На привязи - Ксения Каретникова

и склоняется надо мной со словами: — Трое мужиков нашей семьи, и все сохнут по тебе, признайся, ведьма, что ли? — он тычет в меня пистолетом, а я зажмуриваю глаза.

78

— Боря, убери пистолет, и мы нормально поговорим, — просит Демьян.

— Да какой нормально? — рявкает Боря. — Че, делить ее будем? Тебе верх, мне низ? Или по дням, неделям? — теперь он склоняется над братом. — Я ее люблю. Я ее хочу. И буду.

— Может, меня спросите? — не выдержав, спрашиваю я.

— Ох, да, прости, любимая, — Борька возвращается ко мне, — как ты хочешь? Рачком, бочком?

— Тебя никак.

Он ухмыляется, дулом пистолета раскрывает халат на моей груди:

— Сосочки торчат. Красивые, — говорит он, — возбудилась?

— Замерзла.

— Ага, рядом со мной ты всегда так мёрзла… — он проводит холодным металлом пистолета по груди, вверх, по шее, а я вся дрожу. — Как это заводит… а давай сейчас, а? А Демьян посмотрит…

— Боря, блядь, угомонись! Совсем кукушка полетела? — вскакивая с места, рявкает Демьян. Боря направляет пистолет на брата:

— Не подходи, я выстрелю.

Демьян садится обратно, не отводя взгляда от Бори, и вдруг спрашивает:

— Что ты натворил у Самвела?

Говорит он тихо и спокойно. Перевел тему. И я понимаю — тянет время. Скоро должны его ребята подъехать. Лишь бы дождаться. Лишь бы все разрешилось хорошо.

— Поразвлекался немного, наказывая беспредельщиков, — потирая ладонью висок, отвечает Боря. — Они мухлюют, Дём, как я только раньше не заметил, что при бабе Самвела проигрывал все время.

— Ну а стрелять было зачем? Позвонил бы мне, приехали бы, разобрались…

— А это я разозлился. Азамат не вовремя позвонил…

— Причем здесь Азамат? — непонимающе хмурится Демьян.

— Он был сегодня в ресторане, — отвечаю я.

— Да был. Видел ваше лобызанье. А еще проводил вас до этого дома. Хороший у меня друг, — фыркает Борька. — Дом этот, кстати, ничего такой… давно купил?

Как же его настроение шатается из стороны в сторону. Это сбивает с толку, ни хрена не понимаешь, и это пугает.

— Месяца два назад.

— И не сказал ничего. Хотел втихаря свить ваше гнёздышко? — Борька опять смотрит на меня. — Любишь его?

— Люблю.

Глаза Борьки наполняются гневом, рука, держащая пистолет, нервно дергается.

— А меня, видимо, нет…

— Боря… — начинаю я, но тут мы слышим шум на улице, и в доме появляются трое мужчин. Я смотрю на них сначала с надеждой, думая, что это ребята Демьяна. Но чем дольше смотрю, тем яснее понимаю — нет, не они.

— О, Самвелка! — повернувшись к троице, усмехается Борька. — И че мы здесь забыли? Деньги мои решил вернуть?

Но Самвелка отвечать не собирается, брезгливо сплевывает на пол, вытирает лицо, а потом поднимает руку с пистолетом.

— Ты обидел мою девочку, — произносит Самвел. — Ты мне должен.

— А это была твоя девочка? Ну, прости…

— Прости? — рявкает Самвел и стреляет в потолок. — В ответ я обижу твою, — Самвел указывает на меня.

— Спокойно, — поднявшись, говорит Демьян, — давайте решим все мирно.

Самвел переводит взгляд и, пытаясь это скрыть, заинтересованно спрашивает:

— Что ты предлагаешь?

Только Демьян собирается ответить, как на втором этаже начинает гавкать Алешка… у меня в груди щемит.

— Иди проверь, — говорит Самвел парню, что стоит от него справа. Парень послушно идет к лестнице, поднимается. А я молюсь, не знаю кому, всем богам разом, опасаясь, что этот парень может сделать с собакой…

Но в этот момент наконец появляются ребята Демьяна во главе с Костей. Тот, что уже почти поднялся на второй этаж, замечает их первым и ни с того, ни с сего начинает стрелять. Костя стреляет в ответ, и парень, перекинувшись через перила, со стоном падает на первый этаж. Второго парня Самвела быстро скручивают, практически без сопротивления, и кладут мордой в пол. А вот сам Самвел сопротивляется, зло матерится, а потом наводит дуло на меня. И жмёт на курок.

Несколько секунд все вокруг происходит как в замедленной съёмке. Звуки становятся далёкими и гулкими. Даже мысли в голове появляются очень медленно. Успею ли я отскочить? Дергаюсь, в попытке встать, но вижу и понимаю — не успею… и тогда падаю на пол, закрывая глаза и прикрывая голову руками.

Привычные звуки возвращаются. Я отчётливо слышу отборный мат Самвела, а потом тихий зов другого человека:

— Крис…

Я поднимаю голову и вижу перед собой Борьку. Он стоит на коленях, спиной ко мне, странно пошатываясь, а потом и вовсе падает на пол.

Я тут же подползаю к нему. Внимательно осматриваю, в этот момент понимая — он… он закрыл меня собой. Твою мать!

Пуля попала ему в живот, Борька зажимает рану рукой, но я вижу, как через пальцы обильно сочится кровь.

— Вызовите скорую! — истошно кричу я. Демьян начинает звонить, суетясь рядом. Остальные все молчат, замерев.

— Крис, — хрипит Боря, пытается улыбнуться, а изо рта течет струйка крови, — черт, как тупо… запомни, я тебя любил, — он убирает руку от своего живота, кладёт на мой и добавляет: — И его я бы тоже любил…

79

После смерти Борьки мне стало легче дышать. Наверное, нельзя так говорить, но… Нам с Демьяном он не дал бы нормально жить. Держать его все время под присмотром взаперти было бы нереально. Принудительно положить в больницу — тоже не вариант.

Спасение и облегчение пришло так. И не мы в этом виноваты.

Думаю, что и Демьян со мной солидарен. Да, ему больно так думать, он считает, что это неправильно, даже грешно, возможно, но я же вижу — ему тоже легче.

На похоронах он стоит с каменным лицом. Я рядом, держу его за руку, и плевать мне, что подумают люди. Надеюсь, со стороны мы смотримся именно как родственники, которыми, по сути, и являлись.

Проводить Борьку пришло не так много людей. В основном это партнёры и коллеги Игоря, а теперь Демьяна. Борькиных друзей всего двое. Азамат в их числе. Он держится в стороне, на нас старательно не смотрит, а на поминки вообще не едет. Что он там себе про нас с Демьяном надумал, застав нас тогда в ресторане. Может, даже и рассказал кому… Это уже не важно.

До похорон мы жили в том самом доме, где убили Борьку. Не знаю, может, Демьян так наказывал себя… Я пришла к нему в комнату той ночью, после того как увезли Борькино тело, молча забралась под одеяло и устроила голову Демьяну на грудь. Он тоже молчал, уставившись в потолок, а потом, положив