Что осталось после нее - Элен Мари Вайсман

Проходили недели. Клара слабела с каждым днем. У нее не было сил бороться, и ее поражало упорство могильщика. Даже когда тяжелый снег осел на ветках кедровых деревьев и забился в решетки на окнах, Лоуренс продолжал расчищать дорожки на кладбище, чтобы выкопать последнее пристанище для очередного пациента. Ближе к концу декабря он оставил попытки разбить замерзшую землю, но ненадолго. Спустя несколько недель, когда в январе началась не по сезону длинная оттепель и ледяная вода переполнила русло реки Мирс, угрожая выплеснуться на заснеженные берега, он вновь приступил к работе.

Каждый день Клара молилась о том, чтобы он быстрее выкопал могилу и для нее. Их выводили в столовую и два раза в день в туалет. В остальное время она день и ночь сидела прикованной к кровати, спала или рассматривала грязную простыню. Так же как у большинства женщин в изоляторе, ее месячный цикл не совпадал с расписанием посещения ванной, поэтому на ее сорочке оставались засохшие пятна мочи, крови, фекалий. Зловонные простыни тоже были грязными. Когда у нее начинались месячные, ей давали ветошь, чтобы подложить в трусики. Тряпки можно было постирать, когда пациентов водили в туалет. Если повезет, после еженедельной ледяной ванны она получала чистую сорочку, но их обычно не хватало.

Порой в здании раздавались крики и вопли, но в палате, куда определили Клару, было сравнительно тихо: в ней слышались только плач, кашель и приглушенное бормотание пациенток, которые разговаривали сами с собой. В изоляторе работали охранники, не имевшие специального образования; по вечерам пациентам давали дозу лауданума, из-за чего они впадали то в мутный сумеречный ступор, то в бессознательное состояние.

Клара даже полюбила горьковатый привкус лауданума. Он напоминал лакрицу, смешанную с сахаром и землей. Она ждала, когда вслед за онемением языка наступит бесчувствие и она перестанет задыхаться от горя, которое огромной тяжестью давило ей на грудь. Несмотря на лекарство, ей постоянно снился один и тот же кошмар: она видела худенькую плачущую Беатрис в запачканной рубашечке. Девочка лежала в центре огромного помещения на одной из сотен металлических кроваток, в каждой из которых кричал чахлый младенец.

Каждое утро, когда действие лекарства заканчивалось, Клара открывала заплаканные глаза. Когда она вспоминала, как забрали Беатрис, у нее внутри начинал ворочаться ужасный комок. Она лежала на кровати, мечтая о смерти, а невыносимое горе превращало ее кровь в свинец, сердце — в камень, а мускулы — в гранит. Она закрывала глаза, мечтая вернуться назад, но горе выдергивало ее на свет божий, словно для того, чтобы наказать. Она билась в агонии и сходила с ума.

Первые дни, после того как ее перевели в изолятор, она пыталась поговорить с санитарами, умоляла выпустить ее, чтобы идти искать дочь, пока ее не увезли слишком далеко, пока она не потеряла ее навсегда. Санитары были глухи к уговорам пациентов; они не обращали на нее внимания и равнодушно тащили по коридору, насильно укладывали в кровать, грубо застегивали кандалы вокруг лодыжки. Однажды, когда ее повели в туалет, она толкнула сопровождающего с такой силой, что он упал. Клара побежала по коридору, но в его конце наткнулась на закрытую дверь и других санитаров, которые и отвели ее обратно в палату.

Прошла еще неделя. Она решила отказаться от еды. Но санитары это заметили и потребовали от нее доесть засохшую в тарелке жидкую кашу. Она покачала головой, и тогда один из них сдернул ее со стула и со всей силы дал пощечину. Санитар сказал, что если она не будет слушаться, ей несдобровать. Из рассеченной губы пошла кровь, и она, чуть не подавившись, проглотила ложку каши. Потом Клара ругала себя за то, что ей не хватило силы духа стоять на своем, пока они не изобьют ее до смерти. Беатрис у нее забрали, и она навсегда останется в психбольнице. Зачем ей жить дальше?

Потом, в конце февраля, ей снова приснилась Беатрис. Она увидела ее взрослой женщиной: темные блестящие волосы ниспадали ей на плечи, она была одета в желтое платье. Беатрис вошла в комнату, похожую на больничную палату, опустилась на колени и улыбнулась, хотя в ее глазах блестели слезы. Утром Клара почувствовала, что груз на душе как будто стал легче. Конечно, он продолжал давить на нее и приносить боль, но сердце больше не казалось разбитым на кусочки. Сон был таким ясным, словно все происходило на самом деле: Клара вдыхала аромат духов Беатрис, касалась ее нежной кожи. Она верила, что это был не просто сон. Но она никогда не узнает, что стало с ее дочерью, если до конца жизни будет сидеть в изоляторе.

В тот вечер Клара не стала глотать лауданум, а спрятала его за щекой. Медсестра пошла к следующему пациенту, а она поднесла одеяло ко рту и сплюнула таблетку. Несколько недель она подражала накачанным наркотиками пациенткам, чтобы не привлекать к себе внимания. Первого марта, когда доктор Роуч, совершая обход, пришел в изолятор, она, глядя ему в глаза, признала, что для Беатрис будет лучше, если ее воспитает другая женщина.

Иззи, задыхаясь, попыталась повернуться на металлическом столе в камере морга. Ничего не вышло. В узкой ячейке было слишком мало места, чтобы согнуть колени и приподняться. Она пнула ногой по низкому потолку и заколотила руками по стенкам.

— Эй, выпустите меня! — закричала Иззи.

За деревянной изолированной стенкой послышался топот и сдавленный смех. Раздался стук открывающейся двери и скрип ее петель. А потом стало тихо.

— Помогите! — снова крикнула она.

Иззи задрала руку и стала стучать по дверце, царапая кожу. Прошло несколько секунд. Бесполезно. Никакого ответа. Она перестала стучать и, сделав над собой усилие, затаилась, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Иззи закрыла глаза и досчитала до десяти, чтобы не впасть в панику. «Они вернутся, — подумала она, — они выбежали в коридор, чтобы отсмеяться. Они сейчас вернутся». Вдруг она почувствовала невыносимо приторную вонь гнили и формальдегида. Девушка стиснула зубы, стараясь не дышать. Из-за нехватки кислорода кружилась голова.

— Ну ладно, пошутили и хватит! — заорала она. — Вытащите меня! Алекс! Джош!

Опять тишина. А если это не шутка? Вдруг она вспомнила, как Алекс кричала, чтобы ее отпустили, а потом кто-то словно заткнул ей рот. Может, они и ее в камеру положили?

— Алекс! — позвала Иззи. — Ты здесь?

Тишина. «Да что происходит, черт возьми?!» Иззи подумала о том, что Алекс ее предупреждала: раз Шэннон извинилась, ей нужно быть настороже. Вдруг ее затошнило, во рту появился привкус желчи. Неужели это Шэннон подговорила Джоша, Кристал и Дэйва? Потом она догадалась: они потащили Алекс по подвалу и лестнице к выходу, а значит, она не поймет, что Иззи с ними нет, пока они ее не отпустят! Страх ледяными пальцами сжал ей горло. Алекс и не подозревает, что Иззи лежит в камере морга!

Стараясь глубоко дышать, она стала припоминать, как они разбились на группы. Кто решил, что ее группа отправится исследовать морг? Неужели она настолько боялась снова идти в Уиллард, что ничего не заметила и даже не заподозрила, что против нее что-то замышляют?