левую руку, потряс онемевшей правой и снова взял ружье наизготовку. Теперь он полукругом, в полсекунды, оказался у другой стороны дверного косяка. Тело женщины, изуродованное то ли змеями, то ли выстрелами Полухина, то ли и тем, и другим, лежало на полу недалеко от дивана. Гремучник, почти на куски разнесенный залпами сержанта, валялся рядом. Капитан медленно вошел в комнату, уже не обращая внимания на ужасающий запах разложения. Пол. Мебель. Стены. Полки.

Чисто. Осталась ванная комната с туалетом. Делать змеям там, вроде, было бы нечего, но дверь помещения Болтянский открывал с огромной осторожностью, поводя стволом помпового ружья влево и вправо. Присев, он заглянул, насколько позволяла видимость, под ванну. Ничего.

Он вышел в прихожую. Труп, еще недавно бывший человеком, по-прежнему лежал на пороге квартиры. Выйдя на лестничную клетку, он взялся за воротник куртки и вытащил тело наружу. Уголком сознания он отметил собственное удивление: почему-то его уже не беспокоили ни смрад разложения, ни пережитый кошмар, ни даже жалость к столь страшно и нелепо погибшим женщинам. Только работа. Хоть он и прошел по всей квартире, назвать это детальным осмотром было бы сложно. Значит, надо запереть дверь. Теперь, когда труп уже лежал на площадке, это можно было сделать. Он щелкнул предохранителем замка и захлопнул дверь. Потом, не оборачиваясь, стал спускаться по лестнице.

— Кто-нибудь, давайте сюда! — раздалось из подъезда.

Двое бойцов, карауливших с дробовиками у дверей, растерянно посмотрели на полковника.

— Давайте! — бросил тот и вместе с Кремером побежал к подъезду. Входить туда им уже не пришлось. Четверо эмчеэсников, двое в робах и двое в камуфляже, уже выносили на руках бесчувственное тело.

— Кто? — рявкнул Зинченко.

— Полухин, — откликнулся один из ребят.

Сержанта поднесли к стоявшей у подъезда скамейке и положили на нее.

— Свет! — скомандовал полковник и склонился над лежавшим бойцом. — Володя, ты меня слышишь?

Грудь Полухина вздымалась рывками, толчками, спазмами. Лицо приобрело почти фиолетовый цвет. С каждым выдохом он издавал слабый хрип.