Слезы Макиавелли - Рафаэль Кардетти

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Потерпи, вот самое интересное… Согласиться на это задание убедил моего отца его лучший друг. Он даже подсказал ему взять с собой жену и сына, чтобы рассеять все возможные подозрения. Кто бы мог подумать, что от этого милого семейства зависела судьба города?

— О ком ты говоришь? Кто был этот друг?

— Доверенное лицо Лоренцо.

— Фичино? Ты ошибаешься, Никколо. Он вырастил тебя как своего сына.

— Он послал моих родителей на верную смерть. Ведь он знал, что французский посланник — ядовитая гадина.

— С кем он должен был встретиться?

— С князем Церкви. С кардиналом…

Макиавелли повернулся к Сен-Мало, чье лицо приобрело серый оттенок.

— И этим кардиналом были вы!

— Что ты выдумываешь, — пролепетал Сен-Мало, отступая. — Все это сплошное вранье!

Кардинал запутался ногами в сутане и растянулся на крыше во всю длину. Макиавелли подобрал осколок черепицы и раздробил ему челюсть. Не обращая больше внимания на прелата, окровавленным ртом издававшего жалобные стоны, он снова сел рядом с Гвиччардини.

— Этот убийца хотел оставить деньги себе, и он заманил моих родителей в ловушку. А потом он сказал своему господину, что Медичи не пошли на соглашение. Когда сын Лоренцо был изгнан, король Франции и пальцем не пошевелил, чтобы его защитить.

— И ты все это подстроил, чтобы отомстить?

— Я хотел, чтобы они оба умерли, Фичино и Сен-Мало.

— Ты бы мог их отравить. Не стоило так стараться.

— Лишить их жизни было недостаточно. Они должны были страдать так же, как страдал я. С Фичино все было просто. Поставив под угрозу самое для него дорогое — Аннализу, — я знал наверняка, что его сердце не выдержит. С кардиналом было сложнее, поскольку я не мог убить его сам.

— И ты убедил его, что можешь ему помочь…

— Этот болван предложил мне стать его шпионом в Палаццо Коммунале. Он рассказал мне историю Малегоннелле. Я сразу сообразил, как извлечь выгоду из его жажды мести.

Видя озадаченную физиономию кардинала, Макиавелли разразился хохотом.

— С самого начала он следовал моим советам и никогда не задавал вопросов! Все шло хорошо, пока этот придурок Малегоннелле не позволил Боккадоро украсть у себя вексель. Когда я узнал, что дель Гарбо спрятал его где-то в Библиотеке Медичи, мне пришлось вмешаться, чтобы вернуть его. Впрочем, без вашей помощи я бы его ни за что не нашел.

— И ты правда считаешь, что так легко отделаешься?

— Хватит, Чиччо, не будь таким наивным! Это только в детских сказках злодея всегда наказывают в конце. Завтра монахиня во всем признается Содерини. О моем участии в деле она не знает. О нем знает только этот истекающий кровью жирный боров.

Издали послышался звук приближающихся шагов. Гвиччардини хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Последним усилием он тщетно попытался подняться. Теперь воздух со свистящим хрипом вырывался из его легких.

— Ну вот и Малатеста со своими людьми. Мне очень жаль, Чиччо. Мне так хотелось, чтобы ты не прыгал на эту крышу, но время нельзя повернуть назад, прости…

Навалившись всей тяжестью на кинжал, Макиавелли вонзил его по рукоятку в живот раненого.

Без единого стона Гвиччардини нащупал руки своего убийцы и крепко их сжал. Поток крови хлынул у него из горла, и душа его отлетела.

Дверь резко распахнулась. Содерини и Малатеста выскочили на крышу в сопровождении двух стражей.

— Что тут произошло? — спросил гонфалоньер.

Макиавелли все еще держал в своих руках руки умершего. Слезы текли по его щекам, испачканным кровью друга.

— Он… он убил Чиччо! — проговорил он, указывая на Сен-Мало. — И еще он столкнул вниз Малегоннелле. Я не смог ему помешать. Я только успел его оглушить.

Малатеста уставился на простертое тело кардинала. Свернувшись в позе зародыша, прелат слабо стонал. Наемник сильно пнул его ногой в спину. Сен-Мало едва пошевелился.

— Грязная тварь! Это все твоих рук дело! Он ухватил кардинала за шиворот и с силой поставил на ноги. Прелат еле держался на ногах. Он протянул руку к Содерини, пытаясь оправдаться, но из-за сломанной челюсти сказать ничего не смог. Его невнятное мычание унес ветер. Побледнев, он снова свалился на пол.

— Он мне во всем признался. Малегоннелле работал на него, а Савонарола был ни при чем. Они одни виноваты во всем!

Содерини наклонился над трупом и выдернул кинжал из живота юноши.

— Все эти смерти, все эти ужасы… Так ли уж они были необходимы, Ваше Преосвященство? Существует ли дело, которое того стоит? Во всяком случае, это не дело Божье.

Повинуясь знаку гонфалоньера, стража удалилась. Кардинал испуганно оглянулся вокруг. Опухшим ртом ему удалось произнести несколько невнятных звуков:

— Посол… неприкосновенность…

Содерини протянул оружие своему помощнику.

— Он прав. Его защищает статус. Мы не можем приговорить его к смерти.

— Но, Эччеленца, этот пес сто раз заслужил смерть!

— Я с этим вполне согласен, но он все еще наш гость. И мы не имеем права подвергнуть его заслуженному наказанию. Полагаю, его господин будет очень недоволен, если мы убьем одного из самых верных его подданных.

При этих словах гонфалоньера Сен-Мало слегка порозовел. Он с трудом поднялся и попытался навести некоторый порядок в своей одежде. Нетвердой походкой он заковылял к двери, которая вела вниз.

В тот самый миг, когда он взялся рукой за щеколду, Содерини вымолвил:

— Я сказал, что мы не можем вас убить, но не сказал, что вы должны остаться в живых.

— Но…

— С прискорбием сообщаю вам, что этот предатель Малегоннелле вас подло убил, Ваше Преосвященство. Он заколол вас вот этим кинжалом, а потом покончил с собой. А ужаснее всего в этой истории то, что вы прожили достаточно долго, чтобы вытерпеть невыносимые муки. Ведь ты именно это видел, Никколо?

Макиавелли кивнул. В его глазах блеснул странный огонек.

— А ты, Малатеста, разве не оплакиваешь этого славного прелата, чьи порядочность и благочестие озарили нашу жизнь?

— О да. К несчастью, я мало его знал. Мы с ним могли бы жить душа в душу. Я так скорблю…

— Мы оставим тебя наедине с твоей скорбью. Пойдем, Никколо. Малатесте надо побыть одному.

Прежде чем выйти на лестницу, Макиавелли в последний раз обернулся. Он посмотрел на неподвижное тело своего друга, потом перевел взгляд на прелата, распростертого у ног наемника. Его губы шевельнулись, будто он хотел что-то сказать, но он только глубоко вздохнул и закрыл дверь.