Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский - Юлия Андреева

– Как выглядела эта дама? Можете ее описать?

– Темноволосая, среднего роста, – Тимофей задумался, – у меня плохая память на лица, впрочем, – неожиданно его лицо прояснилось, – у нее над правым глазом шрамик был приметный, вроде скобочки.

РАЗУМЕЕТСЯ, ПЕРВЫМ ДЕЛОМ нужно было расследовать, от чего на самом деле рухнул дом, но никакого иного злого умысла, кроме как постройка самого дома, сделанная против всех правил и норм, не было обнаружено. Фундамент закладывали в четыре ряда известняковых плит; архитектор приказал поставить в первом этаже двенадцать балок на манер столбов и не трогать их вплоть до его возвращения. Как известно, любой новый дом должен выстоять положенное ему время. Но это требование не было выполнено. Сам же архитектор, начав строительство гостевого домика, был спешно вызван в другое имение Кирилла Разумовского на Украину, так что за работами доглядывал управляющий Гостилиц, который теперь и давал ответ в Канцелярии тайных дел. Из его собственных показаний следовало, что архитектор запретил кому бы то ни было до своего возвращения прикасаться к этим двенадцати балкам. Но когда пришло сообщение о приезде двора, управляющий поспешил закончить постройку, а именно выломал эти самые балки, так как те мешали проносу мебели. В результате во время оттепели здание осело на четыре ряда известняковых плит, которые стали расползаться в разные стороны, и сам дом доплыл аж до бугра, который его собственно и задержал.

Управляющий пошел под суд, но так как ничего криминального в его действиях обнаружено не было, Шешковский больше не интересовался судьбой этого человека. Что же до хозяина Гостилиц, Кирилла Разумовского, – тот был в отчаянии от случившегося и даже пытался застрелиться от позора, но ему не позволили это сделать. Собственно, в его действиях также не было усмотрено ничего хотя бы отдаленно напоминающего покушение на жизни великокняжеской семьи, да и зачем ему?

Степан смотрел на сидящую напротив него насмерть перепуганную юнг-фрау, записанную в дворцовом реестре как Полина Тихоновна Самохина. Вот если бы ему, Шешковскому, малость ушаковской проницательности, глядишь, и не было бы убийства княжны Анастасии Гагариной, и никто бы уже не покушался на жизнь ее сестры Дарьи. А ведь с самого начала, с самого прибытия лже-Самохиной приметливая Чоглокова указала ему на подозрительную несхожесть сестер. Дусенька маленькая и нежная, а Полинька поперек себя шире. Не придал значения, а ведь Мария Семеновна, в отличие от него, видела обеих девиц и сразу же почувствовала неладное. Возможно, не будь рядом Шешковского, она нашла бы способ устроить проверку, но тут от Анны Васильевны прибыла ее домоправительница, которая, собственно, и опознала Полину Самохину. То есть сама Шакловитая и опознала. А что еще нужно? Теперь, задним числом, Шешковский понимал, что, узнав, что домоправительницей княгини Анны Васильевны Гагариной является преступница Шакловитая, он был просто обязан сразу же потребовать ареста самозваной фрейлины. Теперь же получалось, что из-за его бестолковости все эти годы рядом с Фредерикой находилась дочь преступницы и, скорее всего, сама преступница.

Шешковский окинул быстрым взглядом злобно сверкающую на него глазами девицу, м-да… Синявский считал, что Фекла похожа на его матушку, но сам Шешковский в образе камер-юнгферицы ясно видел черты своего погибшего товарища. Тот же низкий упрямый лоб, те же широкие плечи и короткая шея, те же пронзительные зеленые глаза. А ведь именно он, Шешковский, повинен в том, что девица осталась без родителя. Впрочем, так ли виноват? Много раз Степан прокручивал в голове тот последний допрос Синявского, когда Антоха изловчился, выхватив ушаковскую шпагу так быстро, как он, Шешковский, в жизни бы не сумел. Удивительно, как не опростоволосился и заколол приятеля раньше, чем тот успел убить Андрея Ивановича. Смертельный удар. Мог ли Степан ударить под другим углом? Но как он ни пытался вспомнить свои движения, ничего не получалось. Иногда ему даже казалось, что Антон сознательно выбрал такой конец, не хотелось ему умирать на дыбе, испытывая адские мучения, а так…

– Фекла Антоновна Синявская? – стараясь четко выговаривать каждое слово, начал он допрос.

Немало удивленный писарь поднял лицо, вглядываясь в задержанную. Экзекутора в Гостилицы никто вызывать не стал, к чему, все одно преступников привезут в крепость.

– Может, Антоновна, а может, и Ивановна, а может, еще как, про то не ведаю, – поперхнулась недобрым смехом девица. – А фамилия у меня по матушке, так как…

– Понятно. – Степан отвернулся от юнгферицы, постоял с минуту молча, а потом, резко обернувшись, выпалил в залитое веснушками лицо, в болотную зелень недобрых глаз. – Где Софья Шакловитая?! Отвечай, мразь!

– Про то, где матушка, не знаю, – девица поежилась, в комнате было прохладно, – должно быть, далече уже. А что ей здесь делать-то, господин хороший? Меня к месту приставила, приданым обеспечила, в приличную семью ввела, пора и свою жизнь налаживать. Вот заезжала в Ораниенбаум, прощалась.

– Заодно отравив Анастасию Гагарину?

– Да кто же ее знает, мамку-то, может, и отравила, – простовато пожала плечами Фекла. – Так эта стерва про меня давно догадалась и хотела Ее Величеству пожаловаться. Нешто мамка свое единственное чадо в беде бросит? Вот и угостила пирожными вкусными эту задаваку Гагарину. Я видела, как лакей кофе с пирожными принес, а потом мама эти самые пирожные каким-то порошком посыпала. Но откуда мне знать?

– А сами вы эти пирожные ели?

– Мне она не велела. Сказала, я и так толстая, а княжна ела, она лимонные страсть как любила, жаль, сестре ее, поганке, тогда ни крошечки не досталось. Жаль.

– Ваша мать Софья Шакловитая и ваш отец Антон Синявский сначала заманили Евдокию Самохину и убили ее, потом перехватили карету, в которой везли настоящую Полину Самохину, и…

Лицо арестованной оставалось спокойным, на губах блуждала идиотская улыбка, но глаза, глаза говорили, что девица уже предчувствовала удары бича, а затем долгую, скорее всего, длиной в целую жизнь ссылку.

– Таким образом, вы заменили Полину Самохину, и никто не опознал подмены. Сестра убита, родители – угорели, тетка померла от медленного яда, которым ее потчевала Шакловитая. Я правильно понял, чета Самохиных померла точно так же, как бывший супруг Софьи Егоровны?

– С Лестока спрашивайте! – не выдержала Фекла. – Почто он матушке столько отравы выдавал, что ей и на мужа, и на Самохиных этих, и на Настьку Гагарину хватило.

– А Дарью Гагарину вы кирпичом по голове ударили? А Крузе вы таким снотворным угостили, что она подняться не могла и, если бы не цесаревна, погибла бы в доме?

– Скажете, и дом я порушила?! – нервно рассмеялась Фекла. – Мне до смерти надоела Дашка, а Крузе, так она не раз говорила, что меня сечь нужно как сидорову козу. Что я бревно тупое, глушь непроходимая, глупа как пробка! А она сама дура! Вот. Вокруг меня уже галантные кавалеры точно мухи кружились, а она – розгами… Матушка мне не для того жизнь устраивала, чтобы какая-то Крузе меня на хлеб и воду сажала!