Дело о Золотом сердце - Георгий Персиков

Тем временем невдалеке от них Лариса Анатольевна Большакова беседовала со Всеволодом. Впервые за все путешествие она выглядела действительно впечатленной. Из внутреннего кармашка Большакова извлекла чудом уцелевшую папиросу и теперь курила, выпуская сизые струи дыма. С момента прибытия в племя карихона она не расставалась с блокнотом, в который сосредоточенно записывала все увиденное. В какой-то момент Лариса Анатольевна оторвалась от своего занятия и заговорила со Всеволодом, который грузно шагал рядом, глубоко погруженный в собственные мысли.

– Что же, господин Родин, я не хочу, чтобы вы считали меня несправедливой по отношению к вам. Пожалуй, мне стоит высказать вам слова благодарности. Благодаря вам и вашему брату мы оказались в племени любви. Том племени, которое многие считали выдумкой, мистификацией. Что скрывать, в какой-то момент я и сама так считала. Всеволод Иванович, вы ведь читали записки Карла Фердинанда? Того, что служил у губернатора Венесуэлы?

Всеволод задумчиво кивнул.

– Ну так вот, если бы вы читали их внимательно, вы бы знали, что именно жизнь племени карихона считается своеобразным эталоном золотого века человечества. Люди здесь не знают ни войн, ни преступлений, они живут в мире и счастье. Медицина настолько хороша, что индейцы этого племени практически не болеют. Причем душевные раны они умеют врачевать ничуть не хуже, чем физические, поэтому людям здесь никогда не бывает грустно, они поют и танцуют каждый день, и любой попавший сюда становится счастлив. Вы верите в это?

Всеволод покачал головой, не выходя из своих раздумий.

– Я читал эти записки. И конечно, я не верю в этот восторженный вздор. Если кто-то и может сделать человека счастливым, то только он сам.

Большакова задержала папиросный дым на пару лишних секунд и с интересом взглянула на Всеволода. Тот шел, глядя себе под ноги, сосредоточенный на каком-то внутреннем переживании. Время от времени он бормотал что-то себе в бороду, будто вновь и вновь прокручивал диалог с кем-то из далекого прошлого.

Тем временем путешественники достигли центра деревни. Ко всеобщему недоумению, они не увидели ни алтаря, ни величественного храма, подобного рухнувшему строению на берегу смертоносного озера. Посреди деревенской площади, вытоптанной многими поколениями карихона во время радостных ритуальных танцев, располагался колодец в полсажени шириной, небрежно обложенный камнями. Воины почетного караула расположились полукругом и приняли вид весьма торжественный и благоговейный. Сам же касик, позволив путешественникам вдоволь наудивляться, расхаживая кругами вокруг загадочного отверстия, стоял совершенно безмолвно, и лишь глаза его лучились насмешкой, будто он задумал отличную шутку.

Серхио подошел к колодцу и присел на корточки, вглядываясь в черноту. Испанец чиркнул спичкой о грубую подошву сапога и попытался разглядеть что-нибудь внутри, но тьма поглощала свет от маленького огонька, и были видны только земляные стены колодца. Когда огонек почти догорел, Карабанья разжал пальцы, и спичка полетела вниз, быстро сгинув в чернильной тьме. Серхио подобрал небольшой камешек и отправил его следом. Все в напряженном ожидании прислушались, рассчитывая услышать звук падения или плеск, но прошло уже пять секунд, десять, а из черной бездны не раздавалось никакого ответа. Серхио встал на ноги и, растерянно почесав затылок, обратился к вождю:

– Благородный сеньор, неужели у этого колодца вовсе нет дна?

– А у твоей души есть дно, отважный гонитель больших лодок? – старик посмотрел на него лукаво, будто бы различая самую подноготную испанского моряка.

Серхио рассмеялся в ответ, запрокинув голову.

– Да черт его разберет, сеньор вождь. Когда я в постели со жгучей девчонкой, или в лихой портовой драке, или перепью рома, как последний забулдыга, а то и пожую немного листьев коки после всего этого, вот тогда мне кажется, что дно где-то там, далеко внизу, так что я даже и не чую его. А вот с рассветом, когда Божьи ангелы звонят в колокола в моей башке, призывая на утреннюю мессу, вот тогда мне кажется, что дно моей души совсем рядом. Оно подступает прямо к горлу, и я блюю. А иногда это дно оказывается так низко, что я…

– Довольно! – оборвала его Большакова, с явным отвращением выслушивавшая откровения испанского матроса. – Будем надеяться, что поршни вашей души работают не слишком быстро.

Серхио хотел ответить нечто развязное, чтобы позлить надоевшую надменную каргу, но его перебил вышедший вперед Георгий:

– Благородный касик, ну где же ваш алтарь?

Старый индеец махнул рукой весьма неопределенно. Дескать, такие вопросы здесь не важны. Но Родин не унимался:

– Тогда где же ваш колдун? Не может же племя жить без колдуна.

Старик лишь печально покачал головой:

– Колдун ушел от нас тысячи лун назад. Поначалу было тяжело, но мы научились обходиться без него. Но теперь вы принесли нам Сердце.

Внезапно их перебил новый голос.

Всеволод, казалось, очнулся от морока, терзавшего его в последнее время. Он подошел к старому вождю и вперил в него маниакальный взгляд воспаленных глаз. Его рокочущий бас в полную силу огласил деревню:

– Согласно преданию ваших предков, теперь вы должны выполнить наши желания.

Родин недоуменно поднял брови. Про это брат ему ничего не говорил.

Касик втянул воздух ноздрями, закрыл на секунду усталые глаза и стал рассказывать, обращаясь одновременно ко всем путешественникам:

– Да, мы племя любви, и мы умеем творить чудеса. Пока наш колдун не перебрался на жабий остров, мы и вправду умели творить необыкновенные вещи. Но не теперь. Теперь мы лишь помогаем людям найти ответы на те вопросы, которые они уже отчаялись решить. Потому что, когда человек теряет себя, бежит от себя, он теряет свое сердце. А кому, как не нашему осиротевшему племени, знать, каково это – жить, потеряв сердце.

Касик широко развел руками, и все невольно уставились на огромную татуировку на его груди, изображавшую сердце.

– Отвечайте же, потомки богов в белых одеждах, что за тяжесть лежит у каждого из вас на душе, почему вы искали племя карихона? – Вождь величественным жестом остановил Георгия, собравшегося было говорить. – Ты, могучий полубог, человек копья, можешь не отвечать, мы знаем, какое горе привело тебя сюда. Племя любви постарается вернуть душу твоей возлюбленной.

Родин робко, еще не до конца веря в спасение Ирины, подошел к ней и бережно, словно она была драгоценным фарфоровым изваянием, взял ее на руки и поднес к колодцу.

– Теперь поставь ее на землю и ничего не бойся.

Повинуясь вождю, молодой врач медленно опустил Ирину и позволил ее босым ступням коснуться земли. Его зеленые глаза полыхали огнем любви, надежды, веры в спасение. Колени Ирины подгибались, но спустя несколько мгновений в них появилась твердость, и Георгий, не веря своему счастью, отпустил возлюбленную, позволив ей стоять самостоятельно. Истощенная бледная девушка слегка покачивалась, будто только что слезла с ярмарочной карусели. Ее удивленный взгляд был направлен в темное жерло колодца, в бездонной черноте которого она различила нечто, недоступное для других. Георгий, испугавшись, что ослабевшие ноги не удержат Ирину и она ухнет в магнетический провал, вновь подхватил ее на руки.