Тень белого ворона - Ян Мир

– Тогда придется попросить тебя иначе, – Шан хлопнул в ладоши. – Сколько бы мне ни понадобилось времени, в конечном итоге я заставлю тебя показать выход.

– Отсюда выход только один, – Рен откинулся затылком на спинку кресла, – через смерть.

Взяв что-то со стола, Шан вплотную подошел к Рену.

– Я не стал говорить Гаю о том, кто или что ты.

Рен хотел отметить мудрое решение Шана, но промолчал. Слова вязли во рту, и тратить на разговор остаток сил не стоило.

– Твои вены вспухли, мне даже не надо их искать. – Шан провел по левой руке Рена. – Тебе очень больно?

Рен закрыл глаза. Боль не самое страшное, что с ним случалось. Если с ней примириться, то становится вполне терпимо. Нужно лишь растаять в пульсирующем потоке и стать его частью. Поднеся к предплечью Рена иглу, Шан с хрустом вонзил ее под кожу. Темная кровь наполнила поршень. Когда ее набралось достаточно, Шан вынул шприц, совершенно не заботясь о ране. По руке Рена растекалась красная дорожка.

– Что дальше? – не открывая глаз, хрипло поинтересовался Рен. – Кровь ты уже взял. Может, мне еще чем-то нужно поделиться? – он вяло улыбнулся. – Обращайся.

– Пока что этого достаточно, – отворачиваясь от Рена, произнес Шан. – Но в любом случае, спасибо.

– Будем дальше играть в вежливость? – усмехнулся Рен, поднимая веки и слегка отрывая затылок от спинки кресла.

– Тебе стало лучше? – положив шприц на стол, Шан повернулся к Рену. – Раз так, мы можем поболтать еще немного.

Рен отвел взгляд в сторону и покосился на капсулы. Времени оставалось все меньше. Разговор с Шаном – неплохая попытка продержаться в сознании чуть дольше и мыслить рационально. Конечно, Рен может попробовать сбежать. Возможно, ему даже повезет, и первые несколько шагов он сможет пройти, не упав. Но все это слишком рискованно. Придется выжидать момент и надеяться на то, что его темная суть не решит проявить себя.

– Мне любопытно, – протянул Шан, стаскивая с себя халат и вешая его обратно на крючок. – Неужели ты всерьез думал, что, принимая наркотик под названием «Ангельская слеза», сможешь заглушить свое Я?

Приступ как всегда накатил внезапно. От пронзающей мышцы боли Рен выгнулся. Ремни натянулись, надежно удерживая его на месте. Звякнула пряжка. Задрав голову к потолку, Рен пальцами крепко сжал подлокотники кресла. Почувствовав его боль, в одной из капсул проснулось существо, насильно связанное с миром. Дернув плечом, оно замерло и прислушалось к происходящему за стеклом. Лицо Рена исказилось в муке. Он тоже ощутил связь между собой и тем, кого заставили «переродиться».

– Еще никто из вас не смог спрятаться среди людей, – добавил Шан, безразлично смотря в алые глаза Рена.

Подойдя к двери и нажав на панель, прикрепленную к стене, он коротко приказал: «Уведите пленника».

* * *

Пустынные улицы пугают. За каждым поворотом слышатся чужие шаги. Стуки, шорохи – все сливается, обретая форму и голос. Разрушенный город так и не смог смириться с потерей людей и теперь, создавая с помощью ветра искусственные звуки, подхваченные эхом, пытается вдохнуть в себя жизнь. Стоит опустить взгляд под ноги, и тени от фонарных столбов превращаются в силуэты незнакомцев, неспешно скользящих по моим следам. Глубокие выбоины асфальта заполнены мелким крошевом кирпичей, торчащие арматуры оголенных фундаментов загнуты в разные стороны, стены накрененных зданий покрыты трещинами и дырами, а витрины магазинов выставляют напоказ пустые глазницы. Город пуст, город мертв и вместе с тем все еще дышит.

