Один против всех - Борис Седов

А один из пунктов договора аренды, насколько это помнил Чистяков, было поэтапное приведение замка в первозданный вид, которое арендатор развалин, герр Романов Н. В., обещал завершить к истечению срока аренды, то есть через 99 лет.

Чистяков поднялся в свою комнату, закрыл дверь и решил еще раз прослушать магнитофонную запись. Он поставил магнитофон на стол, достал лист бумаги, авторучку и приготовился слушать. Долгий рассказ о Швейцарии он перемотал, начал слушать с того момента, когда в разговоре впервые появилось слово «президент».

Так, сейчас он запросит наркоты, я уйду, оставив магнитофон включенным, придет Жорка Вашингтон и будет говорить о проблемах с «Мерседесом». Это можно не слушать, - и Чистяков потянулся уже к кнопке перемотки, как услышал торопливый Жоркин говорок:

- Петька, скот, вместо вас хочет, чтобы двойник его, а не вас…

И ответ Черных:

- Спасибо, Жора, я понял, давно понял…

- Суки, все - суки, - несколько раз повторил про себя этот немудрящий жизненный афоризм Чистяков.

Запись в магнитофоне давно кончилась, сначала едва слышно шуршала чистая, без записанных звуков, лента, потом заиграл орган, но не стройные аккорды хорала, а как-то плохо, неумело, по нескольку раз повторяя одно и то же место, а потом вдруг переходя совсем к другому, не связанному с первым. Где-то рядом стучали молотки или топоры, раздавались короткие, похожие на военные команды, фразы на немецком языке, должно быть один столяр-немец просил другого передать ему гвозди или молоток.

Чистяков слушал эти случайные звуки и размышлял о том, что все люди - суки, и поэтому жить в этом сучьем мире очень тяжело, приходится постоянно думать и вертеться, вертеться и думать. Такой удачный план с передачей власти ему, Чистякову, провалился. Он не знает, как осуществить замену Президента его двойником и поэтому бессилен что-либо сделать. Этот план лучше любого телохранителя оберегает Женьку Черных, чтоб ему пусто было!

А когда он, Черных, придет к власти, то первым его указом будет не указ о раздаче земли в частную собственность, а смертный ему, Петьке Чистякову, приговор. Можно, конечно, ликвидировать Черных самому или чужими руками, к подобным делам Чистяков уже привык, понятие «совесть» осталось где-то в советских временах, вместе с колбасой по два двадцать и водкой по три шестьдесят две.

В дверь стучали и стучали, видимо, уже давно и долго, потому что в ход пошли не только кулаки, но и ноги.

- Открыто! - крикнул Чистяков и потянулся к магнитофону, и в это время на кассете зазвучала русская речь.

Сначала далеко - кто-то вошел в часовню, и звуки органа, молотков и немецкая командная речь перекрывали разговор двух русских, но русские приближались к магнитофону и их речь становилась все громче и отчетливей.

- Музыку слушаешь? - раздался за спиной голос Вашингтона.

- Ну, - угрюмо буркнул Чистяков и выключил магнитофон. - Вагнера слушаю, Рихарда, не знаю, как по-батюшке.

- А я тебя сдал, Петя, - сказал Вашингтон и положил ему на спину тяжелую ладонь.

Чистяков представил себе руку Вашингтона - темную с одной стороны и нежно розовую - с другой, как будто кожу туда пересадили с какого-то интимного места, где она была нежной и почти не пользованной. От этого, а главное - от предательства Вашингтона и его чистосердечного в этом признания Чистякову стало противно, и он резко дернул плечом.

- Убери руку! - негромко крикнул он.

Так уж получилось - хотел крикнуть зло и резко, но в последний момент передумал и сбавил высоту голоса, а интонация осталась та же, что и у кричащего человека.

- Чего ты, Петя? Я же с тобой, - искренне удивился Вашингтон, - я ж тебе таким образом «мэсседж» передал.

- Чего?

- Ну, послание отправил, весточку. Сейчас так говорят - «мэсседж».

- Ни хрена не понимаю, какую весточку ты мне отправил, куда?

- Понимаешь, - Жора без приглашения сел на стул, даже переставил его по своему, спинкой вперед, - ты должен был узнать, что Женьке все известно о твоих планах, я пришел, увидел, что магнитофон работает, и сразу тебя заложил, а Женька подтвердил: да, говорит, я все знаю. Так ведь?

- Так, - согласился Чистяков.

- А теперь слушай. То, что он говорил тебе о замене Президента - правда. И про дельтаплан правда, и про похищение на трассе. Он и со мной об этом говорил, я ж должен Президента с лыжни сдергивать. Но что дальше будет - я не знаю, думаю, и тебе он этого не скажет. Это я к тому, что я - с тобой, и если придумаешь, как вместо Женьки встать, я тебе помогу. И еще, если честно, не хотелось от тебя пулю в затылок получить. Понимаешь?

- Понимаю.

Чистяков подумал немного, посмотрел в глаза Вашингтону и, не отводя взгляд, сказал:

- Сегодня должна прилететь Сара, ты ее встречать поедешь. Так вот, до замка доехать она не должна. Что и как ты сделаешь, меня не интересует, но чтобы Сары здесь не было! Так ты и преданность мне докажешь, и важное дело сделаешь. Докторша эта быстро Женьку на ноги поставит. А нам это надо?

Вашингтон взгляд не отвел, выслушал все внимательно, кивнул и впервые за долгое время не улыбнулся.

- Убивать жалко.

- Не убивай, - пожал плечами Чистяков. - Главное - чтобы Сары здесь не было, - он сделал нажим на слове «здесь». - Можешь спрятать ее где-нибудь. У тебя же есть квартира в Гамбурге?

- Посмотрим, - Вашингтон поднялся. - Если что, я скажу тебе адрес…

Чистяков долго пытался поставить на попа авторучку, теперь в раздражении сломал ее и бросил половинки на пол.

- Еще одно. Завтра-послезавтра я должен уехать в Питер, поработать с двойником. Ты останешься здесь за старшего, постарайся, чтобы Черных дожил до моего прилета. А к тому времени я что-нибудь придумаю.

Вашингтон ушел. Петька любил порядок, поэтому он встал, чтобы поставить стул, на котором сидел Вашингтон, на привычное место, но зацепился взглядом за магнитофон, вспомнил начало разговора двух русских и забыл о стуле, о порядке, который должен царить в комнате настоящего мужчины, и о необходимости поддержания этого самого порядка. Он снова нажал воспроизведение и придвинулся ближе к динамикам - голоса звучали все еще глухо и перекрывались шумом работы и звуками музыки.

- Как, говорите, вас зовут? - спросил голос Черных.

- Бруно Вальтер, - ответил ласковый мужской голос, - тезка известного дирижера.

- И это ваше настоящее имя?

- Боже мой, я думал вы сообразительней! Если угодно, именуйте меня герр Шмидт или считайте, что у меня имени нет вообще. Я говорю не от себя, я передаю чужие слова и чужую волю.

- Хорошо, тогда кто и зачем послал вас ко мне? Я не избалован гостями, а гости из России здесь вообще редкость.

- Я понимаю. Кое-что я уже сказал вам в парке, по пути в часовню, что еще вас интересует?