Восставший из ада. Ночной народ - Клайв Баркер

«Дитя». Так вот в чем дело. Она не в Мидиане – она в Бабетте, видит глазами ребенка. Образы, так сильно напомнившие о себе на улице, оказались прелюдией к союзу разумов.

– Это по-настоящему? – спросила она.

– По-настоящему? – прошептала Рейчел. – Ну конечно по-настоящему…

Она осеклась и взглянула на дочь с вопросом на лице.

– Бабетта? – сказала она.

– Нет… – ответила Лори.

– Бабетта. Что ты сделала?

Она придвинулась к девочке, но та попятилась. Взгляд через украденные глаза вызывал в памяти далекое прошлое. Рейчел казалась невозможно высокой, ее приближение – нескладным.

– Что ты сделала? – спросила она второй раз.

– Я позвала ее, – сказала девочка. – Чтобы посмотреть.

Рейчел впала в ярость. Дернулась к руке дочери. Но ребенок был намного проворнее. Увернувшись, она выскочила за пределы досягаемости Рейчел. Лори, вскруженная аттракционом, мысленным взором следовало за ней.

– А ну вернись, – прошептала Рейчел.

Бабетта пропустила приказ мимо ушей и бросилась в туннели, ныряя за новые и новые углы с легкостью человека, знавшего лабиринт как свои пять пальцев. Маршрут увел и бегунью, и «пассажира» от основных проходов в темные и тесные, пока Бабетта не убедилась, что погони нет. Они прибыли к бреши в стене – слишком маленькой, чтобы впустить взрослого. Бабетта забралась в каморку не больше холодильника – и столь же зябкую, – где находилось детское убежище. Здесь села перевести дыхание, пока чувствительные глаза пронзали кромешную тьму. Рядом были собраны ее небогатые сокровища. Кукла, сплетенная из травы и увенчанная весенними цветами; два птичьих черепка, коллекция камешков. При всей своей потусторонности в этом Бабетта не отличалась от любого другого ребенка: чувствительная, приверженная ритуалам. Здесь был ее мир. То, что она позволяла Лори его увидеть, немалый комплимент.

Но привела она Лори не просто для того, чтобы показать свой тайник. Наверху были голоса – так близко, что слышались отчетливо.

– Ого-го! Вы только гляньте на эту хрень? Да тут гребаную армию можно спрятать.

– Помолчи, Кэс.

– Что, уже обосрался, Томми?

– Не-а.

– А что-то пованивает.

– Пошел ты.

– Заткнитесь оба. Мы здесь по делу.

– С чего начать?

– Ищем признаки вандализма.

– Здесь люди. Я их чую. Деккер был прав.

– Тогда надо бы взглянуть на этих ублюдков.

– В смысле… спуститься? Я вниз не полезу.

– И ни к чему.

– И как же, блять, мы их вытащим, мудила?

Ответом было не слово, а выстрел, срикошетивший от камня.

– Как сельдь в бочке стрелять, – сказал кто-то. – Если не выйдут, пусть остаются там навечно.

– И на могилах сэкономим!

«Кто эти люди?» – подумала Лори. Стоило задать вопрос, как Бабетта уже карабкалась по узкому проходу, который вел из логова. Он едва вмещал ее тельце; в Лори зашевелилась клаустрофобия. Но была и компенсация. Дневной свет впереди – и аромат свежего воздуха, который, согрев кожу Бабетты, согрел и Лори.

Видимо, проход был частью какой-то сточной системы. Ребенок протиснулся через набившийся мусор, задержавшись только раз, чтобы перевернуть трупик землеройки, издохшей в лазе. Голоса снаружи звучали пугающе близко.

– Предлагаю начать от сих и вскрывать все могилы, пока не найдем, что можно забрать домой.

– Отсюда домой забирать ничего не хочется.

– Блять, Петтин, мне нужны аресты! Столько гондонов, сколько найдем.

– Может, сперва связаться с шефом? – теперь спросил четвертый говоривший. До сих пор этот сомневающийся голос не участвовал в разговоре. – Может, для нас есть новые приказы.

– На хер шефа, – сказал Петтин.

– Только если он скажет «пожалуйста», – был ответ от Кэса.

Среди последовавшего смеха люди обменялись еще несколькими фразами – в основном ругательствами. Веселье прервал Петтин.

– Ладно. Займемся этой хуйней.

– Чем раньше, тем лучше, – сказал Кэс. – Готов, Томми?

– Всегда готов.

Источник света, к которому ползла Бабетта, теперь стал очевиден: решетка в стене туннеля.

«Держись подальше от солнца», – поймала себя на мысли Лори.

«Все хорошо», – ответили мысли Бабетты. Очевидно, она не впервые пользовалась этим смотровым отверстием. Словно пленник без надежды на помилование, она развлекалась, чем могла, чтобы скрасить вялотекущие дни. Одним из таких занятий было наблюдение за миром отсюда, и точку обзора она выбрала мудро. Решетка давала вид на аллеи, но располагалась в стене мавзолея так, что на нее не падали прямые солнечные лучи. Бабетта прижалась к решетке лицом, чтобы лучше охватить сцену снаружи.

Лори видела троих из четырех говоривших. Все – в форме; все – несмотря на громкие речи – выглядели так, будто могли придумать еще с десяток мест, где бы хотели сейчас оказаться. Даже среди бела дня, вооруженные до зубов и в безопасности под солнцем, они вели себя неспокойно. Нетрудно догадаться почему. Приди они арестовать жильцов многоквартирника, не было бы и половины этих взглядов искоса и нервных тиков. Но здесь – территория смерти, и они чувствовали себя посторонними.

В любых других обстоятельствах она бы посмеялась над их волнениями. Но не здесь, не сейчас. Она знала, чего они боятся, и сама боялась того, на что способен их страх.

«Нас найдут», – услышала она мысль Бабетты.

«Будем надеяться, что нет», – ответила она мысленно сама.

«Но найдут, – ответило дитя. – Так сказал Пророк».

«Кто?»

Ответом Бабетты была картинка – создание, которое Лори заметила в поисках Буна в туннелях: зверь с ранами от личинок, лежащий на матрасе в пустой келье. Теперь она увидела его в других обстоятельствах: над головами собравшейся паствы, на руках двоих из Ночного народа, по чьим потным предплечьям бежала горящая кровь этого существа. Оно вещало – хотя Лори не слышала слов. Пророчества, решила она; а среди них – эта сцена.

«Нас найдут и попытаются убить», – подумала девочка.

«И убьют?»

Ребенок молчал.

«Убьют, Бабетта?»

«Пророк не видит, потому что он среди тех, кто умрет. Может, и я умру».

У этой мысли не было голоса, и пришла она в виде чувства, разлившегося волной печали, которую Лори не могла ни остановить, ни исцелить.

Один из полицейских, заметила теперь Лори, бочком подошел к коллеге и тайком показывал на гробницу справа. Ее дверь была слегка приоткрыта. Внутри виднелось движение. Она понимала, что произойдет; как и девочка. Почувствовала, как дрожь пробежала по спине Бабетты, почувствовала, как сжимаются пальцы на решетке в ожидании грядущего ужаса. Неожиданно двое полицейских оказались у двери и с силой ее вышибли. Оттуда раздался вскрик; кто-то упал. Старший коп мигом оказался внутри, за ним – его напарник, а шум известил третьего и четвертого, привлекая их к гробнице.