История об офортах - Станис Фаб
Шрифт:
Интервал:
Теперь по «сценарию» в толпе наступило время жалеть.
– А дедуля между прочим прав.
– Конечно, прав, только никто в тех деревяшках жить не хочет. Вот я! Могу сменить свою панельку на деревяшку! Легко. Так вы мне удобства проведите, чтоб мне не на улицу зимой по нужде бегать! Ораторов вона сколько. Один другого народнее. Но они поди зады не морозят каждый день! Знаю я их, заступников наших. Сами в теплых хоромах, а деревяшки за счет других спасают.
– Никто никому ничего не навязывает, а чтоб все устроить, денег нет. Широко живем, неэкономно.
– Ой, пожалел волк овцу. Немедни олигарх местный юбилей отмечал. После гулянки бабахнул салютом в свою честь. Часа в два ночи весь район завыл автосигналками. Люди решили, тревога! В газете читали, сколько денег на салют ухлопали? Точно на реставрацию памятника хватило бы.
– Ну даете. Кто на свои будет сейчас чужие венцы править. Все, другое время. Для себя бы успеть пожить.
Спицыну явно не нравился разговор. Пахло «политикой».
– А ну лесовцы, хорош власть осуждать. Я к вам с картинами пришел, а вы судилище завели. Кто еще желает портрет от неплохого рисовальщика?
– А можно мне? – из толпы к Спицыну протиснулась Адель.
– Можно, отчего же нет. Идите сюда девушка, будем рисовать такую кра…
Спицын даже не смог выговорить последние буквы. Перед ним стояла живая Вера. Он тупо смотрел на Адель, растерянно перебирал мелки.
– Можно присаживаться.
Адель примостилась на стульчике в ожидании, когда художник начнет работу. Она смотрела на него не мигая, а он, словно загипнотизированный, «заледенел». Спицын смотрел на девушку, не веря своим глазам. Но разве такие совпадения бывают?
….Спицыну не нужно было смотреть на ее лицо. Он и с закрытыми глазами мог бы воспроизвести его по памяти.
Он не знал, как себя вести, и рисовал на автомате.
Но толпа что-то почуяла, что-то заподозрила, уж слишком явная растерянность была на лице художника.
– Да ты смотри, он на девчушку даже не глядит. Видать, знакомая!
– А может, она специально к толпе прибилась. Самая что ни на есть подсадная, она, кажись, и смахивает-то на него.
– Сам ты подсадной. Ну что за народ, ну везде ищут темную сторону. Я так думаю, мужик на таланте прет. Большой мастер!
Что на самом деле происходило со Спицыным, никто, разумеется, знать не мог. Он работал нервно, в самом деле почти не глядя на оригинал. Значит, Федор был прав…
И вот когда оставалось совсем немного, чтобы закончить этот портрет, у Адели зазвонил телефон. Она вытащила мобильник. Спицын мельком взглянул на нее – вылитая Вера.
Адель побледнела, вскочила, бросила ему «простите» и быстро-быстро побежала к трамвайной остановке.
Спицын тоже было вскочил и даже хотел кинуться за ней, но остановился в полной растерянности. Что он мог сказать ей сходу, да еще при таком стечении народа.
– Вот молодежь, даже на работу не взглянула, а художник старался, хороший портрет получился.
– Случилось может что, вишь, как сорвалась-то!
– Вам бы все рассуждать, нечего тут особо говорить. У них теперь все на скорую руку да на длинный стежок.
Какое-то время толпа еще обсуждала свое, потом заговорила о власти, о делах дачных…
Спицын совершенно потерял интерес к публике. Он сделал еще несколько рисунков. Машинально отвечал на вопросы, что-то пропускал – просто не реагировал. Но это никого не раздражало, уж больно хорош был Лесовск на его старых рисунках.
Потом приехали журналисты. Они вывалились из автобуса, который был организован Алевтиной Павловной. Обступили Спицына, и еще какое-то время он общался с пишущей братией. Но пресса скоро почувствовала настроение Спицына, как он отвечал на вопросы без всякого драйва и, кроме прямых, дежурных фраз, ничего нового выудить из него не удавалось. К полудню, когда солнце стало припекать, народ растекся по набережной. Как раз подъехал Федор, и уличную выставку благополучно свернули.
– Федор, послушай. Я хочу тебе кое-что сказать, – начал было Спицын, шагая рядом с сыном, собиравшим картины.
– Может, дома поговорим?
– Да нет же, сынок, дома мать. Она, не дай бог, услышит!
– Господи, ну что еще сотворил лучший художник нашего времени?
– Я должен сказать, что у тебя есть сестра! Я видел ее только что. Она сидела вот тут, на этом стульчике, и я рисовал ее портрет
Федор подошел к мольберту и посмотрел на лист бумаги.
Он уже видел это лицо недавно. Но с холста Кокорева оно смотрело с любовью. А с отцовского – с горечью потери.
…Адель быстро поймала такси и поехала домой. Это звонила мать. Девушке показалась, что ей нездоровилось.
Через пятнадцать минут Адель уже открывала дверь квартиры.
– Мама, мамочка, ты плохо себя чувствуешь? Давай я уложу тебя в постель и вызову доктора!
– Прости, дочка, прости. Все хорошо, разволновалась по случаю. Вот, посмотри газету, там очерк о Спицыне!
– Ну слава богу, что все хорошо. Спицын, да, Спицын. Я только что позировала ему. Какое совпадение. А в газете материал хороший?
– Адель!
– Мама, он делал моментальные портреты. Там на набережной открылась его выставка – старый город. Большая толпа собралась. Он талантливый. Я тоже захотела портрет. Ты знаешь, мне показалось, он как-то так разволновался и растерялся одновременно. И рисовал не так, как Савелий. Мама, он даже не смотрел на меня, словно знал давным-давно и все делал по памяти. А я даже посмотреть не успела на портрет, ты позвонила и я понеслась к тебе.
– Ну прости меня!
– Да за что, ты в порядке и мне от этого хорошо. А портрет нарисует Савелий. Он обещал, что будет рисовать меня целую жизнь.
– Адель!
– Мамочка, Савелий влюбился в меня. А мне с ним очень хорошо. Разве это плохо? Будет у нас в семье Засухиных свой домашний художник. Он и тебя нарисует. И мы повесим твой портрет вот здесь, на этой стене, на самом видном месте.
– Что ты за выдумщица, Адель, и в кого только пошла!
– Да было в кого, судя по всему.
Вера махнула рукой.
– Вот что, доча. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
– Мама, я самая примерная девушка на курсе. Мой главный недостаток – я натурщица своего будущего мужа.
Вера села в кресло-каталку и притянула к себе Адель. Она пристроилась рядом на пуфике.
– Адель, это обязательно делать сейчас? И перестань, пожалуйста, паясничать. Это важный разговор – о твоем отце, Спицыне.
– Это о том самом? Мама, так я давно все знаю. У вас была сумасшедшая любовь, но он был женат. Мне все Кокорев рассказал, спасибо ему. Было бы хуже, если бы Федор насочинял. Да еще со своими подколочками и комментариями. Ты не переживай, я от тебя никуда-никуда.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!