Любовь, опрокинувшая троны - Александр Прозоров

– Дмитрий всем цивилизованным миром признан наследником Московии и скоро станет русским царем.

– Может, станет, может, нет. Может, скоро, а может, к старости. Царю Борису всего пятьдесят! Он запросто еще лет сорок прожить сможет, и что тогда? Кем я буду все это время? Подстилкой нищего уродца? Побирушкой у холопов? Я даже любовника приличного не смогу себе найти!

– Некоторый риск, конечно, есть, – задумчиво согласился воевода. – Но ведь и выигрыш при успехе огромен!

– Ты собираешься рисковать мною, отец! – застучала кулаками себя в грудь юная панна. – Моей судьбой, моей жизнью, моим телом! Да вот ни за что! Я не пойду замуж за урода! Ты слышишь, отец?! Не! Пой! Ду-у!!!

– Пойдешь, – невозмутимо ответил сандомирский воевода. – Ради возвышения нашего рода, ради чести и богатства – пойдешь как миленькая. Наступишь на свой крикливый гонор, закроешь в постели глазки и станешь делать все, как велено. Я лучше знаю, что тебе нужно для счастья. И, похоже, придется начинать с хорошей порки!

– Тебе надо, ты замуж и выходи!!! – щелкнула в ответ зубами юная красотка.

– Нет, ты все-таки непроходимая дура, – покачал головой пан Юрий. – Тебе царский титул предлагается. Трон величайшей и богатейшей державы! А ты, как девка дворовая, выкобениваешься…

Отец с дочерью спорили до поздней ночи, совершенно забыв про бал, но так и не смогли договориться. Единственное, чего добился воевода Мнишек за несколько часов от своей Марианны, так это уговорил не называть царевича уродом.

Впрочем, в замке в этот день до утра не ложился почти никто, а потому поднялись воевода с дочерью так же, как и большинство знатных гостей и хозяев – к обеду.

Малый стол, накрытый в горнице перед княжеской опочивальней, предназначался только для самых близких Адаму Александровичу людей. Да и тех явилось меньше половины. Не почтила гостей своим присутствием супруга хозяина, пропустил обед его свояк князь Константин, хотя его жена Анна и показалась – сонная, но румяная и крайне чем-то довольная; напротив царевича Дмитрия уселась черноглазая и черноволосая, с пухлыми губами Ядвига Тарло, панна лет сорока, также приехавшая из Сандомира. Но приборы слева и справа от нее остались невостребованы. На углу стола, ближе к окну, оказался князь Ходкевич, одетый лишь в шелковую рубаху и атласные шаровары, постоянно крутящий усы, но при том сонно хлопающий веками.

– Пан Маржерет, пан Немоевский, – кивнул еще двум гостям хозяин замка. – Похоже, для всех остальных мой бал все еще не закончился.

Властитель Приднестровья сел во главе стола, и слуги тотчас внесли блюда с жареными цыплятами и перепелами, моченые яблоки, курагу и мисочки с заливными судаками, серебряные кувшины с вином, покрытые тонкой вычурной чеканкой.

Именно вино и вызвало у всех наибольший интерес. Наплясавшихся вдосталь танцоров мучила нестерпимая жажда.

– Неужели это всего лишь токайское? – похвалил угощение воевода Ходкевич. – Столь вкусного токайского, как у тебя, князь Адам, мне не доводилось пить ни в одном из домов!

– Мне присылают вино, сделанное только из винограда, выросшего на одном-единственном склоне, – скромно признался хозяин дома. – Боюсь, ни для кого более его просто не остается. Легкая кислинка, чуть-чуть сладости и никакой горечи. Косточковая горчинка пусть остается неудачникам!

– Не уверена в такой категоричности, княже, – неожиданно подняла кубок пани Ядвига. – Легкая горчинка лишь подчеркивает общую чистоту напитка. Это как в жизни. Разве наслаждение праздником может быть полным и глубоким, если человек не знает горечи обид и неудач?

– А мне кажется, что все это лишь пустые рассуждения, пани Ядвига, – покачал головой князь Вишневецкий. – Ни один человек никогда не станет сокрушаться, коли ему повезло не познать голода и боли, обид и разочарований. Очень надеюсь, что в минувший вечер ни одна даже самая малая горчинка не омрачила праздника никому из моих гостей!

– Это уж кому как! – с неожиданной мрачностью отозвалась крохотная девушка, сидящая слева от своего отца.

– Марина, не смей! – схватил ее за руку воевода Мнишек. Однако его дочь даже бровью не повела, обратившись прямо к царевичу:

– Скажи, Дмитрий Иванович, хорошо ли будет мне, знатной и красивой панночке, оказаться женой приймака, человека без родной земли и своего места, без имени и звания, никчемного искателя неведомых, а то и несбыточных надежд?

– Я бы хотел сделать тебя своей царицей, прекрасная панночка, знатнейшей из знатных и величайшей из великих… – облизнув вдруг пересохшие губы, ответил младший сын государя Ивана Васильевича.

– Это ты хорошо так сказал, царевич Дмитрий, очень хорошо! – обрадовалась панночка. – И потому ныне при всех даю тебе такую свою клятву! Слушайте, пани и панове, и будьте тому свидетели! – крикнула она гостям, вскинув руки: – Коли ты, Дмитрий Иванович, пригласишь меня к себе в царицы, то я, Марианна Мнишек, дочь пана Юрия, клянусь приехать к тебе и стать твоею женой на веки вечные и до самой смерти! И ждать сего приглашения от тебя я готова сколь угодно долго! Пусть даже хоть целый год! Но до того часа прошу тебя, царевич Дмитрий, никак о себе не напоминать, ничего не присылать и ничем меня не беспокоить!

Марина Мнишек решительно опрокинула в рот кубок и поднялась из-за стола:

– Прекрасное токайское, князь Адам! А теперь прошу меня простить, мне пора. – Панночка поклонилась хозяину и вышла из горницы.

Царевич прикусил губу, затем тоже залпом выпил вино и поднялся:

– Прекрасное токайское, князь Адам! А теперь прошу меня простить, мне пора.

– Ты-то куда, Дмитрий Иванович?!

– Марианна права, княже, – покачал головой кряжистый паренек. – Засиделся я здесь. На моей отчине мерзкий узурпатор занимает мой законный трон, угнетает мой народ, позорит мою державу! Мне пора возвращаться домой. Я изгоню самозванца и верну себе отцовский венец!

– Постой, царевич! – теперь вскочил со своего места сандомирский воевода. – Дмитрий Иванович, всего два слова!

– Да, пан Мнишек? – остановился наследник русского трона.

– Ты хочешь сказать, Дмитрий Иванович, – подбежал к нему пан Юрий. – Ты хочешь сказать, что принимаешь условие моей дочери?

Паренек вскинул брови, пожал плечами и кивнул:

– Да!

– Но тогда это нужно как-то оформить… Письменно.

– Зачем?

– Ну… Чтобы наша договоренность была… записана.

– Зачем?

– Это будет доказательством, что мы обо всем договорились.

– Разве моего слова тебе недостаточно, пан Мнишек?

– Если мы договорились, Дмитрий Иванович, – терпеливо объяснил воевода, – то я тебе как бы получаюсь будущий тесть. И как будущий тесть, я готов помочь тебе со снаряжением, с воинами, с лошадьми. Я готов даже сам пойти вместе с тобой сражаться за твой трон! Но сначала нам нужно заключить письменный договор.