Поход Командора - Алексей Волков

Нынешний этап своей жизни добром не помяну никогда. Ждать да догонять – хуже нет. Если же не уверен, в ту ли сторону направляешь свой бег…

Да, я чувствовал себя лучше и легче, чем в прошлые дни. Нельзя постоянно жить в напряжении. Я снова смеялся со всеми, доведись – может быть, взглянул бы на хорошенькую барышню. Не с какими-то целями, просто так. Вначале я, признаться, вообще не замечал ничего, что лежало за пределами моей личной драмы.

В душе все равно оставался горький осадок. А одновременно с ним – надежда. Раз Ягуар старательно избегает встречи, непрерывно бежит, сам не ведая куда, значит, моральная победа уже на нашей стороне. Рано или поздно удастся схватить нашкодившую кошку за загривок, а там у нее мгновенно пропадет охота и к независимости, и к самостоятельным поступкам.

Скорей бы! И девочкам лишние мучения, и ребятам нагрузка. О себе промолчу.

Что нам помогало или теоретически могло помочь – радиосвязь. Благодаря ей наши корабли шли фронтом вне видимости друг друга, перекрывая возможно большее пространство поисков. Это ничего не гарантировало, сверни «Сан-Изабелла» на пару градусов в сторону, и за истекшее время она могла оказаться Бог весть где, однако лучше так, чем идти в одиночку и довольствоваться ограниченным обзором из вороньего гнезда.

И еще помогала музыка. Женя то и дело аккомпанировал себе на гитаре и пел еще никому не известные песни. Да и как им быть известными, когда до рождения автора оставались еще века? Но гений не только тот, кто значительно опережает время. Это человек, понятный в любые времена, будь то будущее, настоящее или прошлое.

Наша команда кое-как понимала русский. Здесь собрались те, кто проделал по нескольку походов под флагом с веселым кабаном. Матросы – невольные полиглоты. Английский еще не стал международным языком, даже признанным морским он пока не был, а на палубах хватало представителей стольких национальностей, что поневоле приходилось запоминать чужие слова, если хочешь пообщаться. Да и комсостав у нас в основном был из моего времени. Нареканий или недоверия он не вызывал, напротив. Отсюда вполне понятное уважительное отношение к тому, что исходило от нас. От новых приемов боя и мелких технических новинок до языка.

Если же какие-то слова в песнях оставались непонятными, то они угадывались по смыслу.

Женя пел с накалом, фактически таким же, что у автора, и ему частенько вторил Григорий. Мой бывший замкомвзвода считал: эти песни сложены про него.

Борьбы у нас хватало с первого дня. Выжившие доказали: трусами они не были. Даже если вначале вели себя, скажем так, не очень, то потом смогли многое преодолеть в обстоятельствах и, главное, в себе самих.

Если бы не сила духа, то что бы с нами стало? Или наши кости давно догнивали бы на безымянном острове, или мы бы были чьими-то рабами. Другого просто не дано.

Выжили не самые лучшие и умелые. Судьба тасует жизни, словно колоду карт. Но уцелевшие нашли в себе силы заменить погибших, стать со временем не хуже их. Это основной урок нашей эпопеи.

…В последний год моей службы я какое-то время исполнял обязанности начштаба батальона. Нет, это не было повышением. Просто человек, занимавший должность, был командирован на курсы, затем на некоторое время задержался при штабе, но продолжал числиться у нас. Он числился, а мне больше двух месяцев пришлось выполнять его обязанности без надежды занять место.

Да и не очень хотелось. В роте я чувствовал себя много лучше. Или просто еще недостаточно остепенился для работы с бумагами. Штаб – как офис. Просиживаешь форменные штаны, без конца составляешь всевозможные планы, рапортуешь начальству или гоняешь подчиненных, но живое дело проходит мимо.

Извечный армейский антагонизм строя и тыла. Тогда я все еще считал себя строевым…

На НП было не протолкнуться. Помимо наших во главе с комбатом, тут был поверяющий аж из Министерства обороны, важный полковник с надменным лицом, да артиллеристы. Собственно, проверяли их, мы были декором, неким фоном картины. Главным действующим лицом являлся командир дивизиона Градов и несколько его подчиненных.

Больше всего запомнился молодой солдат-первогодок в наушниках, надетых почему-то поверх каски. Он обеспечивал связь с огневыми, расположенными позади нас.

Или это мы оказались точно между замаскированными реактивными установками и целью?

Что в лоб, что по лбу…

Перед учениями и во время них министерский полковник долго распинал богов войны, а заодно и нас, за все мыслимые и немыслимые вины, и все время долдонил о долге офицера и о примере, который начальник подает своим подчиненным.

Поверяющий продолжал брюзжать даже тогда, когда корректировщик, то и дело поглядывая на комдива, стал давать целеуказания.

Но разве может быть хоть что-нибудь важнее начальственного слова?

Мы с нетерпением ждали начала стрельбы. Когда начинают рваться снаряды, замолкают не только музы, но и холеные паркетные полковники. Не из-за недостатка вдохновения. Просто тяжело говорить в таком шуме.

– Пристрелочным одним снарядом… – Корректировщик в последний раз вопросительно посмотрел на комдива.

Комдив едва заметно кивнул.

– Огонь!

Все находившиеся в окопе невольно напряглись, ожидая пролета снаряда над головами.

Мгновения тянулись неожиданно долго, сложились в секунды, только ничего не проносилось огненным следом в небе.

– Ромашка! (А может, «Акация», я уже не помню, что было позывным.) Выстрел был? – самолично рявкнул комдив по рации.

– Так точно! Был! – бодро отрапортовали с огневых.

Комдив недоверчиво скосил глаза на пустое небо и уточнил:

– Сход снаряда был?

– Сход-то был, – ехидно поведали на том конце.

Министерский полковник открыл рот, очевидно собираясь высказать то, что думает о нашей доблестной артиллерии в целом и о дивизионе Градова в частности, да так и застыл.

Мы тоже.

Не знаю, что случилось с ракетой. Была ли она бракованной изначально или слишком долго лежала на хранении, только ее двигатель скис. Тяги не хватало для того, чтобы эффектно пронести снаряд над нашими головами к цели. Поэтому он с маниакальной настойчивостью полз по земле. Полз прямо на НП.

Наверняка скорость ракеты была довольно большой. Нам же казалось, что она медленно накатывается на нас. Даже не столько она, сколько смерть, принявшая подобное обличье.

Стрельба в тот день велась боевыми.

Первым среагировал министерский полковник. Это неудивительно. Он был старше всех по званию и по должности, ему сам устав велел.

Слов штабист подобрать не сумел. Вместо этого он вцепился в каску связиста и потянул ее на себя. Пушечное мясо не жалко, а вот умную голову надо беречь.

Солдат так почему-то не считал. Он был всего лишь первогодком и еще не проникся главным армейским правилом: начальство надо спасать при любых обстоятельствах. Вместо этого связист вцепился в надетое на голову казенное имущество, и как полковник ни тянул на себя, сорвать каску не удалось.