Тысячелетний мальчик - Росс Уэлфорд

Мои ноги касаются песка, мои колени согнуты, и я знаю, что, если я их выпрямлю, они оттолкнутся от морского дна. Из глубины внутри себя, из того, что было тысячу лет назад, я достаю крошечный, обрывочный остаток силы и с последним толчком прорываюсь сквозь толщу воды вверх, к воздуху. Ещё доля секунды – и мои лёгкие окончательно заполнились бы водой, но мой рот наконец-то оказывается над поверхностью, и я делаю хриплый, отчаянный вдох, от которого зависит моя жизнь. Затем волна толкает меня снова, но на этот раз мои колени задевают песок, и я понимаю, что могу стоять. Я втягиваю в себя воздух и кашляю солёной водой. Затем ещё один вдох, и я уже на песчаном берегу. Не останавливаясь, я ползу, иду, бегу, чтобы любой ценой избежать дьявольских объятий океана.

Вдох.

Кашель.

Бегство.

Вдох.

Кашель.

Бегство.

У меня получилось. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть на воду, на могучего врага, которого я победил.

Из-за скал ко мне направляется надувная лодка, в которой сидит один-единственный человек.

Джаспер.

В отчаянии я оглядываю море, мой взгляд мечется из стороны в сторону.

Мы разворачиваем яхту, качка усиливается. Чтобы поймать ветер, мы лавируем. Яхта поднимается на волнах и вновь опускается.

– Вон он! – кричу я.

Я указываю на маленькую полоску песка на острове. По ней, спасаясь от накатывающей волны, бежит крошечная фигурка в одних брюках. Он справился.

Но надувной лодке Джаспера остаётся преодолеть всего пару сотен метров. Волны мешают ему, но всё равно он скоро высадится на сушу.

Вейланд Дж. недоверчиво качает головой.

– С ума сойти, – говорит он. – Просто с ума сойти.

Яхта приближается к одному из упавших в воду спасателей, и Вейланд Дж. бросает ему конец.

Я не могу отвести глаз от Альфи, который, спотыкаясь и шатаясь, бежит по поливаемому дождём песку.

Я когда-то смотрел по телевизору документальный фильм, там львица гналась за маленькой антилопой. Та не могла бежать достаточно быстро, и львица постепенно её настигала.

Глядя, как Альф и спешит прочь от воды, я не перестаю думать: «Беги, антилопа, беги!»

Я отворачиваюсь от Джаспера, который приближается ко мне на своей надувной лодке, и бегу прочь от воды к длинной сухой пещере.

Пещера – та самая, где мы с мамой спрятали жемчужину.

Я краем глаза замечаю другую лодку в дальней части пляжа, которую вытащили на песок подальше от волн. Ещё там есть несколько маленьких палаток, колышущихся на ветру, и большая зелёная брезентовая палатка в точности тех же формы и цвета, как маленькие пластмассовые домики в игре «Монополия».

Должно быть, это лагерь археологов, но там никого нет. Я делаю вывод, что они оставили палатки и инструменты и вернулись на большую землю.

Спотыкаясь, я бегу. Пещера всё ближе. Я вынужден остановиться: падаю на колени, и меня рвёт солёной водой. Я оглядываюсь на море и вижу, что спасательная лодка уже почти у берега. Я вижу чёрную бороду Джаспера.

Я пробегаю ещё немного и оказываюсь у входа в пещеру. Внутри пахнет старыми сухими водорослями, солью и мёртвыми птицами.

Ещё там темно. Если чуть-чуть отойти от входа, будет почти ничего не видно. Я изо всех сил моргаю, но толку никакого; я спотыкаюсь и ушибаю босые пальцы о выступающие камни.

Я точно знаю, где находится глиняная коробочка. Пещера в самом конце имеет форму двузубой вилки; один туннель не длиннее руки и заканчивается стеной из песчаника. Другой – не такой короткий; это узкий проход высотой с меня и примерно такой же длины, в конце лежит огромный валун.

Валун скрывает нишу в скале, которую невозможно найти, если не знать точно, где она находится.

Старый Поль знал. Мама знала. Я знаю.

Мне удается почти полностью протиснуться за валун, я вытягиваю левую руку, нащупываю небольшую покрытую песком полочку и затем…

Ничего нет. Дыхание у меня учащается; я шарю рукой по полочке и по скале позади неё. Может, я её столкнул? Её здесь нет, это совершенно точно, и во мне разрастается чудовищный страх.

Затем я чувствую, как ледяная сильная рука хватает меня за другую руку, и дико кричу.

Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Джаспера.

Это не Джаспер. В темноте мне удается различить старое женское лицо, седые волосы. Это лицо мне знакомо.

– Я тумала, это ты, – говорит она, и я узнаю немецкий акцент.

Это доктор Хайнц, старушка-археолог, которая выступала в школе.

– Быстро, – говорит она, – иди за мной.

– Ты вот это искал?

Мы стоим в зелёной палатке. Снаружи ветер бьёт в брезентовые стены, но внутри спокойно, а материал, из которого изготовлена палатка, придаёт всему вокруг зеленоватый оттенок. Длинный стол завален коробками, папками, проводами, приборами с циферблатами, мастерками и щётками. На сложенной ткани лежит глиняная коробочка; смесь жира, воска и смолы, которой она была обмазана, потрескалась от времени.

Я тупо киваю.

– Это мамино. Точнее, моё. Наше.

Я не могу отвести глаз от коробочки. Я протягиваю руку, но доктор Хайнц преграждает мне путь и смотрит на меня сурово.

– Этого не может пыть, – говорит она. – Но правда ли это?

Она наклоняет голову вправо и влево, рассматривая меня под разными углами.

– То, как ты тогда коворил, в школе. В этом было что-то… странное.

Я молчу, но я весь дрожу. Зубы у меня стучат.

– Ах, петный малчик, ты весь самёрс! Фот!

Из стопки покрывал она вытаскивает одно и даёт его мне, я плотно в него заворачиваюсь.

– Твои учиделя рассказали мне о тепе и оп той ушасной вещи, которая с тобой произошла… И токда… я провела небольшое исследование, та? Пошар, та? Мне так, так шаль. Я прочитала официальные сообщения, та? Я опнаружила, что ты и твоя мама, упокой Господи её душу, шили в этом томе много-много лет, та?

Я киваю и падаю на походный стул с тканевым сиденьем. Я до смерти устал. Я больше не могу врать.

– Легенда о пессмертных: она почти забыта, да? Но сохранился один ключ. Я нашла его в саписках старого епископа из Дарема.

Я вздыхаю.

– Уолтер.

– Ты его знал?

Я пожимаю плечами и возвращаюсь мыслями к старому Полю.

– Лично не знал. Но, кажется, я знаю, кто ему рассказал.