Моя крайность - Тата Чепурнова

“Эдуард Романович, я согласна. Только деньги мне нужны прямо сейчас.”

По факту я продала Максима с одной только целью спасти жизнь Лешке, которому требовалась срочная операция, переливание крови и реабилитация. На это всё у меня попросту не было денег и времени их собирать. Слабое оправдание, но если бы он не был на грани, то я не взяла бы у Макеева старшего и гроша ломанного. Послала бы ко всем чертям.

Итог плачевен: послать Макеева придётся, но младшего, не знающего всей ситуации.

— Нет, видимо я изначально с гнилой комплектацией, — сейчас еще явственнее ощущается горечь от поступка и соль на губах от слез, которые больше не хотят прятаться в каплях дождя, что врываются порывом ветра под несостоятельное укрытие плохо натянутого брезента над больничным балконом. — Он меня никогда не простит, — отчаявшись, шепчу себе под нос. Нет, не с целью сознаться Котову, а желая услышать, прочувствовать весь вкус вины.

— Хочешь…я тебя пожалею, — совсем неожиданной теплоты пальцы скользят под плотный футер, шарят под ним с таким упоением и наглой развязностью, что я на время теряю способность сопротивляться. — Я умею. Мной столько ран залечено, — оттесняет к стене, негрубо, но довольно настойчиво, пока моя спина ни упирается в шершавый бетон. — Поверь… тебе понравится.

Следом за беспардонным поведением следует поцелуй, терпкий, пропитанный никотином, только что выкуренной сигареты. Напористыми толчками Пашкин язык норовит прорвать оборону, ворваться в мой иссохший от дерзости рот.

— Прекрати, — неразборчиво шепчу, не отпуская прикушенную губу наглеца, чувствуя солоноватый привкус крови и едкое разочарование Котова, который одергивает руки, даруя моему телу свободу от своих поползновений.

— Выпендрежница, — стирает с губы тыльной стороной ладони выступившие алые капельки, оправляется и резво впечатывается руками в стену, по обе стороны от моего замерзшего лица. — Подумаешь, дала бы мне разок, потом втянулась и сама бы просила, — влажный лоб Пашки с налипшими на него прядями взъерошенной чёлки, упрямо касается моего. — Признайся, ты же наверное, и не кончала с ним никогда?!

Его близость лишь сильней меня злит, инстинктивно сгибая ногу в колене, я старательно мечу в восставшее против меня достоинство. За секунду до удара, Паша вывернувшись, жмется ко мне бедром, аннулируя все попытки отвязаться от голодных приставаний.

— Пусти, не будь мудаком.

Котов замирает, а потом начинает судорожно смеяться, стирая слезы в уголках глаз, проступившие от смеха.

— Моя ты лапа, — шаловливо, с придыханием смакует каждую букву. — Я не умею по другому и не хочу уметь. Вы же бабы любите течь от плохишей, наше принуждение и грубость рождается вашей природной потребностью быть под сильным самцом.

— Паш, спасибо тебе огромное, что сообщил и помог, — я шумно сглатываю, стараясь скрыть беспокойство. — Но не нужно вот этого всего. Мне больно, очень…, — с силой упираясь ладошками в напряжённую грудь, напористо отодвигаю от себя вдруг сдавшего позиции Пашу. — Понимаешь?

Он сдаётся на удивление быстро, отступает на шаг назад и окидывает сочувствующим взглядом. Дерзость гаснет в тёмных карих глазах, медленно меняясь на неподдельное сострадание.

— Леха участвует в нелегальных боях без правил. Уже давно, — крутит в пальцах зажигалку, будто пряча волнение, а после в очередной раз закуривает. Делает быстрые, нервные затяжки, выпуская дым через нос, при этом озадаченно пожевывая губы. — Я иногда в этой шараге делаю ставки, очень все у них зрелищно и бывает даже прибыльно.

— Что случилось сегодня? — шепчу пересохшими губами, слыша, как они сухо шелестят. Напрягаю слух, чтобы ничего не пропустить в Пашкином рассказе. Чтобы картинку слепить воедино, понять, а правильно ли я поступила?!

— Он принял бой от бойца не своей весовой категории. Проиграл на первых же минутах. Итог ты знаешь: сломанные ребра, пробитое лёгкое, вовремя не оказанная помощь.

Котов опустив голову, следит за своим же носком кроссовка, которым усердно ковыряет дыру в раскрошенном бетонном полу.

— А врачи? Почему никто не оказывал помощь? — искренне удивляюсь отсутствием сострадания у людей к чужой боли и поражаясь людской жажде любоваться насилием.

— Маргош, всё нелегально. Там ты ради развлечения людей, — его ладони тяжёлым грузом ложатся на мои осунувшиеся плечи, сжимая пальцами то ли в приободряющем жесте, то ли с надеждой вернуть меня с небес на землю. — Твоё состояние или здоровьем, последнее о чем будут беспокоиться. Даже в самом хорошем бойцовском клубе, максимум тебя на скорой домчат до больнички и скинут как подобранного с улицы.

— Не понимаю, зачем ему это всё?!

— Ради денег, за выигрыш хорошо платят.

— А за проигрыш?

— Ни-че-го, — щелчком отбрасывает тлеющий окурок. — По крайней мере, там где он сейчас дрался, побежденным ни хрена не доставалось.

— Дурак. Ненавижу его, ненавижу… — лишь Пашкиными усилиями остаюсь на ногах, а не сползаю вниз от навалившегося чувства безысходности. — Отвези меня к Максу.

Максим

Я ухожу из ресторана за долго до того, как наш театр абсурда опускает занавес, а приглашенная звезда успевает выесть мне весь мозг. Уже выйдя на улицу и вдохнув воздух, наполненный свежестью только что прошедшего дождя, чувствую себя счастливчиком, отделавшимся малой кровью.

Хрен он получит, а не мое согласие полететь с ним. Здесь мой дом, моя работа, моя любовь. Здесь… И в конце концов я не обязан бросать все, виляя хвостиком бежать за отцом, как за сахарной косточкой. Пусть радуется, что я уделил ему время, выслушал, не психанув от его заносчивости на первых же минутах разговора.

Головокружительные перспективы, карьерный рост, теплое местечко в кресле управляющего, а после и вовсе единоличное распоряжение фирмой, я готов не задумываясь послать в то же место, куда несколько лет назад он отправил меня вместе с мамой. Пусть не рассчитывает меня купить, я не продаюсь и не продаю то, что мне дорого. Хотя мысль расстаться с байком, с недавних пор кружит в голове назойливой мухой, мне попросту неоткуда взять денег, на выплаты с листа нетрудоспособности долго не проживешь. Сидеть на шее у Марго, уж точно не вариант, но я готов как никогда подойти к совместной жизни серьезно.

Сам не замечаю, как под влиянием раздумываний пешком добираюсь до дома. Оказывается, я успеваю соскучиться. Безумно соскучиться, чтобы резво преодолеть лестничные пролёты и вбежать в квартиру на удивление незапертую.

— Маргош, чего дверь-то открыта? Меня ждала?!

Растворяюсь в своих желаниях поскорее прижать её к себе, вдохнуть аромат волос, пройтись шаловливыми пальцами по каждому позвонку, чувствуя, как в ответ откликается тело, рвётся навстречу. А я несмотря на предостережения врачей не вести активную сексуальную жизнь, не намерен терпеть и тому доказательство дикое напряжение в штанах, которому спустя какое-то время суждено сковать всё моё тело.