Земля наша велика и обильна... - Юрий Никитин

А почему бы, мелькнула мысль, не отдавать землюбесплатно? Ведь эти британцы, выращивая здесь урожай, будут и продавать егоздесь же, да и сами будут покупать местные товары, не везти же из Англии каждуюбулочку! Так и ожила бы Пензенская область… Так нет же, не отдадим. Пустьсгниет, прахом пойдет, но чужим не отдадим.

Но… почему чужим?

То же самое могли бы и с автомобилями. Ну сколько можносмешить мир и вколачивать в наш народ комплекс неполноценности и косорукости,продолжая выпускать жигули? Не проще ли бросить это хилое дело вовсе, амощности передать «Фольксвагену», «Опелю» или другому производителю недорогих,но зарекомендовавших себя автомобилей? Да не за бешеные бабки передать, у наслюбое говно стремятся продать на вес золота и очень обижаются, что иностранцыне берут, а просто… отдать?

И бегали бы по нашим дорогам великолепные надежныеавтомобили, собранные руками наших же рабочих. Ну, пусть будет так же, каксобирают в Китае мощные компьютеры, где выпускают широкоэкранные плоскиетелевизоры, цифровые фото– и киноаппараты, сверхсовременную бытовую технику!Почему нет? Почему обязательно изобретать велосипед? Почему обязательно свой,как будто на английском или немецком велосипеде я обязательно натру задницу!

Среди новостей промелькнуло имя Карельского, я остановилползущую строку, кликнул на блипе, раскрылся расширенный вариант. Быстросработал Карельский: едва вышел из здания РНИ, тут же дал интервью, где гневнозаклеймил засланных казачков, пытающихся одурачить русский народ, продать его спотрохами Западу. Вечером это интервью появится в теленовостях, а Интернетпозволяет размещать новости мгновенно, так что сейчас тысячи человек ужечитают… Ну, пусть еще не тысячи, но к вечеру прочтут сотни тысяч.

Привкус горечи во рту усилился, хотя что-то подобное от Карельскогоожидал, хотя и не так скоро. Полагал, что начнет войну из своего региона, но,видимо, Карельский счел, что ему достаточно дунуть, чтобы я рассыпался в пыль.

Да-да, сказал я про себя, читая его гневное выступление натему, как хорошо бы вообще взорвать Юсу, чтобы не поганила мир. Взорватьцеликом и полностью!.. Но он умалчивает, что хотелось бы взорвать так, чтобыуцелели все научно-исследовательские центры, что разрабатывают новейшиетехнологии, уцелел гребаный Билл Гейтс со всем его Майкрософтом, ибо хоть имасдай его Windows, но лучше пока никто не придумал, чтобы уцелел Голливуд, гдена каждые десять говняных фильмов один все же хороший, а на десять хороших –один замечательный, чтобы уцелели все компьютерные фирмы, что делают софт ипишут классные баймы, чтобы уцелел… и так далее, и так далее!

И вообще, чтобы уцелели все те люди, что бьютгомосеков, не дают им вступать в армию, не пускают в приличные общества, тесамые парни, что стараются попасть в космонавты, а не в шоумены.

Приоткрылась дверь, силуэт Юлии четко вырисовался в светломпрямоугольнике дверного проема. Я сообразил, что в кабинете потемнело, ясижу в полумраке перед ярко светящимся экраном.

– Борис Борисович, – прозвучал заботливый голос, –вам надо купить клаву с подсвечивающимися буквами. Я такие уже видела.

Некоторое время я смотрел на нее тупо, все еще находясь вмире большой политики. Масса людей, как ни странно, носит очки, хотя зрение уних самое что ни есть стопроцентное. Первое, конечно, из-за чего ихносят, – это очкариков считают значительно умнее, чем неочкариков. К томуже теперь очки стали еще и символом достатка, ибо ваш ролекс за пять тысячдолларов еще рассмотреть надо, а вот очки замечаются сразу. Дорогие престижныеочки говорят сами за себя. К тому же их научились делать такими, что в самомделе не только украшают лицо, но и служат великолепными аксессуарами, каксерьги, брошки, ожерелья, кольца, браслеты и накладные или вживленные мушки.

Особенно очки нужны мужчинам, которым пока еще вроде бы непринято носить серьги, ожерелья и блестящие брошки. Конечно, неформалы носят,но политики еще не решаются, выжидающе смотрят на демократов. Первыми именноони должны появиться, скажем, в Думе с кольцами в носу или накрашенными щеками,а уж потом и остальным станет можно, дескать, не они, нормальные, начали этонепотребство.

– Простите, Юлия, – спохватился я, когда она уже началаотступать, прикрывая за собой дверь, напуганная моим молчанием и тупым бараньимвзглядом. – Зайдите, пожалуйста… Присядьте.

Она села напротив, элегантная, красивая, чуточкухолодноватая, но в то же время приглашающая полюбоваться собой: чистенькой,опрятной, с едва уловимым запахом нежных духов, которые тоже навевают мысли очистоте снегов Антарктиды. Сквозь крупные стекла очков на меня участливосмотрят карие глаза. Взгляд теплый, по-женски покровительственный.

– Ну что, – спросил я, – и вы считаете меняпредателем?

Она мягко улыбнулась.

– Вы мой босс.

– Ага, значит, считаете?

– Почему так решили?

– Да уж больно ответ уклончивый!

Она покачала головой.

– Нет, просто я провожу маленький тест. Кро-о-о-охотныйтакой!

– Ну и как я выгляжу?

– Сильным, – ответила она так же мягко. –А насчет первого вопроса… я бы не стала работать у того, кого считаюнеправым.

Я насторожился.

– Не значит ли…

Она снова качнула головой.

– Нет, я не собираюсь увольняться. Более того, чувствую, чтовам сейчас как никогда нужна поддержка. Нет-нет, не надо меняться в лице, чтовы все понимаете только в одном ключе?.. Просто на вас сейчас будут обращать повышенноевнимание. Как журналисты, слишком уж сенсационное вы сделали заявление, так иваши сторонники. О противниках так и вовсе молчу. А раз так, то вам нужногораздо больше внимания уделить своему имиджу…

Я фыркнул:

– Юлия, умоляю!.. Мне сейчас только надувать щеки!У меня в доме пожар, а вы про имидж!

– Вы превратно понимаете имидж, – сказала она несколькосуховато, улыбка исчезла с губ, даже из глаз. – Имидж – это ненадувание щек. Вообще, Борис Борисович, вам теперь придется считаться со мнойбольше. Вы ведь не просто Борис Борисович, вы всегда представляли нашу партию.Но когда она была крохотной и на обочине… даже не шоссе, а проселочной дороги,то никому не было дела, в какой мятой рубашке появляетесь на работу, часто либреетесь и почему у вас носки синие, а галстук в крапинку…

– У меня? – удивился я. – Галстук?

– Вот видите, – упрекнула она. – Это вам толькокажется, что имидж – это чтобы окружающие заметили, как вы одеты.Наоборот, имидж – это когда после встречи никто и не вспомнит, как вы былиодеты, но зато у всех останется хорошее впечатление о вас. Или то, которое выхотели внушить. Вплоть до ненависти к вам. Это я знаю, что вы –замечательный и умный человек, что вы – профессор…