Лебединая песня ГКЧП - Леонид Кравченко

И последний эпизод той весны. Как и предполагалось, в середине мая открылось Российское телевидение. И оно сразу же обрушилось с критикой на Горбачева. А 18 мая началась блицкампания по выборам Президента России. Ведь через три недели Ельцина уже объявят Президентом Российской Федерации. И все эти три недели телевидение и радио России яростно защищали Ельцина и весь свой «праведный» гнев обрушили на его соперников в предвыборной борьбе.

Где-то в 20-х числах мая мне позвонил крайне недовольный Горбачев и спросил: «Кто разрешил выходить в эфир этому жуткому телевидению?» Я ответил: «Разрешение мое. Есть договор на этот счет, и, насколько мне известно, вы, Михаил Сергеевич, тоже обещали Ельцину открыть их телевидение». Он лишь резко заметил: «Что, ты не мог проволынить с открытием их телевидения хотя бы месяц, чтобы не давать во время предвыборной кампании в руки Ельцина такой мощный инструмент?» В ответ я только отшутился: «Договор, Михаил Сергеевич, дороже власти».

Теперь я иногда думаю, почему Борис Ельцин так ни разу и не поблагодарил меня за тот поступок?

А вообще я много раз поражался умению Горбачева маневрировать, «находить консенсус» в самых, казалось бы, сложных ситуациях. Уже после победы Бориса Ельцина на президентских выборах состоялся пленум ЦК КПСС. Дискуссия была жесткой, и потому подготовка решения пленума представлялась непростой задачей. В комиссию по подготовке проекта документа выбрали и меня. И вот тут в кулуарах член Политбюро Александр Дзасохов подошел ко мне и предупредил, что в конце пленума будет раздел «Разное».

— Это не что иное, — пояснил он, — как избрание Леонида Кравченко членом Политбюро, секретарем ЦК по идеологии для курирования средств информации.

Сообщение Дзасохова меня просто ошарашило.

— Но ведь уже есть два члена Политбюро по идеологии, — возразил я. — Это вы, Александр Сергеевич, и Петр Лучинский. Зачем же третий?

— Да я, похоже, уйду на международную стезю, — признался Дзасохов.

В ту же минуту, воспользовавшись перерывом на пленуме, я зашел в кабинет Горбачева.

— Что же получается, Михаил Сергеевич, меня хотят двинуть в секретари ЦК, а вы меня не предупредили? Я возражаю. Мое призвание — журналистика, а не партийная работа. Если нужно освободить пост руководителя телевидения и радиовещания, я готов это сделать без всякой партийной карьеры.

Каково же было мое удивление, когда Горбачев сказал:

— Ну, если не хочешь — не надо… Раздела «Разное» на пленуме не будет.

Таков непредсказуемый Михаил Горбачев. И в этом я еще раз убедился в августе 1991 года.

Но еще до этого пленума состоялось событие, которое открывает многое, связанное с отношением Горбачева к партии и предстоящему пленуму.

Мне довелось весной 1991 года быть в составе официальной делегации во главе с президентом, направленной на переговоры в Японию и Южную Корею.

В Москву мы возвращались через Южную Корею и на одни сутки задержались для переговоров с президентом Южной Кореи Ро Деу. А потом был 8-часовой перелет в Москву.

В какой-то момент после взлета Михаил Сергеевич вместе с Раисой Максимовной позвали нас в свой гостевой салон. Это некая просторная гостиная, насколько позволяли размеры самолета. В гостиной овальный стол, за который могло сесть не более 8 человек. Стол был празднично накрыт. Хорошая закуска, замечательный армянский коньяк.

Горбачев поделился своими впечатлениями о поездке, оценил итоги переговоров и вдруг затеял разговор о предстоящем пленуме ЦК, о том, что пленум ждет с тревогой. «Мне вообще эти пленумы осточертели», — вдруг откровенно признался он. Но потом каждого из нас попросил высказаться о возможных решениях, внести предложения по предстоящей дискуссии. Среди приглашенных были А. Яковлев, Н. Бессмертных, отец Пимен, А. Вольский, пресс-секретарь президента В. Игнатенко и некоторые другие. Каждый из нас что-то предложил.

Пришлось высказаться и мне. Но тут чуть захмелевшая Раиса Максимовна, положив руку мне на плечо, неожиданно вмешалась в разговор: «Михаил Сергеевич, о чем ты советуешься? Тут сидят в большинстве своем люди, которые уже предали тебя… Разве что отец Пимен да Кравченко остаются на твоей стороне», — съязвила она.

Горбачев резко отреагировал на это неожиданное замечание Раисы Максимовны, одернул ее, и на том обсуждение закончилось. Возникла некоторая неловкость. Кое-как попили чайку и, извинившись, разошлись по своим салонам. А в памяти моей до сих пор стоит эта сцена, где самым откровенным человеком оказалась Раиса Максимовна, нечаянно перенесшая семейные кадровые разговоры в «воздушное пространство». Стало ясно и другое: в семье Горбачевых уже всерьез обсуждалась тема заговора против него и возможного его смещения через пленум ЦК.

По возвращении в Москву накануне пленума ЦК состоялся секретариат ЦК. Обсуждались разные текущие вопросы. Среди них почему-то встал вопрос о развитии библиотечного дела. Отчитывался министр Николай Губенко. Он говорил поначалу скучно, отчитываясь о скучном деле. А потом неожиданно взорвался: «Не пойму, почему в такое горячее политическое лето мы решили заняться библиотеками? Ведь мощные оппозиционные силы стремятся свергнуть существующую власть. Скажу больше: уже готовятся расставить под Москвой столбы, как во время Спартака, где подвесят всех нас — членов ЦК». И он обвел все в зале руками с явной иронией.

Возникло замешательство. Но в этот момент из приемной выглянула дежурный секретарь и громко объявила: «Михаил Сергеевич просит к телефону Кравченко». Я вышел и взял правительственную трубку.

— Леонид, здравствуй. Ты мне срочно нужен. Хватит штаны протирать на этом пустом заседании.

Мне пришлось покинуть заседание секретариата ЦК и ехать к президенту. Про себя подумал: «Горбачев уже в грош не ставит ЦК».

Тем временем в Верховном Совете СССР взорвалась еще одна «бомба». Депутатская группа «Союз» каким-то образом установила, что тайно еще полгода назад при участии Шеварднадзе и Яковлева удалось договориться с США о передаче им нашего большого морского шельфа. Он начинался от Берингова пролива и простирался на юг на сотни километров. Вопрос бурно обсуждался, но ответа так и не получили: что это — всего лишь намерение или состоявшаяся акция? Прошли годы, но, как утверждают специалисты, эта акция, не оформленная государственными актами, все же осуществилась.

Придя к власти, Горбачев быстро понял, что телевидение — мощнейший инструмент воздействия на умы и сердца людей. Он не раз потом говорил, насколько сильным, при правильном использовании, может быть влияние телевидения на общественное мнение. Например, если нужно найти упреждающие решения при проведении каких-то непопулярных мер, выступление по телевидению с разъяснением позиции, сути экономических и политических акций давало немалый эффект.

И мы никогда ему не препятствовали в этом. От одного всегда пытались уберечь: его выступления не должны быть затянутыми, превращаться в доклады, а должны передаваться по телевидению в изложении, независимо от того, где и в связи с чем он выступал.