Река Снов. Лес на краю света - Сергей Сезин

Пришел в номер, разделся, залез на кровать с книгой и так провел время до ужина. Ужин съел, почитал немного при свете керосиновой лампы. Свет лампы моим глазам не понравился, потому я отложил книжку и стал просто валяться. Романы из жизни эльфов я покупаю ради здорового смеха, ибо писаные там любовные интриги и антураж — это, прямо скажем, не имеет отношения к реальности. Поэтому читать романы такого сорта, написанные автором, этой жизни совершенно не представляющим, можно только смеясь. Больше половины романов в знаниях эльфийской жизни не идут дальше трех постулатов: в лесу живут эльфы, эльфы живут долго, у эльфов остроконечные уши. Поскольку для романа этого мало, остальное высасывается из пальца либо переносится из знакомой автору купеческой либо иной среды. Читаешь про то, как общаются главы враждующих эльфийских семейств, и тихо ржешь: как это похоже на нижегородских купцов. Разве что какой-нибудь Леголас в порыве гнева не говорит: «Больше на кредит в моей лавке не рассчитывай!» Купеческую жизнь я знаю лучше, чем эльфийскую, но даже мои скромные познания жизни эльфов превышают уровень любого автора таких романов. Еще, когда прочитаешь до конца и отсмеешься, есть и следующая забава: считать, сколько ошибок на странице может допустить автор. Рекорд уже седьмой год держит госпожа Бояринцева из Зеленодольска — двадцать две. Она решила привести в тексте любовную записку на квенья. На шестнадцать слов именно столько ошибок.

Сегодняшний автор Наталья Обоюднова (ох, это явно псевдоним) крепилась целых одиннадцать страниц, а затем написала, что эльф срубил небольшой мэллорн и развел костер, чтоб разогреть ужин. Зато любовная линия душещипательная и слезоточивая. Чего стоит героиня, которая восклицает, что «впервые за двести восемнадцать лет своей жизни я так горячо полюбила»! Во время чтения таких книг не рекомендуется что-то пить и есть. Однозначно опасно для жизни, ибо обязательно подавитесь от смеха.

Продлив смехом жизнь, я решил отправиться спать. Надеюсь, во сне я не увижу, как долгобородые эльфы спорят друг с другом об оптовых скидках и, не найдя общего языка, расторгают помолвку своих детей…

И они мне приснились, эльфы-купцы, торгующие мебелью, — оптовый и розничный. И пленные орки, работающие в их мастерских. Редко такой сонный бред увидишь, но он значительно легче переносится, чем такой сон, как в командировке, когда чувствуешь себя захлебывающимся кровью. Проснулся, покрутил головой, удивился ночным несуразицам и пошел умываться.

Значит, к муширу мне завтра, в контору в понедельник, в магазины и лавки еще рано, а чем бы заняться? Как-то получилось, что свободного времени уйма. Я явно сделал просчет, рассчитывая на быстрый отъезд из Казани. Ведь все-таки столица, здесь все быстро не делается.

Ну а с другой стороны, чего так дергаться? Я ведь двигаюсь к цели, и даже достаточно близок. И известного мне пути надо пройти где-то триста километров. За спиной осталось гораздо больше. Будем считать это осадой. Там быстро проходишь десятки и сотни километров до города, а потом на последние десятки метров могут уйти недели и месяцы. Так что я как бы отрываю самую дальнюю траншею. При осадах мы рыли три. Сначала роется дальняя, в полукилометре от города. В нашем случае до этой траншеи долетали только отдельные пули. Затем на середине расстояния между городским рвом и первой траншеей отрывается вторая. До нее пули старых аборигенских ружей долетали, но вот попасть в кого-то обороняющиеся могли только из энфилда. Я уже рассказывал, как нордлинги спорили на деньги, что в них не попадут из старых ружей, и регулярно выигрывали. Дальше по правилам нужно копать третью на подступах к гласису, а для штурма — четвертую, на гребне.

