Клеопатра. Последняя царица Египта - Артур Вейгалл

Когда это решение было принято, Антоний объявил войскам, что флот должен прорвать блокаду 29 августа, но тот факт, что египетские корабли должны будут уплыть немедленно после боя, не был оглашен; об этом знали лишь несколько человек. Огромное количество кораблей были плохо оснащены для сражения и испытывали сильную нехватку личного состава. И Антоний приказал сжечь эти корабли, так как, хотя они и были бесполезны для него, они могли бы пригодиться врагу, который мог захватить их, пока флот носится по Ионическому морю. 60 лучших египетских кораблей и 170 кораблей Антония были подготовлены к битве. Во время этих приготовлений было далеко не легко держать в тайне отъезд египетского флота. Чтобы доплыть до Египта, 60 кораблей Клеопатры нуждались в больших парусах, но эти паруса при обычных обстоятельствах не брали обычно, идя на бой. И чтобы не было заметно, что только египетские корабли готовятся к дальнему пути, что вызвало бы подозрения, всему флоту было приказано поставить большие паруса. Антонию пришлось объяснять всем, что они потребуются для преследования врага. Еще одну трудность представляло то, что Клеопатре требовалось взять с собой свой багаж, включая столовое золото и серебро и драгоценности, но это в конце концов было сделано под покровом темноты, не возбуждая ничьих подозрений.

Многие полководцы, не понимавшие, что морское сражение было в значительной степени навязано Антонию теми, кто желал избавиться от египтян, сильно возражали против этого плана, а один пехотный военачальник, указывая на множество шрамов и отметин от ран на своем теле, умолял Антония сражаться на суше. «О полководец, – сказал он, – чем тебя прогневали наши раны и мечи, что ты решил довериться гнилому дереву? Пусть египтяне и финикийцы сражаются на море, но нам дай сушу, на которой мы умеем умирать там, где стоим, или добиваемся победы». Но Антоний не ответил ему, а лишь сделал движение рукой, словно желая ему мужества.

29 августа 20 тысяч легионеров и 2 тысячи лучников погрузились на боевые корабли, готовясь к завтрашней битве. Эти суда (в основном триремы) были гораздо больше кораблей Октавиана (либурн с одним рядом весел и бирем с двумя рядами), и казалось, что победа будет на их стороне. Но на следующий день море было крайне неспокойным, и сражение пришлось отложить. Буря оказалась очень сильной, и о прорыве блокады пришлось забыть на следующие четыре дня. Эта задержка очень тяжело сказалась на нервах всех солдат, а тревога двух полководцев Деллия и Аминты была столь велика, что они оба переметнулись на сторону Октавиана, причем Аминта прихватил с собой 2 тысячи всадников из Галатии. До Деллия, вероятно, дошли слухи о предполагаемом отъезде Клеопатры, и он смог кое-что рассказать Октавиану о планируемом сражении. В последующие годы он утверждал, что его дезертирство проистекало отчасти из его страха перед царицей, так как он считал, что она гневается на него за одно замечание, которое он сделал однажды, сказав, что друзьям Антония подают кислое вино, тогда как даже Сармент, паж Октавиана, пьет фалернское (в древности знаменитое белое вино из Фалернской области в Кампании [Италия]. – Ред.). Можно понять досаду Клеопатры на этот намек, будто деньги и запасы продовольствия кончаются, особенно тогда, когда так оно и было на самом деле.

1 сентября буря улеглась, и Антоний ходил вечером от корабля к кораблю, подбадривая своих солдат. Октавиан, предупрежденный Деллием, тоже готовился к битве, погрузив 8 легионов и 5 когорт преторианцев на свои боевые корабли, которые числом (260) превосходили корабли Антония (230, в том числе 60 кораблей Клеопатры), но были гораздо меньше.

Утро 2 сентября 31 г. до н. э. было спокойным, и в ранний час корабли Октавиана выстроились приблизительно в трех четвертях мили от входа в Амбракийский залив, где за ними наблюдали солдаты обеих армий. Они выстроились тремя дивизионами; левым крылом командовал Агриппа, центром – Луций Аррунций, а правым крылом – сам Октавиан. Около полудня огромные боевые корабли Антония начали выходить из гавани под прикрытием войск и метательных орудий, расположенных на двух мысах. Октавиан, видимо, думал, что будет трудно атаковать противника в проливе, и поэтому вышел в море, дав ему возможность построиться в боевой порядок. Это было быстро проделано, и флот Антония тоже разделился на три части; К. Соссий шел на Октавиана, Марк Инстей противостоял Аррунцию, а Антоний – Агриппе. 60 египетских кораблей под командованием Клеопатры вышли из залива последними и встали за центральным дивизионом кораблей.

Антоний, по-видимому, договорился с Клеопатрой о том, что ее корабли будут оказывать ему полную поддержку в бою и отплывут в Египет, как только будет завоевана победа. Он, несомненно, намеревался взойти на ее флагманский корабль в конце сражения и попрощаться с ней. В то утро они расстались, как явствует из последующих событий, с гневом и горечью. Надо думать, Клеопатра еще раз сказала Антонию, как неприятен ей ее отъезд, и показала, как мало она ему доверяет. Она горевала о своей несчастной жизни и постигших ее разочарованиях. Клеопатра обвинила Антония в том, что он хочет бросить ее дело, и, возможно, назвала его трусом и предателем. Очень возможно, что в гневе она сказала ему, что покидает его с радостью, считая его полностью деградировавшей личностью, и надеется больше никогда не увидеть его. Полагаю, что ее обвинения побудили Антония к ответным резкостям, и они расстались, взойдя каждый на свой флагманский корабль, с яростью в душе и готовыми сорваться с губ жестокими словами. Но натура Антония, импульсивная и быстро раскаивающаяся, не могла хладнокровно вынести сцену с женщиной, которой он был действительно предан, и, когда он выходил сражаться, его, вероятно, обуяло желание просить у нее прощения. Если я правильно понимаю Антония, мысль о том, что они с Клеопатрой должны вот так расстаться, рассердившись друг на друга, была для него ужасна; и, будучи, как всегда, немного нетрезвым, он чуть не расплакался при мысли о своем будущем одиночестве. Наверное, его немного подбодрило то соображение, что, когда он в следующий раз увидит ее, сражение, вероятно, будет уже выиграно и он предстанет перед ней в роли завоевателя – театральная ситуация, которая тешила его драматические инстинкты. И все же, я думаю, он был так же несчастен, как любой влюбленный, который поссорился со своей любимой.

Сражение началось с того, что Антоний выдвинул вперед левый фланг, а Агриппа попытался обойти его своим правым крылом. Затем вперед стали выдвигаться другие дивизионы Антония, и сражение стало всеобщим. «Когда они вступили в бой, – пишет Плутарх, – корабли не шли на таран, потому что суда Антония по причине своей огромной массы были не способны развить нужную скорость, чтобы удар был эффективным. А корабли Октавиана, с другой стороны, не осмеливались идти в лобовую атаку на корабли Антония, которые имели острые медные тараны; они даже не старались врезаться им в борта, которые были настолько укреплены огромными квадратными кусками древесины, соединенными железными болтами, что носы их собственных кораблей вдребезги разбились бы о них. Таким образом, битва напоминала сухопутное сражение или, правильнее сказать, нападение и оборону укреплений, так как вокруг каждого судна Антония всегда было три-четыре корабля Октавиана, которые забрасывали его копьями, дротиками и огненными снарядами; а люди Антония использовали катапульты и другие машины, чтобы метать вниз метательные снаряды с деревянных башен».