Я прячу руки в карманы парки и, спасая лицо от ветра, наклоняю голову вниз. Носком ботинка случайно цепляю камешек. Он отскакивает в сторону и откатывается к остановке, чья крыша давно провалилась внутрь. Город вслушивается в приглушенный звук, и я вместе с ним.

Навигатор в кармане пищит, извещая об еще одном пройденном километре на пути к конечной цели. За спиной остается половина дороги. Желудок сжимается в голодном спазме. Перешагиваю через бутылку с отбитым горлышком и закусываю губу. Страх – я никогда прежде не была так далеко от Вавилона, не была одна в незнакомом месте – перекрывает голод. Звезды белыми дырами проглядывают сквозь черное небо. Ноги ноют от усталости, тело почти не ощущает холода, пальцы с трудом гнутся. Дыхание вырывается изо рта и уносится вверх белым паром. Вечерний сумрак уступает место ночной темноте. Продвигаться дальше без фонарика слишком рискованная затея. Мой взгляд останавливается на небольшом пабе.

Когда я толкаю дверь, над головой раздается искаженная мелодия полуразбитого колокольчика. Давно не смазанные петли отзываются несколькими скрипучими нотами, которые теряются в завывании ветра. Мелкие осколки стекла хрустят под подошвой. Деревянный пол частично прогнил и теперь, чтобы поставить ногу, приходится обдумывать каждый шаг. Пройдя вглубь помещения, провожу пальцем по пыльным столам и спинкам стульев. Легкие прикосновения позволяют ощутить слабую защиту. На высоких полках за барной стойкой стоят расколотые бутылки. Чуть ниже – стопки и бокалы, сохранившие застарелые следы напитков. От большого и когда-то глянцевого плаката с изображением красного буйвола осталась только половина. Но и она покрыта множеством черных пятен.

Помещение для персонала выглядит ничуть не лучше. Узкая комнатка с отсыревшими лавочками и шкафчиками, покрытыми ржавчиной. Один из них перевернут и на самом его дне лежит что-то завернутое в несколько слоев грязной тряпки. Я присаживаюсь на корточки и достаю находку, бережно разматываю ткань. То, что было спрятано, оказывается крупной подарочной зажигалкой из металла с узорчатыми линиями по бокам. На одной ее стороне выгравирована надпись: «Вы оба знаете, как порой / Слепая верность нужна…»[3], а под ней процарапаны инициалы «С. от Ф.». Медленно провожу пальцами по строчкам, представляя людей, спрятавших в этом месте свои воспоминания от чужих глаз. Воображение рисует расплывчатые силуэты, но не рассказывает историю. Задумчиво верчу зажигалку. По внешнему виду, она пролежала не очень долго, и у нее еще сохранился кремень. В моей голове появляется идея. Я выхожу из помещения для персонала и вскоре возвращаюсь обратно, опуская внутрь перевернутого шкафчика найденные в баре деревяшки. В расход идет все – отломанные ножки стульев, щепки, сухая бумага. Чиркаю зажигалкой, высвобождая огонь. Сначала пламя слабое, но постепенно разгорается ярче. В его свете я продолжаю обыскивать другие ящики. Ручки, ключи, записные книжки с вырванными листами, несколько клочков фотографий и старая банка тушенки. После нескольких неудачных попыток нож все же вскрывает крышку. Усевшись возле костра, жадно проглатываю почти безвкусное, с кусками белого жира, мясо. Глаза останавливаются на черно-белой фотографии. Наверное, она упала мне под ноги, когда я вынимала банку. Отставляю еду и поднимаю фото. Скольжу взглядом по изображению, где запечатлены два человека. Высокий парень с волосами до ключиц шутливо толкает в бок своего друга, пока тот в отместку отпихивает его подальше от себя. И все это со смехом, глядя в объектив.