Вкус листьев коки - Карин Мюллер

Мы вернулись к песчаным замкам и осмотрели пещеры с захоронениями – это были углубления в песчаниковых скалах. Марко рассказал историю о том, как однажды они с друзьями пошли в поход в эти места, и музыка отражалась от скал, а тени плясали на стенах, подобно привидениям. Пять лет назад он нашел пещеру, в которой оставался нетронутым скелет ребенка. Он засыпал вход песком, чтобы уберечь гробницу от расхитителей, однако одурачил сам себя: ему так и не удалось снова отыскать это место. И он был рад этому.

В своих поисках тропы инков и артефактов я совсем забыла о том, каково это – случайно провести день в компании нового друга. И пусть мы не отсняли сенсационных материалов и не нашли мумию, снимок которой украсил бы обложку «Тайм», этот день подарил мне что-то гораздо более ценное – чудесные воспоминания, которые были дороги лишь мне.

Я знала то место, где Манко Капак погрузил в землю свой золотой посох и основал империю инков. Я даже приблизительно представляла его маршрут по пути туда. Пора было пройти по его следам и очутиться там, где все началось. Остров Солнца – это место инки называли раем.

Кто-то говорит, что здесь появилось на свет само Солнце. Испанцы верили, что на острове находился легендарный фонтан вечной юности. Сегодня население острова насчитывает пять тысяч человек; они работают на полях, и их жизнь почти не отличается от жизни их предков. Они говорят на аймара, диалекте, существовавшем задолго до пришествия инков. Остров находится в самом центре озера Титикака, а рядом с ним есть остров Луны, где некогда жили девственные жрицы солнечного культа. Современные политики разделили надвое «величайшее озеро Вест– и Ост-Индии». Священная пещера, где появился на свет Манко Капак, теперь лежит на территории Боливии.

Мы взяли лодку до деревни Чаллапампа на северной оконечности острова и отыскали пещеру через два часа утомительных хождений. Пещера была высокой – с двухэтажный дом – и недостаточно глубокой, чтобы препятствовать скоплению дождевой воды. Наш проводник показал мне двух ягуаров – символ присутствия высшего божества.

– Где? – спросила я.

– Там, – ответил он. – Вон, видите – глаз, пасть, ухо.

Я встала совсем рядом со входом в пещеру. Отошла на десять футов. Попробовала разглядеть с пятидесяти футов. Но так и не увидела. Обычная дыра в неприметной серой скале.

Мы решили, что во дворце инков на другой стороне острова нам повезет больше. На самом деле это был не дворец, а скорее административный центр, который представлял собой запутанный лабиринт стен и дверей. Но я была избалована шедеврами строительного искусства Мачу-Пикчу и Куско. Дворец меня разочаровал. Я пошла на улицу, села у входа и стала смотреть на пробегающих мимо мальчишек, которые гнали овец домой самодельными деревянными посохами. Они были похожи на актеров из массовки в голливудском фильме.

Храм бога Солнца стоял на одиноком склоне горы, обращенный лицом к берегам озера Титикака. Я снова ощутила укол разочарования. Почему-то я ожидала увидеть нечто более величественное, ведь это была настоящая святыня. Мы медленно пошли обратно. Мимо проходили женщины, ведущие стада овец по узким пешеходным тропинкам; они несли в шалях, подвязанных к шее, новорожденных ягнят. Соломенные домики рассыпались рисовыми зернышками по зеленым склонам. Тропинки петляли среди бескрайних холмов. На острове не было ни машин, ни дорог. Колыбель инков. Я попыталась представить, каково это – знать, где именно находится твой Эдемский сад.

Вдали крестьяне шли по полю миллиметровыми шажками, засевая маис, как и тысячу лет назад. Остров излучал спокойствие. И тут я поняла. Священному месту не нужны роскошные каменные монументы. Был ли этот остров колыбелью могущественного народа или просто тихим уголком земли, он все равно оставался святым.

Вечер мы провели в компании местной супружеской пары. Ему было семьдесят четыре, ей – шестьдесят девять. Они говорили только на аймара, языке своих доинкских предков. Его лицо было покрыто паутиной морщин, пергаментная кожа была темной и блестящей, как красное дерево. Ее руки были похожи на сучковатые ветки, а пальцы, что рукодельничали всю жизнь, хранили память о каждой спряденной нити. Их дом напоминал печь для хлеба: без окон, с почерневшими стенами, размером не больше лошадиного стойла. Дверь была уже моих плеч, и, чтобы вползти вовнутрь, мне пришлось встать на колени.

Дымная копоть очага оседала на клубках черной паутины, свисавших с потолка. Видавшие виды кастрюли были покрыты пригоревшей коркой недельной давности. У нас с хозяйкой нашлись общие темы – мое веретено и ее рагу. По очереди мы то брали веретено, то помешивали в кастрюле половником. Ее лицо озарялось теплым сиянием от огня, когда она смотрела на двухлетнюю девочку, крепко вцепившуюся в своего дедулю. Нет, она им не внучка, объяснила старуха. Господь не благословил их детьми. Это дочка племянника, ее послали ухаживать за ними в старости. Поначалу это решение показалось мне бессердечным, однако, когда я увидела, с какой заботой старик наполняет ее тарелку, поправляет шапочку и гладит по голове морщинистой рукой, я изменила свое мнение.

В конце улицы была школа – объяснили они мне жестами и рисунками на земляном полу. Когда девочка подрастет, то пойдет туда учиться. А пока пусть гоняется за цыплятами да следит за овцами и двумя поросятами в хлеву. В ее распоряжении был целый остров, который можно было исследовать, не опасаясь ни чужих людей, ни машин, ни грузовиков, ни даже грязных порножурналов.

Я переночевала в одном из сараев под связками кукурузных початков, накрывшись грудой одеял из шерсти альпака, которую так и не очистили от зернышек и сена. Старик пришел с фонариком проверить, хорошо ли я устроилась. Малышка обхватила его ногу, глядя на меня большими карими глазами. И снова морщинистая рука ласково опустилась ей на темя; прикосновение было легким, как перышко, и старым, как само время.

Святое место.

Ла-Пас, город недалеко от озера Титикака, был деревенским братом Лимы – узкие, мощенные булыжником улицы вместо четырехполосных шоссе. В Лиме у каждого водителя сотовый телефон был точно приклеен к уху. В Ла-Пасе таксисты останавливались и за определенную плату звонили по антикварным телефонам, стоявшим на прилавках торговцев безделушками. В Лиме дизайнерские бутики были на каждом шагу. В Ла-Пасе костюмы продавались на уличных рынках. А еще волосы – длинные черные косы, присыпанные снежной перхотью. Их покупали индианки, чтобы сделать еще пышнее свои роскошные локоны. Здешним фастфудом были тележки, нагруженные виноградом и дымящимся картофелем, завернутым в банановые листья. Здесь не было ни одной женщины в колготках и ни одной породистой собаки – только дворняжки.