SPQR IV. Храм муз - Джон Мэддокс Робертс

– Что это с тобой? – осведомился я. Мне хотелось, чтобы это прозвучало достаточно сердито. Но из горла вырвалось какое-то карканье. – Вы что, все с ума тут посходили?!

Но тут я понял, что его палец указывает вовсе не на меня, а на что-то, лежащее рядом. Борясь со звоном в ушах, я повернулся и вынужден был тут же крепко зажмуриться. Но это не помогло. Когда я снова смог смотреть на мир, ничего не изменилось. Это была Гипатия, и она была мертва. Если бы я был поэтом, я бы сказал, что в ее открытых глазах читался горький упрек, но на самом деле они ничего не выражали. Глаза мертвых абсолютно бессмысленны и никогда ничего не говорят живым.

Она лежала совершенно обнаженная, и под ее левой грудью торчала костяная рукоять кинжала. Под левым ухом виднелась небольшая ранка, и ее прекрасные черные волосы слиплись от крови. Ее заляпанная кровью одежда валялась на полу рядом с моей.

– Что это такое? – В дверь стремительно ворвался Кретик и тут же побледнел, когда увидел эту картину. За ним появились Руфус и остальные.

– Это не… – тут я проклял свой опухший язык.

Кретик ткнул в меня пальцем:

– Деций Цецилий Метелл! Ты арестован! Связать его и бросить в подземелье!

Вперед выступили два мощных бритоголовых мордоворота и схватили меня. Это были Вязальщик и Кнутобой, посольские рабы, обязанные следить за соблюдением дисциплины и приводить в исполнение наказания. Им редко выпадает шанс использовать свои навыки и попрактиковаться на свободном человеке, так что они по максимуму воспользовались представившейся возможностью: заломили мне руки за спину и крепко их связали, после чего рывком подняли меня на ноги.

– Да дайте ж мне хотя бы одеться! – прошипел я.

– Деций, ты не просто выродок, ты еще и безумец! – выкрикнул Кретик. – Я сейчас пойду к царю и поговорю с ним. Поскольку ты входишь в состав миссии, я не могу требовать твою голову, но можешь быть уверен, я отправлю тебя на суд Сената, и тебя изгонят из Рима, отправят на самый маленький, самый пустынный остров во всем море!

– Я ни в чем не виноват! – прокаркал я. – Позовите сюда Асклепиада!

– Что?! – переспросил Кретик. – Кого?!

– Асклепиада, врача! Я хочу, чтобы он осмотрел тело, прежде чем греки ее кремируют! Я могу доказать, что невиновен!

Вообще-то, я ни в чем подобном не был уверен, но в столь отчаянном положении хватался за любую возможность.

– Руфус! Ступай в Мусейон и приведи его!

Рыжий чуть кивнул. Как по мне, то наш дорогой родственничек пребывал в глубоком шоке, и я сомневался, что он хорошо понял мою просьбу.

Кнутобой и Вязальщик протащили меня по коридорам мимо вылупивших глаза рабов, потом вниз по лестнице, в подвал. Здесь они нацепили мне железный ошейник и пристегнули цепью к стене. При этом они весело болтали друг с другом на своем варварском наречии, а их усаженные бронзовыми шипами пояса скребли мою и без того израненную шкуру. Эти типы с их толстыми животами и кожаными налокотниками на огромных, мощных руках напоминали скорее гигантских обезьян, нежели людей. Что же, кандидатов на такую службу выбирают отнюдь не за их нежную душу и изысканные манеры. Затем, в последний раз испытав мои кости на прочность, меня, наконец, оставили наедине с моими думами, которые в данный момент были отнюдь не так приятны, как хотелось.

Каким образом меня смогли обвести вокруг пальца и так подставить? Я понятия не имею, как им это удалось, но кажется, я сильно помог своим врагам и даже поучаствовал в этом. И теперь меня все считают убийцей. Жертва – свободная женщина, жительница Александрии, пусть и иноземного происхождения. В самом лучшем случае Птолемей позволит тихонько увезти меня в Рим. У меня не было сомнений, что Кретик выполнит свою угрозу и отдаст меня на суд Сената. Римским официалам, пребывающим в других странах, даются немалые права и свободы, однако это немыслимо, чтобы член дипломатической миссии, так опорочивший республику, вышел бы сухим из воды.

И как мне теперь из этого выбраться? Все произошло так неожиданно, а мои мозги по-прежнему пребывали в несколько затуманенном состоянии, так что я не мог полностью осмыслить свое положение, не говоря уж о том, чтобы выработать линию защиты. Я знал лишь основные факты: убитая женщина – это Гипатия, она оказалась в моей постели и была, несомненно, мертва. И что в таком случае может мне помочь, и вообще, имеются ли хоть какие-то доказательства моей невиновности?

Нож, торчащий у нее из груди, мне не принадлежал. Я с облегчением вспомнил, что запер в сундук все свое оружие, прежде чем рухнуть в постель. Возможно, это первая зацепка, и ее нужно будет как-то использовать. У меня, безусловно, не было никаких причин лишать жизни эту греческую гетеру, но я имел достаточный опыт расследования судебных дел об убийстве, чтобы понимать, что мотив преступления рассматривался в самую последнюю очередь, особенно когда полно улик, доказывающих вину подозреваемого в этом тяжком преступлении. А улики в данном случае весьма серьезны.

Интересно, как все это было проделано? Да очень легко и просто! Весь дворец спал мертвым сном, а я был настолько проспиртован, что не услышал бы даже топот мародерствующих галлов. Бедную Гипатию просто затащили ко мне в постель, после чего убийцы или их слуги спокойно ушли, и все это было проделано так же просто, как торговец доставляет вам заказанный на дом товар.

Но почему они не убили меня? Если Ахилла и Атакс решили положить конец моему расследованию, то, как мне казалось, было бы логичнее всадить кинжал в грудь именно мне, а не этой ни в чем не повинной женщине. Ну, не то чтобы Гипатия была уж совсем безгрешна. И ее профессия, и ее замыслы, направленные против заговорщиков, заставляли предполагать обратное.

Подземная тюрьма – превосходное место, чтобы обдумывать подобные вопросы, здесь тебя ничто не отвлекает. Я, правда, не рекомендую регулярно использовать такую практику.

Жаль, что я не могу сейчас посоветоваться со своими друзьями, с Цицероном и Милоном[68]. Сведенные вместе, юридические таланты и опыт Цицерона и криминальный гений Милона способны в минуту решить все возникшие проблемы. Цицерон как-то говорил мне, что многие люди, попавшие в серьезную переделку, не в состоянии полностью оценить сложившуюся ситуацию, поскольку всегда считают себя центром проблемы и главной жертвой. Каждый человек существует в центре своего собственного мирка и уверен, что именно он представляет собой основную заботу и интерес для всех богов и людей. Этого печального заблуждения следует всеми силами избегать.

Я подозревал, что за всем этим стоит Ахилла. А Атакс – его сообщник и орудие в его руках. Милон рассказывал мне, как ему удавалось побеждать главарей уголовных банд – он просто старался думать так, как думают они. Таким образом он мог предвидеть, что предпримет его враг. Он утверждал, что самым трудным для него было дублировать мыслительный процесс человека, гораздо более тупого, чем он сам, а такие ему обычно и попадались.