Город золотых теней - Тэд Уильямс

— А как вы со мной говорили через очки?

— О, этому маленькому фокусу я научился еще когда был юным кадетом. — Его голова чуть свесилась набок. — А теперь, друг мой, мне надо немного поспать. Ты сможешь выйти сама?

Кристабель выпрямилась на стуле.

— Я всегда выхожу сама.

— Да, сама. Сама. — Мистер Селларс поднял руку, словно подавая ей знак уйти. Глаза его снова закрылись.

Когда Кристабель переоделась в свою одежду — она оказалась настолько влажной, что ей придется прогуляться немного перед возвращением домой, — мистер Селларс уже заснул в кресле. Она внимательно к нему пригляделась, убеждаясь, что он не заболел снова, но щеки его теперь были гораздо розовее, чем когда она пришла. Кристабель отрезала еще пару кусочков мыла на тот случай, если он окажется слишком слаб, когда проснется, и подтянула плед повыше к тощей шее старика.

— Это так трудно, — неожиданно произнес он. Кристабель отпрыгнула, испугавшись, что разбудила его, но глаза мистера Селларса остались закрытыми, а голос был тих как шепот и с трудом различим. — Все приходится прятать на виду. Но иногда я впадаю в отчаяние — я могу говорить с ними лишь шепотом, полуправдой, отрывками искаженных стихов. Теперь я знаю, что испытывает оракул…

Он пробормотал еще что-то, но девочка не разобрала слов. Когда старик затих, она похлопала его по руке и вышла. Из двери вслед за ней вырвалось облачко тумана. Ветер пронизал тело сквозь влажную одежду — Кристабель вздрогнула.

Оракул — это какая-то птица, верно? Значит, мистеру Селларсу приснился сон о том времени, когда он был летчиком?

Когда она шла по дорожке, вокруг кружились листья, кувыркаясь, словно цирковые акробаты.

* * *

Руки его были связаны. Его, подталкивая, вели по темной тропе между крутыми скалистыми склонами. Он знал, что его уводят прочь, во мрак и неизвестность. А позади остается нечто важное, то, что он не имеет права потерять, но его крепко держали, и чьи-то темные силуэты с каждой секундой уводили его все дальше и дальше.

Он попытался обернуться и ощутил резкую боль в руке, словно ее коснулись игольно-острым кинжалом. Все более сгущающийся на горной тропе мрак постепенно окутывал его плотнее. Он стал бороться, превозмогая боль в руках, и наконец сумел обернуться.

В долине позади, тоже зажатой между горными склонами, но на расстоянии несколько миль, виднелось пятно сверкающего золотого света. Он смотрел на него из темноты, и с такого расстояния оно выглядело как пламя степного пожара.

Город. Место, где он найдет то, о чем давно истосковался.

Его снова схватили, стиснули, развернули, поволокли дальше. Он и сейчас не мог разглядеть тех, кто его держит, но знал, что они увлекают его во мрак, в пустоту, туда, где даже воспоминание о золотом городе со временем померкнет. Он опять стал вырываться, но его держали крепко.

Его мечта, его единственная надежда все больше отдалялась. А его, беспомощного, увлекали все дальше и ниже, в черную бездну.

* * *

— Орландо! Орландо! Тебе привиделся плохой сон. Проснись.

Он стал пробиваться наверх, к голосу. Руки болели — его держат! Надо сражаться! Надо…

Он открыл глаза и увидел вблизи лицо матери, тускло освещенное пробивающимся сквозь окно сиянием почти полной луны.

— Посмотри, что ты натворил. — Тревога в ее голосе боролась с раздражением; тревога победила, но ненадолго. — Ты все опрокинул и разбросал.

— Я… Мне приснился кошмарный сон.

— Будто я сама не поняла. Это все сеть, целыми днями одна сеть. Неудивительно, что тебе снятся кошмары. — Вздохнув, она присела и начала собирать разбросанные вещи.

— Думаешь, мне только из-за сети снятся кошмары? — спросил Орландо, подавляя нотку гнева в голосе.

Мать замерла, держа пачку листков с пластырями, похожую на опавшие листья.

— Нет, — ответила она напряженным голосом. — Конечно, я так не считаю. — Она положила пластыри на столик возле кровати и стала подбирать остальные вещи. — Но все же, как мне кажется, тебе вредно проводить так много времени подключенным к этой… машине.

Орландо рассмеялся. Смех был горьким и сердитым, и он не желал этого скрывать.

— Что ж, каждому нужно хобби, Вивьен.

Мать поджала губы, хотя именно родители захотели, чтобы сын называл их по именам.

— Не надо злиться, Орландо.

— Я не злюсь. — Он понял, что по-настоящему это и в самом деле так. Иногда, конечно, бывает. Но сейчас он был разгневан и напуган, только сам не понимал почему. Наверное, из-за сна, подробности которого уже начали испаряться… из-за ощущения, что кроме сна от него ускользает и нечто иное. Орландо глубоко вздохнул. — Извини. Мне просто… приснился страшный сон.

Мать подняла стойку капельницы — ворочаясь в постели, он опрокинул ее к стене — и убедилась, что игла на месте и надежно закреплена.

— Доктор Ван сказал, что к концу недели она уже не потребуется. Приятно, правда? — То был ее способ извиняться, и Орландо попробовал принять ее извинение вежливо.

— Да, приятно. — Он зевнул. — Попробую уснуть. Извини, что шумел и разбудил тебя.

Мать накрыла ему грудь одеялом и на мгновение прижала к его щеке прохладную ладонь.

— Мы… я просто встревожилась. И больше никаких дурных снов. Обещаешь?

Орландо соскользнул пониже, нащупал пульт и придал верхней части кровати более удобное положение.

— Хорошо, Вивьен. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Орландо. — Мать секунду помедлила, потом наклонилась и поцеловала его перед уходом.

Орландо задумался, не включить ли ночник и почитать, но передумал. Осознание того, что мать услышала его тревогу даже из соседней комнаты, делало темноту чуть более уютной, чем обычно, к тому же ему было о чем поразмыслить.

Например, о городе. Об этом таинственном месте, про которое в Срединной стране даже не осталось записей. Он вторгся в сон Орландо, как прежде вторгся в мир Таргора. Но почему это нечто, наверняка не более чем случайная помеха при передаче сигнала или хакерская шуточка, кажется ему таким важным? Он уже давно перестал верить в более практические чудеса, поэтому что может означать для него это чудо? И есть ли у него смысл вообще, или это попросту дурацкая случайность, которая теперь магнитом притягивает его страх и практически заброшенную надежду?

В доме было тихо. Отца способен разбудить разве что взрыв, а мать за это время уже, наверное, снова погрузилась в более чуткое и беспокойное забытье. Орландо остался в темноте наедине со своими мыслями.

СЕТЕПЕРЕДАЧА/МУЗЫКА: Христос играет для немногих счастливцев.

(Изображение: крупный план собачьей головы.)

ГОЛОС: Иоганн Себастьян Христос неожиданно появился на местном сетешоу своего любимого города — Нового Орлеана…