Домой возврата нет - Томас Вулф

— Вам нравится, да? — сказала она. — Вы думает, он хороший торт?

— Ой, милочка, — так по-детски горячо воскликнула миссис Джек, что кухарка улыбнулась чуть пошире. — Он просто красавец!.. Просто чудо!..

И она в комическом отчаянии пожала плечами, точно не находя слов.

Кухарка, очень довольная, гортанно засмеялась, а Нора сказала с улыбкой:

— Вот это верно, миссис Джек! Я и сама только сейчас ей хотела это самое сказать.

Миссис Джек бросила на нее быстрый взгляд и вздохнула с облегчением: лицо открытое, опрятная, трезвая. Слава тебе господи, взяла себя в руки! Ясно, что с утра больше ни капли не пила. Она хмелеет мигом, если глотнет спиртного, по ней сразу видно.

Джейни и Мэй сновали из кухни в гостиную для прислуги и обратно — в ловко сидящих накрахмаленных форменных платьях, розовые, улыбающиеся, просто на диво хорошенькие. Все идет прекрасно, лучше, чем можно было ждать. Ничего не забыто. Все готово. Уж конечно, прием удастся на славу!

И тут раздался резкий звонок. Лицо у Эстер Джек стало испуганное.

— Джейни, звонят у парадного, — быстро сказала она. И прибавила словно про себя: — Кто бы это мог быть…

— Сейчас, мэм, — отозвалась Джейни, появляясь в дверях. — Я пойду открою, миссис Джек.

— Да, подите, Джейни, интересно, кто бы это… — Она озадаченно посмотрела на стенные часы, потом — на свои платиновые ручные часики. — Еще только четверть девятого! Неужели кто-нибудь так рано… А! — Ее вдруг осенило. — Это, наверно, мистер Лоуген. Если это он, Джейни, проводите его в гостиную. Я сейчас туда приду.

— Слушаю, миссис Джек. — И Джейни исчезла.

А миссис Джек напоследок еще раз оглядела кухню, благодарно и одобрительно улыбнулась искуснице кухарке и тоже вышла.

Пришел и в самом деле мистер Лоуген. Эстер Джек встретила его в прихожей, где он на минуту задержался, чтобы поставить два огромных черных чемодана — похоже, их поднял бы не всякий силач. Вид мистера Лоугена подтверждал это впечатление. Он сжал одной рукой вздувшиеся бицепсы другой и, морщась от боли, сгибал и разгибал ее. Заслышав шаги миссис Джек, он обернулся; это был крепко сбитый, плотный человек лет тридцати с густыми рыжеватыми бровями; круглое с крупными чертами лицо после недавнего бритья несколько отливало медью, низкий лоб в морщинах и плешивая макушка поблескивали бисеринками пота, и он утирал их платком.

— Черт! — выдохнул мистер Свинтус Лоуген (под этим ласковым прозвищем он был известен в тесном дружеском кругу). — Черт, — снова выбранился он больше с облегчением, чем со злостью. Перестал разминать ноющие мышцы и протянул хозяйке дома крепкую короткопалую руку, до самых ногтей густо усеянную крупными веснушками.

— Да вы, наверно, умираете от усталости! — воскликнула Эстер Джек. — Почему вы не предупредили меня, что у вас столько багажа! Я послала бы шофера вас встретить. Он бы сделал все, что надо.

— А, пустяки, — возразил Лоуген. — Я всегда управляюсь сам. Понимаете, я все вожу с собой — все свое снаряжение. — Он показал на свои внушительные чемоданы. — Тут все, что мне надо для моего представления. Так что, сами понимаете, неохота рисковать. — Он неожиданно совсем по-мальчишески ей улыбнулся. — Больше у меня ничего нет. Если что-нибудь случится неладное… уж лучше пускай я сам буду виноват, по крайней мере, тогда я буду знать, что к чему.