Но командир наш решил, что мы и так сильно перестраховались, начиная с полукилометра, и стал вести подходы прямо к гребню. Траншеи при осадах роют несколько шире, чем в поле, — для удобства перемещения, да и нужно таскать разные закрытия вроде бочек и мешков с землей, потому для удобства их расширяют. По правилам для пушки тоже надо было рыть широкую траншею, чтоб проволочь орудие по ней, но мы оба раза подтаскивали ее ночью. Делалось это просто, но слегка волнительно. Отрядный маг надевал плащ, у которого спина измазана белым, так что видно и в темноте, активировал заклинание Кошачий Глаз и шел впереди. А сзади кряхтели канониры. Встретишь ямину, мешающую пушке, и негромко говоришь, чтобы приняли вправо. Ну и наготове имеешь заклинание щита. А утром уже прикрытая мешками с землей пушка разбивает ворота либо стену. Во втором случае снарядов уже было мало, потому в Каскелене били по воротам. А когда их было побольше — разбивали стену. К этому вынуждало и то, что в Сендере ворота прикрывались дополнительным барбаканом, то есть вынесенной вперед башней. И ворота в барбакане, и ворота в стене были даже не на одной линии. Капитан долго выбирал самый слабый участок стены, потом плюнул и решил пробивать стену рядом с воротами.

Оказывается, долбить глинобитную стену снарядами — это тоже наука. Командир нашей артиллерии сам стал к орудию и повел огонь. Первые снаряды местами попаданий как бы провели вертикальную черту на стене. А затем от нее повели горизонтальную черту попаданий влево. На двадцать седьмом снаряде хороший кусок стены рухнул. Когда развеялась пыль, оказалось, что из двенадцати метров стены, считая от дна рва, ухнули вниз метров восемь-девять. То есть со дна рва можно достать лестницей, плюс осыпавшаяся груда глины образовала обвал, по которому можно было и карабкаться. Дальше стали долбить вправо, чтоб расширить брешь. Ну а стрелки и пулеметчики сбивали со стен всех, кто только появлялся. За ночь жители города немного завалили пролом баррикадой, поэтому ее разнесли с утра снарядами. А затем Эрдин скомандовал штурм.

Харазский владыка правильно решил пригласить Эрдина для штурма. Его собственные войска имели только легкие гладкоствольные пушки, стреляющие картечью. Им такая стена не по зубам. Поэтому харазцы либо ломились бы через ворота, либо завалили ров мусором и своими трупами и брали стены с лестниц. После такого кровопускания войска озверели бы и вырезали всех подряд. Это произошло и так, но на три или четыре дня позже. Не знаю, важно ли это было для горожан — прожить эти три-четыре дня, да и некого уже спросить. Но, не будь меня под Сендером и Каскеленом, я бы не пугал людей своим видом и не помалкивал бы, встречаясь с жителями востока.

Наверное, только в посмертии я получу ответ, что было бы лучше для жителей. Если там действительно производят подсчет доброго и злого, совершенного умершим, и называют ему его баланс. Судия загробного мира может и не заморачиваться подобными расчетами, а сразу вынести приговор. Ладно, доживу до смерти и узнаю.

Воспоминания окончательно испортили настроение, и я решил поправить его испытанным способом. Нет, не водкою. От такого лучше всего помогает книга. Интересная книга позволяет забыть про горечь в душе и отвлечься от нее. Вы предпочитаете водку, ибо так быстрее? Воля ваша, а я книгой пользуюсь. Пойду-ка сейчас в общедоступную библиотеку. Благо она сохранилась еще со времен до Переноса, да и с тех пор активно пополняется. Ханы дали ей право получать доход с некоторых доходных мест (это называется вакуф) на ее нужды. Да и подданные их тоже не оставляют библиотеку своим вниманием. Пониманию ценности знаний помогают и некоторые юридические тонкости. Например, если за некие мелкие преступления полагается либо штраф, либо тюрьма, то все знают, что нарушитель, сделавший пожертвование на библиотеку, в тюрьму не сядет. И память о дарителях сохраняется. На каждой подаренной книге пишется, что подарена она таким-то человеком в таком-то году. А несколько человек, передавших по завещанию крупные суммы либо свои библиотеки, удостоились памятных досок на фасаде. Человек живет недолго, и не всегда даже правнуки помнят своего прадеда. А так о человеке останется память, что он был и оставил что-то для потомков.