Гарем чужих мужей - Мария Жукова-Гладкова

– Это какие мои колготки она использовала? – взвилась я.

– А ты почему не спал? – завопил Костя.

– А тебе понравилось? – поинтересовалась Верка у моего сына. – Тоже захотелось?

– Мама, она взяла твои новые «Голден леди».

– У нее там целая коробка, – заметила Верка.

– Но покупала я их не для твоих сексуальных утех! – закричала я.

– Тебе что, для родного и единственного брата колготок жалко? – невозмутимо спросила Верка.

– Лана, я хотел, как лучше, – мычал братец.

– А получилось, как лучше не вспоминать, да?

Афганец с выделенными им для охраны нашей семьи молодцами покатывался со смеху. Костя стоял пунцовый. Сашок в лицах представлял действо, свидетелем которого стал ночью.

– Можно подумать, наручников в доме нет, – хмыкнула я в конце концов.

– Лана, дай мне денег, – проблеял братец. – Я цепь куплю. В секс-шопе есть, я видел.

– Что ты делал в секс-шопе?! – взвыла я. – Каким ветром тебя туда занесло?

– Я искал тебе подарок, – потупился братец. – На день рождения. У тебя же все есть, вот я и решил… Порадовать тебя и Алексея Петровича. Чем-то оригинальным.

Костя боязливо посмотрел в сторону Афганца. Лешка оживился и поинтересовался, что Костя высмотрел.

– О подарках не говорят заранее, – ответил братец. – Вручу в день рождения.

– Ты что, правда мне что-то в секс-шопе купил?

– Ну… – проблеял братец и добавил: – Лана, там в самом деле много забавных вещиц. Просто любопытно взглянуть.

– Не сомневаюсь. Для тебя особенно.

– Нет, я серьезно. И тете Вике цепь надо бы подарить. У нее тоже скоро день рождения.

Тут я просто не нашлась, что сказать. Однако Сашка поинтересовался, зачем цепь бабушке Вике. Вика – младшая сестра моей матери. Мне лично представить эту ярую коммунистку за чем-то нестандартным было нелегко. Мы вообще мало общаемся. Со мной она не может найти общий язык и считает мою жизнь неправильной (если бы она еще знала про мои приключения…). Костя же не может простить никому из наших родственников то, что, когда он по дурости еще в советские времена на полтора года оказался за решеткой (за найденные у него несколько граммов эфедрина), они не принесли ему ни одной передачки и ни разу не приехали на свидание, а потом, когда он оказался без прописки и жилплощади (комнаты, в которой он был прописан один, брат лишился), отказались прописать его в свои квартиры. Передачки носила я, уже почти на сносях (как раз была беременна Сашкой), а потом взяла брата к себе и так и содержу с тех пор. Костя оказался сломлен и так и не нашел себя в этой жизни. Тетя Вика больше других возмущалась «поступком Кости», опорочившим честь семьи.

Зная об отношении брата к тете Вике, я уточнила, не собирается ли он приковывать родственницу цепью к батарее, яблоне у нее на даче или еще к чему-то. Я не могла представить, что у него возникло желание просто сделать ей подарок.

– Она меня достала, – признался братец. Тетя Вика не знала ни моего рабочего телефона, ни сотового и могла звонить только нам домой. Заслышав, как АОН объявляет ее номер (или домашний, или дачный – у них в садоводстве один телефон на всех), я к аппарату никогда не подхожу. Иногда подходит братец – после того как тетя Вика позвонит раз десять подряд. – Ее собака порвала на даче уже третий поводок: она там как-то привязана и ходит по участку. Вот ей и требуется цепь. Тетя просила только не очень тяжелую. И нас к себе зазывала на ягоды. Ей все равно девать некуда. А я бы варенья наварил.

– Так, Костик, – встряла Верка, – давай-ка мы с тобой завтра с утречка к вашей тете Вике за ягодами и съездим. Ты меня знаешь: я любую бабу заткну, и она не посмеет тебе ничего сказать.

Братец тут же закивал, бросая на меня взгляды украдкой.

– А как же психушка? – напомнила я.

– Ты же видела ту мою знакомую? – повернулась ко мне Верка. – Я ей позвоню. Лана, не понимаю, ты хочешь зимой есть варенье или не хочешь? Вон тебе Саша компанию составит. Саша, ты же любишь варенье? И Лешенька с вами съездит. Лешенька же не отпустит вас с Сашкой одних. Правда, котик?

По пути домой к Афганцу Лешка спросил, почему это Верка так быстро возжелала отправиться к нашей с Костей тете Вике.

– Поняла, что мама им с дядей Костей обоим хорошо поддаст за игры. В моем присутствии, – пояснил с заднего сиденья Сашка. – Поэтому и следовало быстро сменить тему и даже вызваться съездить к бабушке Вике, про которую тетя Вера наслышана.

– Она ее и видела, – добавила я. – Они еще волосы друг другу рвали. Ты просто не помнишь, ты еще маленький был. Может, Верка решила отыграться?

Павловск, 7 августа, суббота

На следующее утро у Афганца нашлись какие-то дела, и он отправил нас с Сашкой в Павловск в сопровождении очередной пары своих молодцев. Я указывала дорогу, так как была единственной, кому доводилось бывать в элитной психушке (правда, не как пациентке. По крайней мере, пока).

Мы притормозили у высокого бетонного забора, которым была обнесена территория клиники. Из будки охраны вышел тип в камуфляже, поинтересовался, к кому мы, связался с кем-то по рации, после чего ворота перед нами раскрылись. Здание, стоявшее в глубине парка, изначально принадлежало то ли какому-то графу, то ли князю, в советские времена тут располагался детский санаторий, а в новые его прихватизировали, кое-что подновили, заборчик усовершенствовали, мальчиков в камуфляже поставили.

Веркина бывшая коллега, как и в прошлый раз, ждала на крыльце.

– Вера не приедет? – уточнила она.

Я покачала головой. Женщина предложила прогуляться по парку. Мы с ней пошли впереди, за нами следовал Сашка, шествие замыкали молодцы Афганца. Машину они оставили недалеко от главного входа в здание.

По парку также прогуливались пациенты с родственниками. День был выходной, так что многих приехали навестить, тем более стояла прекрасная погода. Я лично с удивлением узнала двух дам: раньше доводилось обеих видеть в рекламе. Но тогда они выглядели несколько по-другому и соответствовали модному теперь стандарту: плоская грудь, торчащие ключицы, ребра а-ля стиральная доска. Теперь обе здорово располнели, одна вообще имела какой-то деревенский вид, правда, когда я примерно год назад видела ее в жизни (в своей турфирме), физиономия у нее была страшно намазана, причем совершенно несочетающимися цветами. Машины могла останавливать вместо светофора, да и глаза у нее казались безумными: явно или кололась, или нюхала какую-то дрянь, или принимала таблетки. Теперь же лица у обеих были свежими и, на мой взгляд, похорошевшими.

– Узнаете? – тихо спросила меня медсестра, когда мы оказались далеко за пределами слышимости и пациенток, и их родственников.

Я кивнула, затем поинтересовалась, как идет лечение этих девушек. Медсестра пожала плечами.