— Ну, ясно! — кивнула миссис Джек, она мгновенно его поняла. — Вы просто не можете ни на кого положиться. Вдруг что-нибудь случится, а вы, наверно, столько лет их мастерили! Все, кто их видел, говорят, что это просто чудо, — продолжала она. — Все прямо в восторг пришли, когда узнали, что вы приедете. Мы столько про вас слышали… право, сейчас в Нью-Йорке только и разговору…

— Ну, что ж, — сказал мистер Лоуген совсем другим тоном, все еще вежливо, но уже явно не обращая ни малейшего внимания на хозяйку дома. Теперь он был поглощен делом: подошел к дверям гостиной и, озабоченно примериваясь, ее осматривал. — Очевидно, это будет здесь, так?

— Да… то есть, если вам тут нравится. Если хотите, можно и в другой комнате, но эта у нас самая просторная.

— Нет, спасибо, — был краткий, рассеянный ответ. — Это вполне годится. Даже очень хорошо… Гм! — Двумя веснушчатыми пальцами он ухватился за пухлую нижнюю губу. — Пожалуй, самое удобное место вон там, — он указал на противоположную стену, — напротив этой двери, а публика рассядется вдоль этих трех стен… Гм! Да… Пожалуй, вот тут, примерно посередине, на книжных полках повесим афиши. Все это, конечно, можно убрать. — Быстрым, широким взмахом руки он словно вымел из гостиной чуть ли не всю мебель. — Да! Тогда будет отлично!.. А теперь, если не возражаете, мне надо переодеться, — почти скомандовал он. — Если у вас найдется комната.

— Ну конечно! — поспешно ответила миссис Джек. — По коридору первая дверь направо. Но, может быть, вы сначала хотите выпить и перекусить? Должно быть, вы ужасно…

— Нет, спасибо, — решительно перебил Лоуген. — Вы очень любезны, — он мельком улыбнулся, хмуря кустистые брови, — но перед представлением я ничего не ем и не пью. А теперь, — он наклонился, ухватил огромные чемоданы за ручки и, крякнув, с усилием их поднял, — с вашего разрешения…

— Мы можем вам чем-нибудь помочь? — с готовностью предложила миссис Джек.

— Нет… спасибо… ничем, — пробурчал Лоуген и грузными шагами двинулся со своей ношей по коридору. — Спасибо… я… отлично… справлюсь… сам… — Пошатываясь под этой тяжестью, он переступил порог указанной ему комнаты, и уже оттуда донеслось тише: — Ничего… не надо.

Миссис Джек услышала глухой стук — это грохнули о пол будто свинцом набитые чемоданы, потом: «У-уф!» — протяжно, устало, с облегчением выдохнул Лоуген.

Когда молодой человек, пошатываясь, вышел из гостиной, хозяйка еще с минуту изумленно и даже чуточку испуганно смотрела ему вслед. Уж очень решительно и бесцеремонно собирался он перевернуть все вверх дном в ее любимой комнате. Но нет, — она тряхнула головой, отгоняя смутные опасения, — конечно же, все пройдет хорошо. Столько народу отзывалось о нем с восторгом, его представление — сенсация нынешнего года, все на нем просто помешались, только о нем и говорят, всюду хвалебные рецензии. Он баловень «избранного общества» — всех этих богачей с Лонг-Айленда и Парк-авеню. (Тут в нашей даме шевельнулось чувство собственного превосходства, и ноздри ее презрительно дрогнули). И все же… все же приятно, что она его заполучила!

Да, Свинтус Лоуген и впрямь был сенсацией года. Он создал цирк проволочных кукол, и это странное развлечение всюду встречали необычайные овации. Кто не мог в избранных светских кругах со знанием дела потолковать о нем и его куклах, оказывался чуть ли не в положении невежды, сроду не слыхавшего о Жане Кокто и сюрреализме; это было все равно что в недоумении захлопать глазами, когда при тебе упомянут имена Пикассо, Бранкузи, Утрилло или Гертруды Стайн. О Свинтусе Лоугене и его искусстве говорили не менее оживленно и почтительно, чем говорят знатоки обо всех этих знаменитостях. И так же, как для них, для мистера Лоугена и его искусства требовался особый словарь. Чтобы рассуждать о них со знанием дела, нужно было владеть особым языком, в котором тончайшие оттенки становились день ото дня недоступней для непосвященных, по мере того как критики старались перещеголять друг друга в постижении глубин и головокружительных сложностей, бесконечных нюансов и ассоциаций, порождаемых Свинтусом Лоугеном и его кукольным цирком.