Ричард Длинные Руки - барон - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
Он рассказывал и рассказывал, все звучало привычно, хоть такую легенду слышу впервые, подумалось, что насчет девушек, да еще самых красивых – вряд ли, птице ли разбираться в канонах людской красоты, сомнительно и что разделяла жертв по половому признаку. Скорее всего, хватала то, что попадется, но, во-первых, женщины чаще слоняются посреди улицы, а во-вторых, все барды – мужчины. Нам других мужчин не жалко, меньше соперников, мужчины должны сами о себе позаботиться, а вот женщин жаль, тоже понятно почему. А что похищенные оказываются еще и самыми красивыми – так ведь самая крупная на свете та рыба, что сорвалась с крючка…
– И тогда великий маг Кириен, – продолжал сэр Смит, – решился подняться на гору, где находили останки похищенных. Он рассуждал так, что если птица умеет появляться из ниоткуда, то с добычей у нее не хватает силы туда улететь. Или, когда несет в когтях такую тяжесть, она становится уязвимой…
– Разумно, – согласился я.
Краем глаза заметил, что граф Мемель прислушивается к рассказу, только граф Эбергард даже отъехал, словно не желая слушать глупости.
– С ним на гору, – рассказывал Смит, – поднялись трое отважных охотников. Маг не ошибся: птица с добычей в когтях оказалась неповоротливой, летела медленно, и ее убили, попав стрелами и копьями в глаза, единственно уязвимое место. Убили и сожгли, а пепел развеяли. Но вскоре появилась другая дивная птица, что на людей не нападала, а только носилась всюду и жалобно кричала, звала, как догадались, убитую подругу.
Я прислушался.
– Не слышно вроде. Или я туг на ухо?
– Уже не кричит, – объяснил сэр Смит. – Это она первые сто лет кричала, звала. Ну, может двести. Или триста. А теперь только летает в высях, не может покинуть место, где исчезла подруга.
– Жалко птичку, – согласился я.
Граф Мемель посмотрел на меня с интересом.
– А людей?
– Людей тоже, – ответил я. – Хоть и меньше. Убили ее правильно, жизнь человека священна. Хотя, конечно, не любого. Есть демократы…
Дни становились все жарче, словно за сутки мы проходили не по двадцать-тридцать миль, а по тысяче. Дыхание юга чувствуется даже в том, что полностью исчезли суровые сосны и ели, деревья выглядят легкомысленно, чересчур ярко, словно попугаи, и все чаще прерываются ровными долинами, заросшими короткой травой.
Однажды мы проскочили такой кудряво-пестрый лесок и, вырвавшись на простор, оторопело остановили коней. Дальше во все стороны раскинулась ровная, как бильярдный стол, ширь: ни спрятаться, ни укрыться, ни убежать, если за нами пустятся в погоню, скажем, быстроногие волки. А судя по обилию птиц в небе: и застывших в дальней выси орлов, и хищно кружащих на средних высотах соколов, и стремительно проносящихся над верхушками трав кобчиков и ястребов – эта степь обитаема. Еще как обитаема.
Брат Кадфаэль сказал торжественно:
– Еще два дня пути – и мы вступим на границу Багровых Песков.
Холод коснулся моего спинного мозга.
– А подробнее?
Он двинул плечами.
– Известно, что край тот богат. Но часто поднимается буря, приносит багровый песок, что засыпает всех и все. Гибнут поля, пересыхают ручьи. Люди и скот, правда, уцелевают, но земля становится мертвой на несколько лет. Затем через песок пробиваются первые ростки трав, кустарника… и все начинается сначала. Известно еще, что в эти первые годы травы особенно густые, сочные и целебные. Скот в тех местах никогда не болеет и приносит по два теленка, женщины рожают без мук здоровых детей, а мужчины отличаются здоровьем и долго не стареют.
Я прислушивался краем уха, дорога тянется и тянется, счет дням потерял, едем уже почти третью неделю… если не больше, одежда истрепалась, даже на кожаных брюках и сапогах появились не простые потертости, а уже откровенные дыры, оставленные то ли сучьями, то ли острыми камнями. Я научился дремать в седле, а если начинал крениться на гриву или сползать с седла, вздрагивал и успевал выровняться.
По велению многоопытного графа Эбергарда, этого у него не отнять, мы не только большей частью передвигаемся ночью, но при каждой возможности едем по руслу ручьев, где вода смоет оттиски копыт, стараемся держаться каменистой почвы с той же целью, иногда делаем неожиданные рывки в сторону.
К великому негодованию Смита, двигаемся как распоследние трусы, прячемся от любого прохожего и проезжего, затаиваемся при виде обозов и пережидаем в кустах, объезжаем стороной лесорубов и даже баб, собирающих грибы или ягоды.
Наконец Смит взъярился, воскликнул патетически:
– Дорогой граф, а вам не кажется, что такое поведение хуже, чем трусость?
Эбергард взглянул мрачно, процедил холодно сквозь зубы:
– Объяснитесь.
Он не добавил «сэр Смит», в свою очередь, ответив оскорблением, но Смит то ли не обратил внимания, то ли по своей бастардности толстокож к таким нарушениям этикета, сказал с жаром:
– Это ведет к провалу всей миссии! Ведь цель была навести на ложный след? А теперь мы этот след старательно прячем?
Другие начали прислушиваться, я видел, что Смита поддерживают многие, если не все, Эбергард тоже понял, вынужденно ответил более развернуто, чем хотелось бы отвечать этому плебею:
– Вы опасаетесь, что враг нападет на след отряда его светлости Легольса? Это напрасные опасения, ибо его светлость двигается по юго-восточной дороге, что отстоит от нашей юго-западной на триста миль!
– А наш след? – спросил Смит сварливо.
Эбергард посмотрел на него свысока с таким пренебрежением, что сэр Смит на моих глазах превратился даже не в бастарда, а в дураковатого простолюдина.
– Похоже, вы никогда не знали благородного искусства охоты. И не догадываетесь, что те следы, которые оставляем, расскажут о нас все. Отыскать их очень легко. Разница лишь в том, что враг отыскивает их с некоторым запозданием… что всякий раз дает нам время уходить вперед.
Граф Мемель кашлянул, привлекая внимание.
– Давая нам некоторое время, – заметил он суховато. – Увы, враг способен обучаться. Чего не скажешь о некоторых… друзьях.
Он так посмотрел на сэра Смита, что тот съежился до размеров гнома вместе с его блестящими доспехами. И даже боевой жеребец стал вроде бы ростом с пони.
А граф Мемель уже смотрел на зеленую долину, открывающуюся за деревьями. Далеко-далеко по дороге мчится крупный отряд. Ветер относит пыль в сторону, солнце блестит на выпуклостях доспехов, на шлемах, щитах и конской сбруе.
Граф Эбергард взглянул на прячущееся за ветвями солнце.
– Нас им не видно, мы в тени и за деревьями. Идут уже не по следу. Это значит, что нас выслеживают с воздуха?
– Или просчитали общее направление, – сказал граф Мемель. – В конце концов понимают, что по этой дороге мы обязательно должны пройти через Ворота Гильфия.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!