Цена свободы - Сергей Семенов

Ночевали в небольшом поселке Гудачи, стоящем на железной дороге. Здесь Михею впервые показалось, что он услышал далекий звериный вой. Он разбудил остальных, и с полуночи дежурили по двое, подключив и Тайку. Но и этой ночью никто не тревожил их, и следующим утром друзья зашагали дальше. Батя задал такой темп, что к вечеру парни и девушка выбились из сил. Здесь фонило чуть сильнее, чем вначале, но бригадир говорил, что радиация в норме.

В конце концов им пришлось свернуть с дороги и выйти на «железку». Вечерело, и пора было становиться на ночлег. Батя приглядел у путей кирпичную будку, решили укрыться в ней, благо даже дверь закрывалась изнутри. Сегодня договорились, что спать будут все, и потому улеглись рано – когда на улице только начинало смеркаться. Мишка в темноте прислушивался к ровному дыханию девушки и думал о последнем вечере в Возжаевке. После того дня Тайка стала более молчаливой – меньше поддерживала разговоры и все чаще уходила в себя. А Михею оставалось лишь ждать.

Здесь не было больших мегаполисов. Война прогнала из маленьких городов и поселков людей двадцать лет назад, и те ушли кто куда. Местность казалась унылой и пустынной – за несколько дней пути они не встретили ни единой живой души. Еще недавно – скорее всего, в прошлом году – здесь бушевали пожары, и на некоторых участках вместо леса бивнями торчали сухие стволы.

Михей вдруг осознал, что они затеяли очередную игру со смертью. Неизвестно, какие опасности ждут их в этих краях. Парень понимал, что им слишком долго везло, и теперь удача может изменить им в любой момент. Он гнал дурные мысли, но тревога все равно забиралась в душу. Парень помнил, как в детстве страшно боялся смерти. Дед ушел рано, и маленький Мишка впервые тогда познакомился с костлявой и понял, что умершие уходят навсегда. А потом, когда подрос, он представлял себе, что вся жизнь – это постоянная игра со смертью. Но костлявая – сильный игрок. Она может иногда поддаваться, но выиграть у нее еще никому не удавалось.

«Заигрались, – думал в темноте парень. – Эх, как бы еще продержаться и дойти».

На следующий день Батя задал такой темп, что остальные едва успевали за ним. Решили, что сегодня пройдут Сковородино и выйдут к северной железнодорожной ветке, ведущей к Тынде. Именно отсюда «железка» заворачивала по карте вверх и выходила на БАМ. Уже после полудня фон стал снижаться, и друзья вздохнули спокойнее. Сковородино прошли вечером – бригадир нарочно выбрал дорогу, обходившую город с севера. Снова начинались чистые, безлюдные земли.

Михей вдруг понял, почему Батя так торопится. Ведь он, как и сам Мишка, спешил в родные края. По прикидкам парня, до поселка бригадира оставалось чуть меньше трехсот километров, и пройти их друзья рассчитывали за неделю.

С каждым днем Вячеслав становился все более беспокойным. Вечерами он все чаще задумчиво молчал. Михей мог только предполагать, что творилось в душе у бригадира. Ведь парень хотя бы знал, что его родной дом никуда не денется и близкие ждут и верят, что когда-нибудь сын обязательно вернется. А Батя все эти годы мог только гадать о судьбе близких. И оттого бригадиру приходилось тяжелее, нежели Михею.

На шестой день пути миновали поселок Семиозерный. Михей удивлялся и не мог поверить, что они сумели преодолеть такое расстояние. Именно здесь они нашли на окраине дороги стреляные гильзы от автомата, и в их душах поселилась тревога. В кого могли стрелять тут, на пустынных землях? В зверей или, быть может, в людей? Оставалось только гадать. Вечером того же дня Мишка услышал, как бригадир перед сном тихо прошептал:

– Три дня. Еще три дня.

* * *

На следующий вечер миновали Могочу. Отсюда дорога уходила на северо-запад, к поселку Бати. Именно здесь впервые дали о себе знать местные жители. Утром, в предрассветной тишине Михей отчетливо услышал звук далекого выстрела. Он так и не определил, с какой стороны стреляли, но друзья стали осторожнее. Все чаще они останавливались и прислушивались. Но никто больше не стрелял, и пустынной казалась дорога, ведущая их к дому.

