Homo Deus. Краткая история будущего - Юваль Ной Харари

Некоторые бросаются в противоположную крайность, заявляя, что наука и религия – никак не соприкасающиеся области. Наука изучает факты, религия рассуждает о нравственных ценностях, и они никогда не пересекутся. Религии нечего сказать о научных фактах, а науке не следует затрагивать религиозные убеждения. Если папа римский верит, что человеческая жизнь священна и, следовательно, аборт есть грех, то биологи не в состоянии это ни подтвердить, ни оспорить. Как частное лицо биолог может сколько угодно полемизировать с папой. Но как ученому биологу в этой полемике нечего делать.

Такой подход может показаться разумным, но он основывается на ложном представлении о религии. Наука действительно имеет дело только с фактами, религия же никогда не ограничивается нравственной проповедью. Религия не способна давать жизненные наставления, не опираясь на хоть какие-то фактологические утверждения. И тут она вполне может столкнуться с наукой. Важнейшими составляющими многих религиозных догм являются не нравственные принципы, а постулаты типа «Бог есть», «за грехи душа несет наказание в загробной жизни», «Библия была написана Богом, а не людьми», «папа римский непогрешим». Все это фактологические утверждения. Многие из самых жарких религиозных споров и большинство конфликтов между наукой и религией разгораются именно вокруг таких утверждений, а не вокруг нравоучений.

Взять хотя бы аборты. Правоверные христиане часто выступают против абортов, между тем как многие либералы за них ратуют. Разногласие это фактическое, не этическое. И христиане, и либералы верят, что человеческая жизнь священна и что убийство – чудовищное преступление. Но они не сходятся в одном фактологическом вопросе: человеческая жизнь начинается в момент зачатия, в момент рождения или где-то между? А в некоторых человеческих культурах даже бытует убеждение, что и рождение – это еще не начало жизни. По верованиям племени къхунг, обитающего в пустыне Калахари, и некоторых групп арктических инну-итов, человеческая жизнь начинается лишь тогда, когда ребенок получает имя. Новорожденному имя дают не сразу. Если семья решает, что младенец ей в тягость (из-за врожденного увечья либо как лишний рот), его умерщвляют. До того как ребенку дали имя, это убийством не считает-ся[138]. Люди таких культур вполне могут соглашаться с либералами и христианами, что человеческая жизнь священна и что отнимать ее – чудовищное преступление, и при этом оправдывать детоубийство.

Когда религии пропагандируют себя, они делают акцент на своих удивительных достоинствах. Но Бог часто прячется в фактологических утверждениях, напечатанных мелким шрифтом. Католицизм изображает себя религией всеобщей любви и сострадания. Замечательно! Кто против? Но почему же тогда не все, живущие на земле, являются католиками? Да очевидно потому, что, читая мелкий шрифт, вы обнаруживаете, что католицизм требует слепого подчинения римскому папе, который «непогрешим», даже когда приказывает своим адептам отправляться в Крестовые походы и сжигать еретиков на кострах. За такими практическими указаниями стоят не только этические суждения. За ними стоит смешение этических суждений с фактологическими утверждениями.

Когда мы спускаемся с небесных высот философии и обозреваем историческую реальность, то видим, что религиозные мифы почти всегда состоят из трех частей:

1. Этические суждения вроде «Жизнь человека священна».

2. Фактологические утверждения типа «Человеческая жизнь начинается в момент зачатия».

3. Смешение этических суждений с фактологическими утверждениями, выливающееся в практические наставления: «Вы ни в коем случае не должны допускать аборт даже через день после зачатия».

Наука не в силах ни опровергнуть, ни подтвердить нравственное кредо религий. Однако ученым есть что сказать об их фактологических утверждениях. Биологи могут более квалифицированно, чем священники, ответить на фактологические вопросы типа: «Имеет ли человеческий эмбрион нервную систему через неделю после зачатия? Чувствует ли он боль?»

Для большей ясности давайте глубже вникнем в один исторический эпизод, нечасто упоминаемый в религиозных рекламных роликах, но сыгравший в свое время громадную социальную и политическую роль. В средневековой Европе римские папы пользовались неограниченной политической властью. Когда бы и где бы ни вспыхивал в Европе конфликт, они тут же заявляли о своем праве вынести вердикт. Дабы обосновать свои притязания на власть, папы постоянно напоминали европейцам о Даре Константина. Согласно легенде, 30 марта 315 года римский император Константин подписал дарственную грамоту, которой отдал западную часть Римской империи в вечное подчинение папе Сильвестру I и его преемникам. Папы хранили этот драгоценный документ в своем архиве и использовали как мощный пропагандистский инструмент всякий раз, как наталкивались на сопротивление тщеславных принцев, непокорных городов и мятежных крестьян.

Жители средневековой Европы относились к древним имперским указам с великим почтением и верили, что чем документ древнее, тем он весомее. К тому же они свято верили, что короли и императоры даны им от Бога. Константин чтился особо, так как именно он христианизировал Римскую империю. Когда желания какого-нибудь нового городского совета вступали в противоречие с актом, подписанным самим Константином, средневековые европейцы не сомневались, что повиноваться надо древнему документу. Поэтому всякий раз, когда папа встречал политическое противодействие, он доставал Дар Константина, призывая к послушанию. Не то чтобы это всегда срабатывало. Но Константинов дар был краеугольным камнем папской пропаганды и средневекового политического устройства.

Вникнув в историю с Даром Константина, мы увидим, что она состоит из трех отдельных частей:

Этическая самоценность древних имперских указов далеко не очевидна. В XXI веке уже почти все европейцы считают, что желания современных граждан главенствуют над диктатом давно почивших монархов. Наука не может участвовать в этом этическом споре, так как его не способны разрешить никакой эксперимент и никакое уравнение. Если бы сегодняшний ученый перенесся на машине времени на 700 лет назад, он не сумел бы доказать средневековым европейцам, что декреты древних императоров не имеют никакого отношения к актуальным политическим баталиям.

Однако легенда о Даре Константина основывалась не только на этическом суждении. В ней содержался и ряд конкретных фактологических утверждений, которые наука вполне способна подтвердить или опровергнуть. В 1441 году Ло-ренцо Валла – католический священник и один из первых лингвистов – опубликовал научное исследование, доказывающее, что Дар Константина – фальшивка. Валла проанализировал стиль и грамматику документа, а также употребленные в нем слова и термины. Он продемонстрировал, что в документе присутствуют слова, которых не было в латыни IV века. Валла предположил, что указ был сфабрикован примерно через 400 лет после кончины Константина. Более того, на документе стоит дата: «30 марта в четвертое консульство Константина и в первое консульство Галликана». В Римской империи, где каждый год избирались два консула, существовал обычай датировать документы годами их правления. Четвертое консульство Константина действительно приходилось на 315 год, но Галликан впервые стал консулом лишь в 317-м. Если бы этот архиважный документ был составлен при жизни Константина, он не мог бы содержать такую ошибку. Это как если бы Томас Джефферсон и его коллеги поставили под Декларацией независимости США дату 34 июля 1776 года!