Последний день не шли, а буквально бежали. Батя словно обрел второе дыхание и шагал, позабыв про усталость. Тайка с Лехой регулярно отставали, на что Вячеслав злился и ругался.

– Ну что вы как пеши-воши, – говорил он в сердцах, но уже через минуту успокаивался и давал друзьям отдохнуть. Михей прикинул, что в Чалдонку такими темпами они придут к вечеру. Вскоре бригадир все-таки сбавил ход, и Мишка понял, что Батя сам устал. Он даже сам предложил сделать небольшой привал. Друзья сидели в тени деревьев и пили прохладную воду из фляжек. Как назло, накапывал мелкий дождик. Ветер словно раздувал непогоду – вот еще час назад над головами висело ясное небо, а сейчас набежали тучи и поднялся ветер.

– Правда не могу, – поделился вдруг с Мишкой бригадир. – Все, что можно, передумал уже.

– Понимаю, Слав, – кивнул в ответ тот. – Погоди, еще немного.

И слегка отдохнув, сорвались с места. Взялся было дождик, но вскоре будто раздумал и прекратился. Оставались последние километры. Незадолго до поселка железная дорога петляла, и бригадир предложил сократить путь. Из-за непогоды вечер наступил раньше, и Мишке казалось, что над землей висят сизые сумерки. Вот уже последнее зарастающее поле перед поселком, пойменная роща, а за ней – Батин дом. Вячеслав в эти дни столько раз рассказывал Михею про родные края, что парень уже стал отчетливо представлять местность. Мишка даже мечтал, что сегодня они будут ночевать в теплой избе. Бригадир натопит печь, его родные приготовят ужин, а потом все вместе они счастливо уснут под шепот дождя по крыше.

На окраине поля Батя неожиданно замер и безвольно опустил руки. У Михея дрогнуло сердце. Леха с Тайкой молчали и смотрели вперед – туда, где когда-то лежал родной поселок бригадира.

Там, впереди, виднелось огромное пепелище. Обгорелые груды бревен, обглоданные пожаром высохшие деревья. И над всем этим – холодное и равнодушное небо.

Наползли сизые сумерки. Эстет запалил костер и сейчас пристраивал котелок над огнем. Таська сидела в стороне, глядя в сгущающуюся темноту. К ужину Батя не пришел. Бродил где-то по округе, словно бесплотная тень. Михей несколько раз позвал бригадира, но, так и не дождавшись ответа, присел к огню.

– Жалко Батю, – тихо сказал Леха, присаживаясь рядом на корявое бревно. Друг только молча кивнул. Ветер шевелил макушки берез, накрапывал мелкий дождик. Над пустырем, где когда-то стояла родная деревня Вячеслава, ползли угрюмые тучи. Где-то за перелеском ворчал далекий гром, и эхо отзывалось в стороне.

Михей тоскливо глядел на пепелище. Ему казалось, что ветер еще не разогнал запах гари. Но, приглядевшись, он понял – деревни нет уже несколько лет. Горы черных бревен, зарастающие бурьяном, покосившиеся столбы на месте заборов. И над всем этим – мрачное, равнодушное небо.

Ужинали втроем. Без аппетита проглотили вяленое мясо и сухари. Михей вдруг ощутил себя на месте Бати. Ведь он так же мечтает о доме, рвется туда всеми силами, рискуя жизнью. А что, если в конце его ожидает нечто похожее? А что, если бригадир выжил в комсомольской тюрьме только из-за веры, что когда-нибудь вернется в родной дом, к семье? А надежды его сожгли и присыпали пеплом. Они даже не заметили, как Батя соткался из темноты. Он тяжело рухнул на лежанку из веток и закрыл глаза. Михею показалось, что мужчина состарился лет на пятнадцать: резче обозначились морщины, залегли тени под глазами, осунулось лицо. Вроде нужно было что-то сказать, но парень не мог подобрать слов.